Смотритель Свенельд выделил на нужды команды Мефодия старенькую «Ладу»-«шестерку», под капотом которой, правда, скрывался новый, доведенный почти до совершенства форсированный движок.
Мигель с кислой миной прошелся вокруг автомобиля, попинал покрышки, зачем-то покорябал ногтем маленькую трещинку на лобовом стекле, сунул свой гордый испанский нос в багажник, после чего поинтересовался у ответственного за гараж исполнителя Матвея, бывшего сослуживца Мигеля и Мефодия по Пятьдесят Пятому сектору:
— А где мой «Рэнглер»? Только не говори, что расколошматили, а то меня удар хватит!
— Да нет, не расколошматили, — успокоил его завгар. — Живой он и здоровый. Только продали мы его, когда в подполье уходить надумали, чтоб не светиться — тачка больно приметная.
— Ну и кто вы после этого? — оскорбился Мигель, непонятно, то ли притворно, то ли на самом деле. — Да я ж за ним как за дитем малым присматривал, полировочкой натирал, бензинчиком только отборным поил, про масло дорогущее вообще не говорю…
— Это не ко мне, это к Свенельду претензии, — перевел стрелки Матвей. — Он как в должность вступил, так сразу «Рэнглер» твой продал. Мы на те деньги потом пять «Жигулей» купили и один почти новый «Москвич». Свенельд сказал, что раньше надо было так сделать…
— «Москвич» вы купили?! Держите меня, я его сейчас убью! — вскричал Мигель и шагнул к завгару. Но никто его держать не собирался — все, в том числе и сам Матвей, знали, что мастер, по своему обыкновению, придуривается. — Да за мой драгоценный «Рэнглер» можно было весь АЗЛК скупить! — неистовствовал мастер. Поняв, что на его угрозы всем попросту наплевать, он передумал убивать принесшего дурные вести гонца Матвея. — Вот, значит, чем вы тут занимались, пока я в Нью-Йорке кровь проливал!
— Чего ты разорался? Я же сказал: все претензии к Свенельду, — как ни в чем не бывало повторил Матвей.
Исполненный гнева Мигель собрался было в сердцах стукнуть кулаком по капоту «шестерки», но вспомнил, что ездить-то на ней, помятой, опять же ему, и отказался от этой затеи.
— Знаете хоть, кому продали? — тяжко вздохнув и остывая на глазах, полюбопытствовал мастер.
— Конечно, знаем, — ответил Матвей. — Такую технику не всяк староболотинец себе позволит. Барыга один прикупил, из этих… из новых… У него еще четыре магазина в Северо-Восточном районе. Сказал, что «Рэнглер» твой ему якобы для жены в подарок.
— Не Кирилл ли Ятаганов его звать? — как бы между прочим поинтересовался Мефодий.
— Да, по-моему, Ятаганов, — кивнул завгар. — Не я джип продавал, поэтому точно не скажу.
— Скажи спасибо, что не ты! — проворчал Мигель. — А то я бы устроил тебе такую сезонную распродажу со скидками на пол!..
Матвей пренебрежительно махнул на Мигеля рукой, бросил ему ключи от машины и удалился.
Опробовать полученный транспорт отправились втроем. Мефодий не держал в руках руль со времен своего головокружительного нью-йоркского автопробега, поэтому вызвался быть водителем. Мигель нисколько не возражал, передал ему ключи и буркнул:
— Да таким дерьмом не то что рулить — заводить его противно!
Стараясь не привлекать внимания автоинспекции, акселерат аккуратно вел автомобиль по главным улицам Староболотинска, с интересом разглядывая где-то изменившийся, а где-то оставшийся прежним родной город.
— Так, значит, твой незабвенный братец Кирилл сейчас на моей машине катается? — первым нарушил молчание Мигель.
— Не он, а его жена, — поправил Мефодий. — Хотя, если честно, я за ней раньше тяги к автовождению не замечал.
Мигель и Кимберли были в курсе, что Раиса Ятаганова, прежде чем стать законной супругой предпринимателя Ятаганова-старшего, некоторое время провела в гражданском браке с безработным художником Ятагановым-младшим, ныне просвещенным исполнителем категории акселерат.
— Бедный мой «Рэнглер»! — все никак не мог успокоиться мастер. — Где ты теперь? Ездят на тебе по магазинам да по косметическим салонам, а ведь, помнится, ты нам обоим жизни спас!.. Может, поедем к твоему брату да попросим по-человечески, авось исполнится благородства и вернет нашего малыша обратно?..
Последние слова Мигеля следовало воспринимать как мрачную и не очень удачную шутку: после знаменательного выселения Мефодия из квартиры, что снимал он некогда у Кирилла, не то чтобы просить что-то у старшего брата, а просто встречаться с ним у акселерата отсутствовала всяческая охота. Мефодий не держал на Кирилла обиды — что поделать, если таков брат от природы; разве можно обижаться на негра за то, что он черный? — однако лишний раз встречи с ним не искал. Да и о чем могли говорить братья после того, как Ятаганов-старший натравил на Ятаганова-младшего целую бригаду рэкетиров?
— Хм… а ведь, оказывается, мой продвинутый родич отнюдь не бездельничал, а новый магазинчик себе отгрохал — четвертый, — не обращая внимания на причитания Мигеля, пробормотал Мефодий.
— Раз имел возможность, то почему бы не отгрохать, — заметила Ким.
— Всегда поражался его деловой хватке: вроде бы родная кровь, а насколько же мы с ним разные.
Кимберли мягко улыбнулась, а затем глубокомысленно произнесла:
— Это в вопросах приоритета ценностей вы разные, а вот по характерам, возможно, очень даже похожи. Я, конечно, совсем не знаю твоего брата, но думаю, что зря ты о нем так говоришь. Он задался целью открыть четвертый магазин — он его открыл; ты задался целью стать тем, кем являешься сейчас, — и стал. Каждый из вас вправе гордиться достигнутыми успехами, и каждый из вас — личность; все дело лишь в масштабе ваших достижений. А недостатки — они ведь у каждого имеются, у кого-то их больше, у кого-то меньше. Даже у тебя их полным-полно.
— Намекаешь на то, что я вздрагиваю по ночам? — шутливо спросил акселерат.
— Намекаю на то, что не стоит судить о человеке только по его недостаткам, — серьезно ответила Ким. — А с братом ты еще помиришься, вот увидишь.
Мефодий не нашел, что на это ответить, и ему опять пришлось признать, что в некоторых вопросах ему до Кимберли еще расти и расти.
— Кстати, по твоему запросу: хотел переслать его в Ниццу, но подумал, что не успею, — неожиданно вспомнил заместитель полковника Мотылькова подполковник Ерыгин, когда сдавал ему отчет о проделанной работе.
— Какому запросу? — не понял Мотыльков, отрываясь от бумаг — всю неделю он только и делал, что наверстывая упущенное, изучал сводки, ориентировки и протоколы допросов.
— Забыл, что ли? — Ерыгин подозрительно покосился на полковника: слишком искренним было недоумение шефа. — Запросу по некоему господину Ятаганову, мотающему сейчас срок в Якутии неподалеку от Верхоянска.
— Одну минуту, Павел Сысоевич. — Мотыльков отложил в сторону папку с документами. — Ты чего- то путаешь — не знаю я никакого Ятаганова и запросов из Ниццы тебе не присылал.
Обиженный Ерыгин хотел было сказать «Эка тебя, братец, рефлезианцы-то в плену отмудохали, что аж память отшибли!», но поостерегся: хоть они с Мотыльковым и на «ты», но тот все же был старше по званию.
— Да нет, ничего не путаю, — раздраженно ответил Ерыгин. — Ты же мне сам позвонил и попросил неофициально разузнать, где этот Ятаганов на данный момент «прописан».
— Прямо так и попросил? — насупился полковник, ненароком подумав, что втягивается сейчас в некий розыгрыш. Впрочем, до этого Ерыгин в амплуа массовика-затейника не выступал, как и розыгрышами в СОДИР никто не увлекался, тем паче розыгрышами с шефом.
— Да, практически слово в слово! — подтвердил подполковник.
— И что ты выяснил?
— Я же сказал: заключенный Ятаганов топчет тундру в колонии строгого режима под Верхоянском и
