Само собою разум?ется, что разряды эти на д?л? не всегда можно такъ положительно разграничить; есть переходы, а многія пов?рья безъ сомн?нія можно причислить и къ тому и къ другому разряду; опять иныя упомянуты у насъ, по связи своей съ другимъ пов?рьемъ, въ одномъ разряд?, тогда какъ они въ сущности принадлежатъ къ другому. Такъ, наприм?ръ, вс? лицед?и нашего баснословія принадлежатъ и къ остаткамъ язычества, и къ разряду вымысловъ піитическихъ, и къ крайнему уб?жищу нев?жества, которое не мен?е, какъ и самое просв?щеніе, хотя и другимъ путемъ, ищетъ объясненія непостижимому и причины непонятныхъ д?йствій. Лица эти живутъ и держатся въ воображеніи народномъ частію потому, что въ быту простолюдина, основанномъ на трудахъ и усиліяхъ т?лесныхъ, на жизни суровой, – мало пищи для духа; а какъ духъ этотъ не можетъ жить въ безд?йствіи, хотя онъ и усыпленъ нев?жествомъ, то онъ и уносится, посредствомъ мечты и воображенія, за пред?лы зд?шняго міра. Не мен?е того пытливый разумъ, изыскивая и не находя причины различныхъ явленіи, въ особенности б?дствій и несчастій, также приб?гаетъ къ помощи досужаго воображенія, олицетворяетъ силы природы въ каждомъ ихъ проявленіи, сваливаетъ все на эти лица, на коихъ н?тъ ни суда, ни расправы, – и на душ? какъ будто легче.
Вопросъ, откуда взялись баснословныя лица, о коихъ мы хотимъ теперь говорить – возникалъ и въ самомъ народ?: это доказывается сказками объ этомъ предмет?, придуманными такъ же, гд? въ ходу эти пов?рья. Домовой, водяной, л?шій, в?дьма и проч. не представляютъ собственно нечистую силу; но, по мн?нію народа, созданы ею, или обращены изъ людей, за гр?хи или провинности. По мн?нію иныхъ, падшіе ангелы, спрятавшіеся подъ траву простр?лъ, поражены были громовою стр?лою, которая пронзила стволъ этой травы, употребляемой по этому поводу для залеченія ранъ – и низвергла падшихъ духовъ на землю; зд?сь они разсыпались по л?самъ, полямъ и водамъ и населили ихъ. Вс? подобныя сказки явнымъ образомъ изобр?тены были уже въ поздн?йшія времена; можетъ быть древн?е ихъ мн?ніе, будто помянутыя лица созданы были нечистымъ для услугъ ему и для искушенія челов?ка; но что домовой, наприм?ръ, который вообще доброд?тельн?е прочихъ, отложился отъ сатаны – или, какъ народъ выражается, отъ чорта отсталъ, а къ людямъ не присталъ.
Домовой, домовикъ, д?душка, старикъ, постень или пост? нь, также лизунъ, когда живетъ въ подполь? съ мышами, – а въ Сибири сус?дко, – принимаетъ разные виды; но обыкновенно это плотный, не очень рослый мужичекъ, который ходитъ въ короткомъ смуромъ зипун?, а по праздникамъ и въ синемъ кафтан? съ алымъ поясомъ. Л?томъ также въ одной рубах?; но всегда босикомъ и безъ шапки, в?роятно потому, что мороза не боится и притомъ всюду дома. У него порядочная с?дая борода, волосы острижены въ скобку, но довольно косматы и частію застилаютъ лицо. Домовой весь обросъ мягкимъ пушкомъ, даже подошвы и ладони; но лицо около глазъ и носа нагое. Косматыя подошвы выказываются иногда зимой, по сл?ду, подл? конюшни; а что ладони у домоваго также въ шерсти, то это знаетъ всякій, кого д?душка гладилъ ночью по лицу: рука его шерститъ, а ногти длинные, холодные. Домовой по ночамъ иногда щиплется, отчего остаются синяки, которые однако обыкновенно не болятъ; онъ д?лаетъ это тогда только, когда челов?къ спитъ глубокимъ сномъ. Это пов?рье весьма естественно объясняется т?мъ, что люди иногда, въ работ? или хозяйств?, незам?тно зашибаются, забываютъ потомъ объ этомъ, и, увид?въ черезъ день или бол?е синякъ, удивляются ему и приписываютъ его домовому. Иные, впрочемъ, если могутъ опамятоваться, спрашиваютъ домоваго, когда онъ щиплется: любя или не любя? къ добру или къ худу? и удостоиваются отв?та, а именно: домовой плачетъ или см?ется; гладитъ мохнатой рукой, или продолжаетъ зло щипаться: выбранитъ или скажетъ ласковое слово. Но домовой говоритъ очень р?дко; онъ гладитъ мохнатой рукой къ богатству, теплой къ добру вообще, холодной или шершавой, какъ щетка, къ худу. Иногда домовой просто толкаетъ ночью, будитъ, если хочетъ ув?домить о чемъ хозяина, и на вопросъ: что добраго? предв?щаетъ т?ми же знаками, добро или худо. Случается слышить, какъ люди хвалятся, что домовой погладилъ ихъ такой мягкой ручкой, какъ собольимъ м?хомъ. Онъ вообще не злой челов?къ, а больше причудливый проказникъ: кого полюбитъ, или чей домъ полюбитъ, тому служитъ, ровно въ кабалу къ нему пошелъ; а ужь кого не взлюбитъ, такъ выживетъ и, чего добраго, со св?ту сживетъ. Услуга его бываетъ такая, что онъ чиститъ, мететъ, скребетъ и прибираетъ по ночамъ въ дом?, гд? что случится; особенно онъ охочь до лошадей: чиститъ ихъ скребницей, гладитъ, холитъ, заплетаетъ гривы и хвосты, подстригаетъ уши и щетки; иногда онъ сядетъ ночью на коня и задаетъ конецъ, другой по селу. Случается, что кучеръ или стремянный сердятся на домоваго, когда баринъ бранитъ ихъ за то, что лошадь ?здой или поб?жкой испорчена; они ув? ряютъ тогда, что домовой на?здилъ такъ лошадь, и не хуже цыгана сбилъ рысь на иноходь или въ три ноги. Если же лошадь ему не полюбится, то онъ обижаетъ ее: не даетъ ?сть, ухватитъ за уши, да и мотаетъ голову; лошадь бьется всю ночь, топчетъ и храпитъ; онъ свиваетъ гриву въ колтунъ и, хоть день за день расчесывай, онъ ночью опять собьетъ хуже прежняго, лучше не тронь. Это пов?рье основано на томъ, что у лошади, особенно коли она на плохомъ корму и не въ хол?, д?йствительно иногда образуется колтунъ, который остригать опасно, а расчесать невозможно. Если домовой сядетъ на лошадь, которую не любитъ, то приведетъ ее къ утру всю въ мыл?, и вскор? лошадь спадетъ съ т?ла. Такая лошадь пришлась не по двору, и ее непрем?нно должно сбыть. Если же очень осерчаетъ, такъ перешибетъ у нея задъ, либо протащитъ ее б?дную въ подворотню, вертитъ и мотаетъ ее въ стойл?, забьетъ подъ ясли, даже иногда закинетъ ее въ ясли къ верху ногами. Нер?дко онъ ставитъ ее и въ стойло занузданную, и иному барину самому удавалось это вид?ть, если рано пойдетъ на конюшню, когда еще кучеръ, посл? ночной погулки, не усп?лъ проспаться и опохм?литься. Ясно, что вс? пов?рья эти принадлежатъ именно къ числу мошенническихъ и служатъ въ пользу кучеровъ. Такъ напр. кучеръ требовалъ однажды отъ барина, чтобы непрем?нно обм?нять лошадь на другую, у знакомаго барышника, ув?ряя, что эту лошадь держать нельзя, ее домовой не взлюбилъ и изведетъ. Когда же баринъ, не смотря на вс? явные доводы и попытки кучера, не согласился, а кучеру не хот?лось потерять об?щанные могарычи, то лошадь точно, наконецъ, взб?силась вовсе, не вынесши мукъ домоваго, и окол?ла. Кучеръ насыпалъ ей н?сколько дроби въ ухо; а какъ у лошади ушной проходъ устроенъ такимъ изворотомъ, что дробь эта не можетъ высыпаться обратно, то б?дное животное и должно было пасть жертвою злобы мнимаго домоваго. Домовой любитъ особенно вороныхъ и с?рыхъ лошадей, а чаще всего обижаетъ соловыхъ и буланыхъ.
Домовой вообще хозяйничаетъ исключительно по ночамъ; а гд? бываетъ днемъ, это неизв?стно. Иногда онъ забавляется, какъ всякій знаетъ, вскочивъ сонному кол?нями на грудь и, принявшись, ни съ того, ни съ сего, душить челов?ка; у другихъ народовъ есть для этого припадка названіе альпъ, кошемаръ, а у насъ н?тъ другаго, какъ домовой душилъ. Онъ впрочемъ, всегда отпускаетъ душу на покаяніе и никогда не душитъ на смерть. При этомъ домовой иногда бранится чисто по-русски, безъ зазр?нія сов?сти; голосъ его грубый, суровый и глухой, какъ будто раздается вдругъ съ разныхъ сторонъ. Когда онъ душитъ, то отогнать его можно только такою же русскою бранью; – кто можетъ въ это время произнести ее, того онъ сей же часъ покидаетъ, и это в?рно: если въ семъ припадк? удушья сможешь заговорить, бранное или небранное, то всегда опомнишься и можешь встать. Иные и въ это время также спрашиваютъ: къ добру или къ худу? и д?душка завываетъ глухо: къ ху-у-ду! Вообще, онъ бол?е знается съ мужчинами, но иногда проказитъ и съ бабами, особенно если он? крикливы и безтолковы. Расхаживая по дому, онъ шаркаетъ, топаетъ, стучитъ, гремитъ, хлопаетъ дверь, бросаетъ, ч?мъ попало, со страшнымъ стукомъ; но никогда не попадаетъ въ челов?ка; онъ иногда подымаетъ гд? нибудь такую возню, что хоть б?ги безъ оглядки. Это бываетъ только ночью, въ подполь?, въ кл?ти, с?няхъ, чулан?, въ порожней половин?, или на чердак?; иногда онъ стаскиваетъ и сваливаетъ ворохомъ все, что попадется. Передъ смертью хозяина, онъ садится иногда на его м?сто, работаетъ его работу, над?ваетъ его шапку; поэтому, вообще, увидать домоваго въ шапк? – самый дурной знакъ. Перебираясь въ новый домъ, должно, перекрестившись въ красномъ углу, оборотиться къ дверямъ и сказать: «хозяинъ домовой, пойдемъ со мной въ домъ.» Коли ему полюбится житье, то станетъ жить смирно и ходить около лошадей; а н?тъ, такъ станетъ проказить. Голоса его почти никогда не услышишь, разв? выбранитъ кого нибудь, или зааукаетъ на двор?, либо станетъ дразнить лошадей, заржавъ по-кониному. Сл?ды проказъ его нер?дко видны и днемъ: наприм?ръ посуда вся очутится за-ночь въ поганомъ ушат?, сковородники сняты съ древка и над?ты на рога ухвата, а утварь сид?лая, столы, скамьи,
