Загремел отпираемый засов. Створки церковных ворот распахнулись, и злейший внутренний враг Святой Европы, заклейменный проклятьем предатель и богохульник предстал пред нами во всем своем великолепии, а точнее в том, что от него осталось. А осталось немного.
Силы окончательно покинули его. Жан-Пьер еле перебирал ногами, ведомый под руки Кэтрин и одним из своих приближенных. Одетый в засаленную куртку и грубые рыбацкие штаны, этот тщедушный сорокалетний человечек с недельной щетиной на лице никак не вязался с образом подручного Сатаны, каким преподносили его все святоевропейские газеты.
Однако не это первым бросилось мне в глаза. Сначала я увидел крест. Да-да, тот самый выжженный на лбу четырехпалый шрам в форме креста, бывший отличительным знаком пророческо- апостольского высшего крута и наносимый не иначе как самой божественной дланью. Он коряво краснел на положенном ему месте, как и в бытность Иуды еще Апостолом Святого Писания. Это казалось очень странным и нелогичным — ведь, если вдуматься, Бог просто обязан был каким-то образом снять дарованную им же самим за исключительные заслуги в деле укрепления Веры печать. Но не снял, вновь оправдавшись неисповедимостью своих путей.
За Иудой и его проводниками плелся еще один сподвижник Проклятого. Бернард, дождавшись, пока все они покинут церковь, вышел навстречу и останавливающе вытянул вперед ладонь:
— Стойте! Вы, двое — отойдите от него!
Девушка со вторым помощником переглянулись и нехотя повиновались. Жан-Пьер покачнулся, но устоял.
Мясник вальяжной походкой победителя приблизился к Проклятому.
— А ты изменился, — главнокомандующий смерил Иуду взглядом с ног до головы. — Однако же мантия Апостола была тебе более к лицу… Предатель!
Внезапно лицо Мясника перекосила ярость, и он без предупреждения коротким боковым ударом заехал Иуде под левый глаз. Тот упал на одно колено, но тут же через силу поднялся, держась за ушибленное место, а затем, расправив костлявые плечи, принял горделивую стойку, дабы неизвестно кому доказать неизвестно что. Все это показалось мне глуповатым, однако со стороны такое новозаветное «подставление второй щеки» выглядело довольно эффектно.
— Это тебе за всех погибших и раненых братьев, сволочь! — гневно прошипел Бернард и потер костяшки, но повторно бить явно намеренно искушающего его Иуду не стал. — Взять их!
— Папа! Папа! — сразу заголосили дети нестройной капеллой. — Пустите нас! Не трогайте папу!..
Бойцы Гонсалеса удержали маленьких заложников, помешав им прийти на выручку отцу — тому уже заламывали руки и надевали стальные браслеты. Та же участь постигла и остальных сдавшихся, для которых не делалось исключений ни по возрасту, ни по половой принадлежности. Когда мимо меня Гюнтер волочил скованную наручниками Кэтрин, наши с ней глаза встретились. Наверное, весь мой вид выражал лишь одно: «И что я вам, красавица писаная, намедни говорил?», потому как она наградила меня таким убийственным взглядом из-под упавших на ее лицо огненных локонов, что я моментально почувствовал себя мерзким раздавленным тараканом.
Напоследок Мясник открыл кладовую, подозвал онемевшего от ужаса всего происходящего настоятеля монастыря-приюта и популярно разъяснил ему его дальнейшую судьбу.
— Я просто обязан забрать с собой и вас тоже, однако этого не сделаю — скажите спасибо вашим подопечным. Но Корпус с вами не прощается. Скоро к вам прибудут представители Ордена и Апостол Святого Писания. Разбор ситуации намечается придирчивый, так что советую вам подготовиться основательно. А пока поступаете под охрану авраншских Добровольцев Креста. Короче, в двух словах: возвращайтесь к прежней жизни, и не Дай вам Бог в дальнейшем допустить что-либо подобное. Вы меня поняли?
Невнятное бормотание настоятеля он счел за утвердительный ответ…
11
«— Что за несчастный корабль эта „Испаньола“, Джим, — продолжал он, подмигнув. — Сколько людей убито на этой „Испаньоле“ и сколько бедных моряков погибло с тех пор, как мы с тобой покинули Бристоль!»
На обратном пути возле Королевского входа я достал рацию, намереваясь вызвать один из своих патрульных «самсонов», чтобы тот забрал убитых и раненых. Но едва мой палец потянулся к тумблеру, как где-то за холмами, в районе стоянки наших трейлеров, прогремел взрыв.
— Проклятье, что это? — Бернард уставился на черное облако дыма, выросшее из-за покрывающего возвышенности кустарника, и, ухватив Иуду за лацкан куртки, прокричал тому в лицо: — Твоя шайка орудует? Признавайся!
— Все мои друзья, которых ты не убил, в твоих лапах, — брезгливо отвернулся Жан-Пьер. — Или что, Мясник, у тебя в Святой Европе перевелись все враги?
С берега послышалась беспорядочная стрельба. Вдали, в просветах между холмами, мелькнули черные тени несущихся во весь опор к лагерю монстромобилей. Я давил на кнопку вызова, но никто не отзывался; лишь усилившаяся плотность огня известила нас о том, что происходит что-то весьма и весьма нехорошее.
— Самми! Ярво! — окликнул я своих мотоциклистов. — Заводите трещотки!
Закинув «хеклер-кох» за спину, я пристроился на узком сиденье позади готового рвануться в бой Ярво.
— Я с вами! — последовал моему примеру Михаил, запрыгивая на байк к Самми.
— Брат Эрик, немедленно доложите по выяснению обстоятельств! — бросил нам вслед Бернард.
Финны стремительно рванули с места. Уже миновав обглоданные огнем остовы «самсонов» Первого и Пятого, сквозь тарахтение банков мы различили далекий рев Шестистволого, что лишний раз убелило меня в серьезности происходящего в лагере…
К тому времени, как наши Стальные Жеребцы ворвались в лагерь, все уже завершилось. Выскочив из седла, я перебросил пистолет-пулемет в руку но применить его так и не успел — скоротечная стычка предстала передо мной лишь своими последствиями. А они оказались довольно печальными.
Мой трейлер-казарма горел и выглядел как развороченная консервная банка. Возле какого-то бесформенного дымящегося предмета, валявшегося неподалеку, метался, махая руками, дьякон Джером, весь покрытый свежими кровоподтеками. Один «самсон» стоял тут же, и Вацлав с тремя членами своей патрульной группы и несколькими авраншцами закидывал землей найденными в других трейлерах лопатами полыхавший огонь. В это время второй «самсон», видимо, закончив преследование неизвестного противника, выезжал из-за поворота дороги.
— Матерь Божия! — воскликнул Михаил и кинулся к пожарищу вслед за финнами.
Завидя командира, Вацлав перестал орудовать лопатой, всучил ее подскочившему Самми и торопливо зашагал ко мне, весь взмокший и перепачканный сажей.
— Дрянь наши дела, брат Эрик! Какие-то засранцы, — он сглотнул пересохшим горлом и указал на дорогу, по которой сейчас возвращался второй «самсон», — вырулили оттуда и столкнулись с Добровольцами. Авраншцы хотели узнать, кто они такие, но те открыли огонь. Кто-то из нападавших метнул гранату и вот… — Вацлав обвел рукой погрузившийся в хаос лагерь. — Когда мы появились — благо были неподалеку — те, само собой, наутек. Дмитрий помчался в погоню, а мы, сами видите…
— Где магистры? — Я ощущал, как дурные предчувствия все сильней и сильней разрывают меня изнутри.
— Брат Эрик… — и без того стушевавшийся Вацлав стал еще угрюмее, — Виссарион сгорел…
