склонах с мелкими елками, где даже не к чему прислониться спиной...
Эрнольв работал клинком безостановочно и бездумно, а в мыслях отрывочно мелькало: хорошо, что двое сыновей. Род не угаснет. Свангерда... А про него им расскажут... Кто-нибудь расскажет... Кто-нибудь же уцелеет. Где конунг?
Один из его хирдманов справа коротко вскрикнул и упал; квитт выдернул копье и тут же, с каплями крови на острие, устремил его к Эрнольву. Так... Теперь один на пятерых... Все... Отходить было некуда, и Эрнольв всей кожей ощущал, как отлетают последние мгновения его жизни – с этими елками и мельканием клинков перед глазами...
И вдруг тот квитт с копьем повалился прямо ему под ноги лицом вниз, как от сильного толчка в спину. А на его месте Эрнольв увидел жесткое лицо с желтыми, пронзительно горящими глазами, вихрь тонких рыжих кос и золоченое копьем... Вигмар!
От изумления Эрнольв вскрикнул и отскочил назад, поскольку руки его сами собой прервали полет клинка и не донесли его до этого лица. Голова кружилась: Эрнольв столько думал об этом человеке, столько рисовал в мыслях это лицо, что теперь оно казалось мыслью, вышедшей наружу, наваждением...
Но размышлять и удивляться было некогда. Кто-то прыгнул на него сбоку; Эрнольв отбил удар и поспешно глянул на Вигмара, будто ждал, что видение растает.
И тут же звон железа заставил его осознать правду. Вигмар – во вражеском войске, он – один из его вождей. Когда-то давно они сказали друг другу: если мы встретимся дружина на дружину... Это лицо – не то, что он думал. Это смерть.
За спиной послышалось движение; отражая очередной удар сбоку, Эрнольв чувствовал, что не успевает. Позади раздался звон, потом хриплый крик, потом Эрнольв кожей ощутил ветер от падения тела. А кто-то живой стремительно впрыгнул в пространство у него за спиной, и железо еще раз звякнуло о железо.
– Это – фьялль! – изумленно крикнул кто-то. – Вигмар!
– Назад! – яростно и хрипло ответил полузабытый голос прямо за спиной у Эрнольва. – Все назад! Кому сказал!
– Он наш! – непримиримо крикнул один из Гримкелевых квиттов. У Эрнольва Одноглазого, родича и наследника Торбранда конунга, была слишком приметная внешность, его все знали. – Мы его возьмем!
– Он мой! – свирепо ответил Вигмар. – Я сказал: я выбираю любого пленника! Он – мой!
– Я не слышал, что ты сказал!
– Тогда вас тут не было! Тогда вы были с ними!
Не понимая, что происходит, люди опустили оружие и расступились. Держа меч и копье наготове, Вигмар Лисица и Эрнольв Одноглазый стояли спина к спине, и только они двое знали, в чем дело,
– Отойди от него, Вигмар хёльд, – с угрозой посоветовал вожак Гримкелевых квиттов, которого Вигмар даже не знал по имени. – Он наш. А если что случится, никто не узнает, кто тебя убил.
Вигмар ответил стремительным выпадом. Поняв, что к чему, Гримкелевы квитты бросились на него; люди Вигмара тоже недолго соображали и устремились на защиту своего вожака. Даже если он сошел с ума, это мало что меняет. Только Тьодольв и Гуннвальд знали, в чем тут дело.
Битва на еловом склоне закипела с новой силой Вигмар пробивал Эрнольву дорогу к перевалу, и тот уже мог уйти, но ноги его не слушались. Он был прикован к побратиму и не мог бросить его.
– Уходи! Уходи, тролль одноглазый! – заорал ему Вигмар, мельком оглянувшись.
Его лицо было искажено какой-то мучительной яростью: он знал, что поступает против правил, не мог побороть сам себя. Это снова оно, проклятье его странной судьбы. Когда-то давно он убил собственного вождя, которому клялся в верности, ради женщины, которую любил; сейчас он спасал от гибели вражеского ярла, которого судьба сделала его побратимом. Их жизни связаны, и Вигмар не отступил бы ни перед чем, чтобы спасти Эрнольва Одноглазого. «Дружина на дружину» двухлетней давности, «ненависть к захватчикам» прошедшей ночи – все оказалось несущественным при виде этого человека с изуродованным лицом, названным братом которого Вигмар Лисица когда-то стал. Их побратимство было как кровное родство: они не выбирали друг друга, как не выбирают родных братьев, и разорвать своей странной связи они не могли. Близость человеческих душ не знает вражды племен и тем, случается, удерживает, как невесомая и неразрывная цепь Глейпнир, весь род человеческий от низвержения в Хель. Вигмар сам сказал Эрнольву когда-то на прощанье: «Это такое дело – один раз начавшись, уже не кончится».
Услышав его, Эрнольв метнулся в лес. Из них двоих Вигмар и раньше лучше знал, что делать. На бегу он слышал за спиной шум битвы, и звон каждого удара, которого он больше не видел, поражал ужасом: а вдруг это – по нему? И как Вигмар потом объяснит квиттам свое поведение? Почему он позволил уйти такому важному пленнику, и не просто позволил, а помог.
Одно Эрнольв знал твердо: на месте Вигмара он поступил бы так же. Преданность своему племени уживалась в его душе с такой же твердой преданностью квиттингскому побратиму. На живом срастается даже то, что на неживом не пришьешь и не приклеишь. А человеческая душа – живая, и в ее способности естественно соединять, казалось бы, несоединимое и есть, быть может, источник ее сил и залог развития[136].
После полудня остатки фьяллей стали подтягиваться к тому месту за перевалом, где Хьёрлейв Изморозь со своими людьми охранял раненых. Фьялли возвращались поодиночке, парами, кучками, кто со своим ярлом, кто просто со случайным товарищем по странной битве в тумане. Они говорили разное, но суть была одна: битва снова проиграна, Гримкель – предатель. Торбранд конунг не вернулся. Никто не видел его ни убитым, ни плененным, а кто-то уверял, что конунг с четырьмя или пятью людьми на его глазах ушел в лес на склоне горы.
К полудню возле перевала собралось человек восемьсот. Асвальд ярл и Эрнольв ярл по большей части молчали. Каждый теперь располагал едва третью той дружины, которую привел из Фьялленланда.
– Нам нужно как можно скорее возвращаться на Острый мыс, – говорил Хьёрлейв Изморозь, сейчас лучше других способный обдумать положение. Его мучила боль в изувеченной руке, он прилагал отчаянные усилия, чтобы это скрыть, и оттого его бледное лицо казалось недовольным и состоящим из одних острых углов. – Нужно занять наши корабли, пока их не заняли квитты. Они попытаются их захватить, как только туда дойдут вести о нашем разгроме. Мы должны их опередить. Все корабли мы забрать теперь не сможем, но уведем хотя бы лучшие. И хотя бы у нас будет средство добраться до дома.
– А конунг? – угрюмо спросил Асвальд. Налитый кровью глаз делал его похожим на злого духа.
– Мы не можем ждать его тут до бесконечности. Если он жив, он даст о себе знать. А мы должны иметь возможность ему помочь, если понадобится. Если мы просто останемся здесь, ему от нас будет мало толка. О нем позаботятся боги – на то он и конунг. А нам надо позаботиться обо всех остальных. Он хотел бы от нас именно этого. Нужно двигаться на юг и постараться занять Острый мыс. Сделать то же самое, что мы однажды сделали, Асвальд ярл. И ждать. На это у нас пока людей хватит. Не думаю, что квитты и теперь превосходят нас числом. И если им придется биться с нами не в Медном Лесу, без своей ведьмы, то мы...
– Надо укрепиться на Остром мысу, и оттуда можно будет послать дружину искать конунга, – добавил Эрнольв ярл. – Человек сто... наверное, хватит. В этом Медном Лесу большое войско ничего не дает. Только зря терять людей. Я сам пойду.
Асвальд метнул на него озлобленный взгляд, но сейчас спорить не стал: рано.
К ним подошел Сёльви и бросил на землю чужой меч. Серый клинок поблескивал желтоватыми переливами, черная железная рукоять с головой волка на вершине была обмотана плотной кожаной полосой. На коже обмотки засохло смазанное кровавое пятно. Но казалось, что рукоять побывала в битве отдельно от клинка: он сиял, как новый. На нем не виднелось ни единой зазубрины или царапины. Падая, меч зазвенел о землю странно звонко.
– Это – их, – коротко и хмуро пояснил Сёльви. – Я там подобрал. У них у многих такие. Почти у всех. Они какие-то... Не знаю, просто чувствую. Не хуже наших тех. – Он кивнул на свой меч, вышедший из Дымной горы. – Тоже тролли ковали.
– Дай-ка. – Эрнольв протянул руку к его мечу. Сам он не изменил родовому оружию, и потому его меч не годился. Взяв меч Сёльви, Эрнольв осторожно ударил клинком по серому клинку из Медного Леса.
