закончить. Мы просим передать дело по обвинению подсудимого в убийстве первой степени на рассмотрение главного суда первой инстанции.
— Попросите отсрочку, — обратился я к Ньюберри.
Ньюберри покачал головой:
— Это ничего не даст. Мы не будем приводить аргументы защиты. Я никогда не делаю этого на предварительном слушании. Иначе мы раскроем наши карты и…
Я перебил его и сказал шепотом:
— Они не предъявили ничего, кроме нескольких косвенных улик и…
Ньюберри не дал мне возможности закончить мысль:
— Не будьте смешным. Они предъявили отпечатки пальцев с плавучего дома. Они доказали, что орудие убийства принадлежит Колхауну. Они доказали, что мой клиент в два часа ночи приехал в мотель «Мэйпл Лиф» за оружием. Он собирался вытащить из заварухи свою ненаглядную и ради этого убил контрабандиста.
— Колхаун не способен на такое, — сказал я. — Ради Бога, ходатайствуйте об отсрочке!
Судья Полк спросил:
— Джентльмены, у защиты есть заявления?
— Просите отложить слушание хотя бы на полчаса, — убеждал я.
Колхаун посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на своего адвоката.
— Хуже от этого не будет, — сказал он Ньюберри.
Ньюберри неохотно поднялся.
— У защиты возникли вопросы по процедуре, — сказал он. — Просим сделать перерыв в заседании на полчаса.
Судья Полк посмотрел на часы:
— Суд объявляет пятнадцатиминутный перерыв.
Этого достаточно, чтобы адвокат мог посовещаться с клиентом.
Судья Полк покинул свое место и ушел в судейскую комнату.
Я схватил Ньюберри за руку и потащил его и Колхауна в пустой угол зала, где мы тем не менее оставались под бдительным оком помощника шерифа.
— Вы мне лгали, — сказал Ньюберри Колхауну.
— Я скрыл только несущественные детали. Я ни в коем случае не мог допустить, чтобы Нэннси оставалась замешанной в деле. Да, я ездил в мотель. Я хотел забрать револьвер. Я думал, что смогу остаться и защитить ее. Но Нэннси сказала, что револьвера у нее нет, что она отдала его этому писаке, Колберну Хейлу.
— И это вывело вас из себя? — спросил я.
— Естественно, меня это жутко разозлило. Я дал ей оружие только ради ее собственной безопасности!
— И как вы дальше поступили?
— Я отвез Нэннси в Мехикали, в отель «Люсерна», снял комнату и оставил ее там. Затем я вернулся обратно через границу и зарегистрировался в отеле «Де Анза».
Я покачал головой и сказал:
— Вы опять не говорите правды. Вы поехали к тому месту, где находился пикап. Что заставило вас войти в плавучий домик?
— Я не входил туда, — сказал Колхаун.
— Ладно, что же произошло?
Колхаун сказал удрученно:
— Я скрывал это от вас. Мне не следовало так поступать, но я беспокоился о собственной безопасности.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал я. — У нас мало времени.
— По дороге в Калексико в свете фар я увидел пикап с прицепом. Дверца домика на прицепе открылась, и оттуда спрыгнул человек. Он со всех ног бросился бежать к кювету. Чтобы вырваться из луча света, он метнулся в сторону и исчез во мраке.
— И что вы сделали?
— Было около двух часов ночи. Я остановил машину, подошел к плавучему домику и громко осведомился, не требуется ли моя помощь. Ответа не последовало. Я постучал кулаком в дверь. Вероятно, в тот момент я прислонился левой рукой к стенке домика.
Потом я передумал — в конце концов, это было не мое дело. Я еще раз покричал, но мне никто не ответил, и я сел в машину и поехал в Калексико. Я сразу же отправился в мотель «Мэйпл Лиф» и действительно имел разговор с Нэннси, который услышал этот человек из номера напротив. Я перевез Нэннси через границу и устроил в отеле, где, как мне казалось, ей будет спокойнее. Я хотел вырвать ее из цепких рук ее дружка.
— А что с револьвером?
— Я велел Нэннси отдать револьвер мне, поскольку знал, что у нее будут неприятности, если она попытается перевезти оружие через границу. Но она сказала, что одолжила его Хейлу. Признаюсь, это меня разозлило: я рискую, стараясь защитить ее жизнь, а она отдает мой револьвер какому-то ничтожному писаке.
Я повернулся к Ньюберри:
— Ну вот, все прояснилось. Теперь вам придется предпринять героические усилия.
— Что вы хотите этим сказать?
— Они привлекут его к суду, если вы не будете действовать с максимальной энергией.
— Его в любом случае привлекут к суду. Я даже не стану возражать. Я не выдвину и малейшего аргумента, разве что заведу старую песню о том, что в деле нет ничего, кроме разрозненных косвенных улик, что достоверно установлен лишь факт убийства с использованием револьвера подсудимого, что отпечатки пальцев на домике могли быть оставлены когда угодно, что выстрелить из револьвера тоже мог кто угодно. Дальше этого я не пойду.
— И вашего клиента отдадут под суд.
— Разумеется, его отдадут под суд.
Я взглянул на Колхауна:
— Вам улыбается такая перспектива?
— Господи! Конечно нет! — воскликнул он.
— Но этого нельзя предотвратить! — сказал Ньюберри. — Он влип.
— Можно, если вы сейчас сыграете правильно, — заметил я.
Ньюберри бросил на меня взгляд, полный ненависти:
— Не собираетесь ли вы учить меня, как вести дело?
Я посмотрел прямо ему в лицо и твердо сказал:
— Да, собираюсь.
— Бросьте эту затею, — предупредил Ньюберри. — Я не знаю, Лэм, какую роль вы сыграли в этом деле, но думаю, вы сами по уши в дерьме. Вы уверены, что не вы были тем человеком, которого Колхаун видел бегущим от прицепа?
— Я в этом уверен, — ответил я. — И если бы вы немного пораскинули мозгами, мы могли бы посадить их в калошу за несколько минут.
— Вы сошли с ума, — сказал он. — В криминалистике это аксиома: не высовывайся на предварительном слушании. Ты допрашиваешь свидетелей, изо всех сил сражаешься с обвинением, а в результате только раскрываешь свои карты и в дальнейшем благополучно проигрываешь процесс.
— К черту ваши аксиомы! — возмутился я. — Я веду речь о конкретном случае. Стоит вам допустить передачу дела в суд, и об этом все газеты страны тут же сообщат на первых полосах.
— Прессу нельзя контролировать, — сказал Ньюберри. — В нашей стране она свободна. Можно печатать любые новости, лишь бы они оказались правдой.
— Но теперь в деле появился след женщины. Представьте, какой простор вы открываете для журналистов: