– Ну, так в чем проблема? Аль просит вас поучаствовать в чем-то, что вам кажется грязным делом, потому что опасаетесь возможной ошибки и последствий для вашей семьи. Я не из полиции, но зато помешан на справедливости. Считаю, я для вас просто дар Божий.
– Вы просто прелесть, – сказала она и, стремительно наклонившись, горячо поцеловала его.
У Саймона возникло подозрение, что пребывание в монастырском пансионе не смогло окончательно подавить ее средиземноморские инстинкты.
– Ла паста э пронта[16], – сообщил излишне услужливый официант с идеальной пунктуальностью.
2
Зал ресторана оказался верандой, затененной тростниковыми циновками, с видом на море и пляж, а кухня и все хозяйство размещались в щитовом домике сзади. Погреб заменял огромный застекленный холодильник, из которого извлекали вино, охлажденное до температуры горного потока, при которой нужно пить его в этом климате, особенно если речь идет о крепких сицилийских сортах. Сам обед, приготовление которого требовало немалого труда, чтобы качество блюд не обмануло ожиданий, мог оправдать перерыв в чем угодно, кроме того, что было прервано услужливым официантом. Но зато Святой получил возможность выслушать до конца исповедь Джины в не столь бурном настроении.
– Это чувство... оно нарастало многие годы. Сначала все казалось таким неправдоподобным, что я даже смеялась. Но мелочи складывались вместе, и не видеть этого было нельзя. Теперь, как я вспоминаю, все началось тогда, когда дядя Алессандро лежал больной в Риме. Я говорила вам, что этот период моей жизни помню плохо, была еще слишком мала. Знаю, что у него был рак, и мне кажется, говорили, что он неизлечим, но теперь донна Мария утверждает, что я ошиблась, это вовсе был не рак и дядя выздоровел. Такое возможно?
– Вообще-то возможно. Скажем, врачи ошиблись. Или было что-то вроде лечения – операция, облучение или даже то, что называют самоизлечением, когда врачи не знают почему, но человек вдруг выздоравливает.
– Но ведь такое случается нечасто?
– Не слишком часто, если случай считался неизлечимым, а пациент выглядит таким здоровым, как Аль несколько дней назад.
– Меня удивило, что в семейных альбомах нет никаких фотографий дядюшки Алессандро в его молодые годы. Когда я спросила донну Марию, та сказала, что в молодости он был очень суеверен и никогда не позволял себя фотографировать. А потом мать одной девушки, которая знала все обо всех, сказала мне, что, видно, дядюшке подлечили не тело, а мозги, раз у него так здорово пошли дела в Америке, а здесь в Италии он только промотал остаток семейного капитала.
– В самом деле.
– Ох да. Даже дядюшка, когда у него еще не было проблемы с речью, рассказывал мне, как глуп был наш дядя и какие безумные идеи поглотили все его деньги. И я не могла поверить, что он вдруг стал другим человеком.
Саймон кивнул.
– Если он просто не другой человек.
– Но как это может быть? Разве дядюшка...
– У которого голова, скажем так, не слишком варит...
– И донна Мария...
– Да, она должна быть в это замешана. – Святой спокойно выдержал ее взгляд. – Прошу не убеждать меня, что вы представить себе не можете, чтобы такая милая, любезная старая дама была замешана в нечто неприличное.
Джина даже не пыталась возражать. Казалось, она как-то повзрослела. Только спросила:
– Почему?
– Ну, теперь, когда мы все знаем, можно найти множество ответов.
– Вы хотите, чтобы я вам верила, – сказала она после паузы, – но вы все еще не рассказали о себе... Если вы не детектив, то как случилось, что вы заинтересовались дядей Алессандро?
Он на миг заколебался, но, решив, что риск для него невелик, рассказал всю историю от случайной встречи с покойным Джеймсом Астоном до пластиковой бомбы, которую обезвредил предыдущей ночью, не упоминая только о своей беседе с Марко Понти. Она слушала с широко раскрытыми глазами, прикусив губу.
– Мне трудно в это поверить... Бомба перед нашим домом, когда мы сидели за столом...
– Самое время для таких вещей. Ведь трудно подложить бомбу в машину, когда в ней кто-то сидит и едет со скоростью шестидесяти миль в час.
Весь этот разговор был растянут во времени перерывами, необходимыми для дегустации, обоняния, жевания, глотания, поглощения и наслаждения, и к тому же прерывался официантом, который подавал, менял тарелки и напрашивался на восхищение.
Позднее, после одной из пауз, посвященной оценке гастрономии и приведению в порядок мыслей, Джина заметила:
– Я когда-то задумывалась, как можно выяснить, что дядя Алессандро и мой дядя – один и тот же человек, но, честно говоря, это выше моих сил.
– Если дело только в этом, то нет проблем. Меня всегда упрекали, что у меня нет нервов. Что нужно сделать?
– Все очень просто. Если моего дяди нет в живых, а этот человек – мошенник, то настоящий дядюшка должен быть похоронен в семейном склепе. Нужно только открыть склеп и взглянуть.
Святой наморщил лоб.
– Разве одно автоматически вытекает из другого? Разве не правдоподобнее, что они похоронили его где-то в другом месте, под другим именем?
– О нет? Я не могу поверить, чтобы они зашли так далеко. Вы не знаете, до чего на Сицилии придерживаются традиций во всем, а особенно в такой старинной семье, как моя. Даже если донна Мария и дядюшка позволили этому Алессандро Дестамио выдавать себя за моего дядюшку ради денег или по другой причине, ничто бы их не заставило согласиться похоронить настоящего дядю под фальшивой фамилией и не в склепе, где хоронили всех членов рода Дестамио уже триста лет. Это было бы святотатством.
Саймон задумался над этим, деликатно манипулируя ножом и вилкой с последним аппетитным кусочком. С психологической точки зрения это было возможным и одновременно давало прекрасное обоснование дальнейшим действиям.
– Вы не хотите побеспокоить предков, спящих вечным сном в склепе? По крайней мере, показать мне, где это, и заглянуть туда?
– Я поеду с вами.
Обед был увенчан поданными на десерт великолепными свежайшими золотистыми персиками, достигшими вершины прекрасной сахарной спелости, после чего Джина заказала кофе, а Святой предпочел закрепить нежный вкус фруктов бокалом вина на дорожку.
– Когда у вас появится желание встать из-за стола, – сказал он, – вы могли бы одеться и отправиться посмотреть на заведеньице? Прошу простить мне это выражение. Все равно нельзя сразу идти в воду, объевшись до такой степени.
Так что чуть позже они уже вернулись в Палермо, следуя указаниям Джины, причем Святой мысленно отмечал на карте в своем мозгу каждый поворот, чтобы найти его днем или ночью. Вдали замаячила группа стройных кипарисов, которые в Италии служат отличительным знаком любого кладбища.
– Наш склеп вон там, – показала Джина.
Скорее не склеп, а мавзолей, занимавший большой участок кладбища, сооружение из гранита и мрамора настолько солидное, что Саймон принял его вначале за часовню. Входные двери из дуба,
