– Нет, но...
– Никаких но, нет вполне достаточно. Это значит, я навязываю вам занятие, которое вас совсем не привлекает. Для меня это совсем непереносимо. Поэтому не лучше ли искупаться?
– Ну, возможно. Но я даже не думала... и не взяла купальный костюм...
– И не можете теперь вернуться домой, чтобы не нарваться на тетушку. Мелочи. Любая женщина, которая в бикини выглядит так фантастически, как вы, должна менять их каждый день. – Саймон встал. – Идемте, и прошу вас приготовиться к любимому женскому занятию – безумному налету на галантерейные магазины.
Любые доводы были бы потерей времени, поэтому бугатти сорвался с места и через несколько минут уже мчался по шоссе. В ближайшем курортном местечке Романьоли они нашли магазинчик возле пляжа, имевший в продаже необходимый минимум купальных костюмов, и в мгновение ока Святой уже стоял на пляже в плавках, разглядывая Джину, выходившую из кабинки в чем-то, приближавшемся к костюму Евы настолько, насколько позволяли приличия.
– Я не заметила, чтобы вы что-то покупали, – удивленно заметила Джина.
– В этом не было нужды, – не смущаясь, ответил он. – Все было в машине, так, на всякий случай, если бы мы вдруг решили изменить в программу. А теперь – в воду, освежимся, пока вы не довели половину мужчин на этом пляже до инфаркта.
Они купались, смывая пыль и пот жаркого дня, пока не почувствовали себя свежими и достаточно остывшими, чтобы снова жариться на солнце, которое опять стало доставлять им радость. Когда вышли на берег, одетый в белое официант поклонился им, протягивая меню.
– Экко ля мета делле виванде[15], синьор, – сказал он. – Я уверен, что вы уже решили пообедать в лучшем ресторане на нашем пляже.
Саймон уже заметил несколько ресторанчиков, эффектно украшенных противосолнечными маркизами, и догадался, что наиболее расторопные хозяева не оставляли выбор клиентов на волю случая.
Трудно было устоять перед такой инициативой.
– Что вы рекомендуете?
– У нас все на уровне, но лангусты – нет слов. Прошу подождать, я покажу.
Кельнер поспешил удалиться, чтобы через несколько минут вернуться с проволочной корзиной, в которой барахталось несколько живых арагосто, слабея в напрасной борьбе с судьбой...
– Думаю, они могут надоесть, если прожить здесь достаточно долго, – сказал Саймон, – но пока я далек от этого. А вы, Джина?
– Кухня донны Марии не отличается экзотичностью, так что это для меня большой соблазн.
– Значит, надо воспользоваться случаем. – И Саймон заказал обед.
Кельнер принял заказ и ушел, пообещав прислать за ними, когда все будет готово; они разостлали на песке взятые напрокат полотенца и улеглись на них, отдавшись блаженной лени.
– В такие минуты, – сказал Святой, – я часто задумываюсь, кем был тот болван, который выдумал, что работа дает удовлетворение. Или это был гений, который придумал, как дурить простаков, чтобы они делали неблагодарную работу, да еще и любили ее.
– Но ведь должно быть у вас какое-то занятие? – спросила Джина.
– Я стараюсь, чтобы оно было как можно реже.
– Вы говорили об участии в делах дяди Алессандро.
– Разве похоже, что у меня могут быть с ним общие дела?
– Нет, – уверенно сказала она и удивленно раскрыла рот. – Я имею в виду...
Он поморщился:
– Вы имеете в виду то, что сказали. Мне никогда не убедить вас, что я вхож в обычный мир бизнеса, поскольку вы прекрасно помните то, что читали о моих приключениях сверх программы вашего образования. Кроме того, вы, очевидно, понимаете, что тайные делишки дядюшки Ала гораздо хуже любых, в которые может быть замешан такой относительно порядочный авантюрист, как я.
– Я этого не говорила, – взорвалась Джина. – Знаю, все говорят, что он сделал деньги на контрабанде алкоголя, на всяких махинациях и Бог весть на чем еще там у вас в Штатах; знаю, что у него были проблемы с полицией из-за налогов или что-то в этом роде. Когда я училась в пансионе, об этом писали в газетах и ко мне приставали все девочки – из-за фамилии. Я не отважилась признаться, что он мой близкий родственник. Потом он мне рассказывал, что все порядочные люди поддерживали с ним отношения, но американцы очень себе на уме, и он просто наткнулся на нечестных политиков. Он всегда был так добр к нам...
– Разумеется, и поэтому, когда он в телефонном разговоре сказал, что я хочу ему навредить, и попросил использовать эту встречу, чтобы вытянуть из меня все, что возможно, вы сочли себя обязанной выполнить поручение.
Вначале глаза ее вспыхнули от гнева, она, видимо, собралась возмущенно возразить, но потом это пламя погасло в предательской влаге. Губы задрожали, и она вдруг закрыла лицо руками.
Саймон сочувственно похлопал ее по плечу:
– Не надо расстраиваться, у вас, просто нет такого самообладания, как у Маты Хари.
– Вы чудовище, – всхлипывала она.
– Ни в коем случае. Я милый парень с хорошая манерами, который не может отказать прелестной девушке. В доказательство я постараюсь ответить на все ваши вопросы.
Мягкий атлас ее кожи продолжал вздрагивать под его рукой, отвлекая внимание и волнуя мысли, но Саймон настойчиво продолжал гнуть свое:
– Нет, я не полицейский. Нет, я не работаю на ФБР и ни на какую-то другую правительственную службу. Да, в отношении вашего дяди Алессандро у меня самое плохое мнение. Я считаю, что он очень плохой человек, что на его совести множество убийств, не считая преступлений поменьше, но есть одно преступление, где в его вине я абсолютно уверен, и постараюсь добиться, чтобы он понес за него ответственность. Если, конечно, ему не удастся прикончить меня раньше.
Она внезапно выпрямилась, и Саймону пришло в голову, что только очень юная особа может так дивно выглядеть с покрасневшими глазами и слезами на щеках.
– Хватит, – сказала она, – лучше отвезите меня домой.
– Не перед обедом. Как бы вы могли жить с сознанием, что напрасно отправили на смерть одного из этих лангустов?
– Я надеюсь, вы съедите обоих.
– С чего бы мне заниматься обжорством? От того, что вы не хотите слышать правду?
– Не могу я вас слушать. Это было бы нелояльно. Вы плохо говорите о моей семье, называете дядю Алессандро убийцей. Я хочу вернуться домой.
– А вам не кажется, что было бы лучше, если бы Аль Дестамио вовсе не был вашим дядей?
Эффект оказался сильнее, чем он ожидал. Внезапная реакция Джины соединила всю гамму явлений – от вытаращенных глаз и отвисшей нижней челюсти до каталептического оцепенения и полного отключения от внешнего мира.
После такой явной реакции не имело смысла молчать или притворяться.
– Значит, вы знаете, – наконец, шепнула она.
– Ну, пока еще только подозреваю, – откровенно сознался Саймон. – Не могу пока доказать. Но надеюсь, что скоро смогу. Мне нужна помощь. И думаю, вы можете это сделать. Сейчас вы дали мне понять, что подозреваете то же самое, правда?
Он не спускал с нее взгляда своих голубых, как магические кристаллы, глаз, словно предлагая попытаться перехитрить их. Но на этот раз она и не пыталась противостоять их силе.
– Да, – призналась она, – уже давно. Но сама боялась в это поверить, хотя и отдавала себе отчет, как бы мне этого хотелось.
– Но если бы оказалось, что мы с вами правы, – продолжал он, и признание их интересов словом мы прошло так гладко, что она, скорее всего, ничего и не заметила, – дл вас это стало бы началом новой жизни.
– Да.
