— Слишком широко расставлены глаза, — сказала она.
Я сделал еще один рисунок.
— Слишком изогнутые брови. У того человека они прямые. И что-то не так со ртом. У вас уголки рта загнуты вверх, а у моего знакомца прямая линия рта.
— Как насчет скул?
— Высокие… Вот-вот, вы верно ухватили… Дональд, у вас получается! Почти вылитый он! Прекрасный набросок. С карандашом в руках вы гений, Дональд.
— Я всего лишь следовал вашим указаниям, — заметил я скромно.
— Здорово! Так здорово, что я начинаю бояться.
— Чего бояться?
— Ну, вы взяли с моих слов какие-то штрихи и соединили их в завершенном портрете, и он так похож, что я готова его опознать. И все-таки… Чем больше я на него смотрю, тем больше подозреваю себя в самовнушении. Я узнаю одну черту, узнаю другую, потом вижу их во взаимодействии… Словом, получается, что я сама себя гипнотизирую.
— Если вы правильно охарактеризовали каждую черту в отдельности и на рисунке они воспроизведены точно, беспокоиться не о чем.
— Понимаю, и тем не менее.
Я перебил ее:
— Вы уверены в точности своего описания? Не может ли оказаться… Ну, например, что там был я?
Она расхохоталась:
— Не прикидывайтесь индюком, Дональд! Я думаю, если у вас возникнет желание посмотреть на раздевающуюся женщину, вам не придется для этого торчать под окном.
— Не выглядел тот мужчина больным или несчастным?
— Вроде нет. Трудно объяснить, Дональд. Мои ощущения сможет понять только женщина.
— Увы, я не женщина.
— Ничуть не сомневаюсь… Видите ли, когда вы уверены в своем уединении и вдруг видите мужское лицо, глазеющее из темноты…
— Вы закричали?
— Закричала, попыталась прикрыться чем-нибудь, а потом кинулась к телефону звонить в полицию.
— А мужчина что?
— Я видела, как он побежал, но через несколько шагов его поглотила темнота.
— Что вы делали потом?
— Прежде всего опустила штору… Знаете, Дональд, номера в мотеле спланированы весьма своеобразно. Это окно в задней стене расположено там, где его и не ждешь. Выходишь из ванной, и вдруг оказывается, что ты прямо перед окном, о котором даже не подозревала.
— Как, по-вашему, долго тот мужчина там околачивался?
— Понятия не имею. Я ни на что не обращала внимания. Долго была за рулем и прямо-таки мечтала о горячем душе и об ужине.
— Какого он роста, если, например, сравнить со мной?
— Ну, судя потому, что видно было в окне, он старше вас и крупнее, то есть выше и шире в плечах. Он…
Задребезжал звонок.
Она нахмурилась:
— Кого принесло в такой час? — Посмотрев на часики, она заметила: — Пора открывать салон. Минуточку, Дональд…
Я замер на своем месте, прислушиваясь к звукам в коридоре. Она открыла дверь, и раздался голос Фрэнка Селлерса:
— Извините, мадам. Не хотелось тревожить вас с утра, но… Я — Фрэнк Селлерс из полиции Лос- Анджелеса, а это сержант Рэнсом из местной полиции. Нам надо с вами поговорить.
— В данный момент я ужасно занята, — запротестовала она.
— Достаточно нескольких минут, — сказал Селлерс и вошел. Другой голос, наверное сержанта Рэнсома, произнес:
— Я знаю, как вы заняты, мисс Харт, но мы расследуем серьезное преступление.
— Боже, что я могу об этом знать? Неужели опять история с Томом-соглядатаем?..
— Совершенно верно, — откликнулся Фрэнк Селлерс. — Думаю, мы установили его личность. Его опознали другие пострадавшие. Если и вы это подтвердите, мы сможем закрыть дело. Этот парень весьма скользкий тип, жуткий проходимец… Вот его портрет…
На минуту воцарилась тишина, нарушаемая какими-то шорохами.
— О Боже! — вскричала Элен Харт.
— Да ведь это не Том-соглядатай! Это сыщик…
— Который? — холодно переспросил Рэнсом, едва она прикусила язык.
— Он… он в кухне, — пролепетала Элен Харт.
Они буквально ворвались в кухню. Селлерс перегнулся через стол, сгреб пятерней ворот моей рубашки, поднял меня с табурета и зарычал:
— Ах ты, коротышка, сукин сын, надеялся замести следы!
— Не трогайте его, — закричала Элен Харт.
— Он оказал сопротивление при аресте, — заявил Селлерс и нанес мне такой удар в нижнюю челюсть, что я стукнулся головой о стену. Комната завертелась каруселью, и меня засосало черное небытие.
Когда сознание вернулось, на руках у меня были наручники: Элен Харт в ярости выдавала по тысяче слов в минуту:
— Не понимаю, чего вы добиваетесь. Мне приходилось слышать о грубости полицейских, теперь я убедилась на собственном опыте. Вы ударили беззащитного человека… Единственное, чего он хотел, — найти настоящего Тома-соглядатая. По моему описанию он нарисовал абсолютно точный портрет, и я его идентифицировала.
— Где ж он? — спросил Рэнсом.
— Вот несколько набросков, — она продемонстрировала рисунки, — а вот окончательный портрет.
— Тьфу, — фыркнул сержант Селлерс. — Этот парень пускал вам пыль в глаза. Он и есть Том- соглядатай. Его уличили. И мотивы у него есть. Он замешан в убийстве.
— Ни в чем он не замешан, — заявила Элен Харт. — Я буду протестовать…
— Послушайте, мисс Харт, — сказал Рэнсом успокаивающе, — вы недооцениваете опасность нашей работы.
Этот человек собирался напасть на Селлерса.
— Собирался напасть на Селлерса! Ну вы даете! — бушевала она.
— Да как он напал бы на этого громилу?
Ударь он офицера кулаком, руку бы сломал. И не выдумывайте ничего, я сама все видела. Я плачу налоги и имею право осуждать неправых.
— Ладно, — уступил сержант Рэнсом, — сожалею, что так вышло. Селлерс малость поторопился. Он не спал целую ночь из-за этого дела.
— Да уж, задал мне Лэм работенку, — сказал Селлерс. — Он припрятывал улики, он темнил, выворачивал факты наизнанку. И не надо, леди, рассказывать, будто он невинный агнец. Разве он и вам не пудрил мозги, подсовывая свои идейки? Он смазливый парень и знает, как подойти к даме.
— Он ни к кому не подходил, — отрезала Элен Харт. — Что мне самой нужно было, то я и получила. И от своих слов не откажусь.
Рэнсом заметил, как дрогнули мои ресницы, и сдержанно сообщил:
— Нашего полку прибыло, сержант.
