– Как сказать? – Сёльви пожал плечами.– Нам она не слишком понравилась.
– Мы считаем, что самые красивые девушки – У нас, в Аскефьорде! – весело прибавил Слагви и слегка подтолкнул Эренгерду. – Кто видел тебя, тому какие-то там жены чужих конунгов не слишком понравятся!
Приятное заявление, но сейчас Эренгерда нуждалась не в похвалах своей красоте.
– Нет, но какая она? Она... высока, стройна? Какое у нее лицо?
– Ростом она примерно с Сольвейг, но в остальном не стоит и ее пятки. Личико у нее такое, – Слагви состроил умильно-дурашливую рожу и обвел пальцем вокруг собственного лица, уверенный, что нарисовал точный и выразительный образ.
Эренгерда невольно засмеялась. Ей было приятно, что мужчины не сочли Даллу особо привлекательной.
– Зато одевалась она роскошно! – прибавил более наблюдательный Сёльви. – Помню, в гриднице она сразу бросалась в глаза: то зеленое платье, то красное! И столько золота, будто это Стюрмир конунг ограбил Фафнира! Понятно, что три года спустя она за цветные тряпки отдала все, что имела!
Эренгерда улыбнулась. Очень даже умные слова! Глядя в веселые и непринужденные лица близнецов, она поверила, что ничего особенного у Гельда с той женщиной не было. Конечно, каждая женщина, привыкшая жить в богатстве, будет по нему скучать! И с превеликой радостью отдаст какое-то там железо за цветные платья! Это Эренгерда легко понимала по себе и почти успокоилась. А люди и рады болтать языками и видеть любовные связи там, где ими и не пахнет.
Ну, а все же... Во-первых, Гельд наверняка убедился, что она, Эренгерда, гораздо лучше всех прочих. А во-вторых, ее самолюбие приятно щекотала мысль, что ее любит человек, которого любила вдова конунга. Любовь такой знатной женщины как-то поднимала Гельда в сознании Эренгерды и делала ее собственную любовь к нему не такой нелепой и бесправной.
И тут же она сама себя одернула. А ей-то, собственно, какое дело? Было, не было! Да пусть он там любил хоть весь Квиттинг, ей-то что? И все же, уходя, Эренгерда невольно оглядывалась на железные крицы, точно надеялась по их виду узнать что-нибудь еще.
Потом близнецы повели ее посмотреть корабль. «Рогатая Свинья» со снятой мачтой стояла в корабельном сарае и сохла перед починкой. Приподнятая на деревянных катках, она выглядела еще внушительнее обычного, хотя и кренилась слегка на один бок. Когда двери сарая раскрылись и внутрь проник дневной свет, лучи заиграли на деревянной морде штевня, и казалось, что свинья ухмыляется. Эренгерда изумленно ахнула, близнецы дружно засмеялись.
– Ты видела, видела? – наперебой кричали они. – Она ухмыляется! Она всегда так делает, когда кто-то приходит! Она тут скучает одна, вот и радуется, когда приходят гости!
– А можно мне к ней подняться?
Близнецы подняли Эренгерду на корабль, и она села на скамью возле переднего весла. Не в походе, а в корабельном сарае, и женщине можно тут посидеть. А «Свинья» не обидится. Она не то, что всякие «Змеи», «Орлы» и «Волки», она все понимает. Без мачты, без весел, наклоненный и застывший корабль был как спящий человек: одно тело без души, ушедшей в странствия. Душа корабля осталась в море, в ветрах, что наполняли его парус и делали крылом дракона. Но и сейчас в каждой доске сохранилось что-то от жизни похода: запах морской воды, дыма... еще что-то неуловимое, след тех мыслей, чувств, действий людей, которых корабль совсем недавно был свидетелем. Сольвейг хорошо умела различать эти скрытые следы человека на вещах, и Эренгерда, наслушавшись ее, начинала видеть или воображать что-то подобное.
Наверное, Гельд сидел здесь. Эренгерда незаметно провела ладонью по прохладному дереву скамьи, точно надеялась, что скамья ей что-то скажет в ответ. И тут же ей показалось, что Гельд сидит рядом с ней. То трепетное, теплое волнение, которое она и раньше испытывала возле него, мгновенно накрыло и наполнило ее. Да, это его место. Здесь он сидел, думая о своем трудном деле и ... и о ней, которая послужила всему причиной. Неужели он рассчитывал на награду от нее? Почему бы и нет? Теперь он прославился, конунг примет его в дружину, и... Сердце часто и горячо забилось, душа летела в какие-то пленительные и сладкие дали, где они будут вместе... Нет, нет! Эренгерда затрясла головой, вразумляя саму себя – слишком далеко она заехала с ненадежным ветром мечтаний. Даже будучи хирдманом Торбранда конунга, Гельд останется безродным подкидышем. Да, теперь у него есть заслуги, но разве они сравнятся с заслугами самого конунга или хотя бы ее брата Асвальда? А она по-прежнему остается невестой конунга. Соверши Гельд хоть все подвиги Сигурда Убийцы Фафнира – это ничего не изменит.
Близнецы тем временем спрыгнули на землю и заспорили, обсуждая какую-то из досок обшивки и увлеченно стуча по дереву. Эренгерда хотела встать и подойти ближе к штевню, но тут у раскрытых дверей сарая послышался голос Сольвейг:
– Ну, я же тебе говорила? Оба они здесь, возле своей ненаглядной «Свинки». Уже соскучились! Эй, родичи!
– Да я и сам соскучился! – ответил ей голос мужчины. – Здравствуй, «Свинушечка», красавица ты моя!
Эренгерда застыла на скамье, вцепившись обеими руками в край. За три месяца она позабыла этот голос, но сейчас узнала; он показался ей немного другим, но таким близким и желанным, что она совсем растерялась от волнения. Встать или остаться сидеть? Может быть, он ее не заметит... Что она ему скажет? Как посмотрит на него после того, как три дня его избегала? Он сразу поймет, что она пришла к кораблю ради него, какой стыд! И тут же ей так нестерпимо захотелось скорее увидеть его, что она порывалась встать, но слабость в ногах не пускала.
А Гельд тем временем поздоровался с близнецами, прошелся вдоль борта и вдруг вскочил на корабль. И сразу увидел Эренгерду, сидящую под штевнем.
Сначала он готов был принять ее за видение. Со времени своего возвращения он из обрывков разговоров уловил, что Эренгерда дочь Кольбейна не умерла, не вышла замуж и никуда не уехала. Она здесь, в Аскефьорде. И то, что она не показывается в усадьбе конунга, означает, что она не хочет видеть его, Гельда. Не собираясь навязываться, он не искал встреч, даже не пошел в гости к Асвальду, хотя это было бы вполне уместно. И вдруг она возникла перед ним, на «Рогатой Свинье», в полумраке корабельного сарая – это морок, не иначе!
Они застыли, глядя друг на друга. Эренгерда опомнилась первой и негромко фыркнула от смеха: уж очень забавна показалась ей эта нежданная встреча, их изумленно-недоверчивые лица. Можно подумать, что они никогда не виделись! Она пыталась сдержаться, но не могла: душевное напряжение и волнение требовали выхода, ее лицо подрагивало, она кусала нижнюю губу изнутри, но все же наконец залилась смехом. Видя это, Гельд засмеялся тоже: что бы там ни было, она не слишком огорчена этим свиданием. Сразу все показалось легко, все преграды растаяли. Смех смыл без следа все сомнения, осталась только чистая радость встречи – захотелось протянуть руки и привлечь ее к себе...
Гельд взял Эренгерду за руку, и она не отняла ее, позволила ему поднять себя со скамьи. Над бортом появились головы близнецов, тоже смеявшихся.
– Вот так подарок, да, Гельд? – приговаривали они. – Мы тебе нарочно не сказали. Ты и не ждал, что на нашей «Свинье» скрывается такая прекрасная всадница! Не хуже самой Фрейи[120].
– Вот у него и спроси, какая из себя эта Далла! – посоветовал Эренгерде Слагви. – Он-то ее видел недавно!
Эренгерда ахнула, покраснела и хотела отнять руку. Она никак не ждала, что близнецы выдадут ее расспросы. Но Гельд не выпустил ее руки, глянул на нее сначала удивленно, а потом весело:
– Так, значит, ты спрашивала о Далле?
Ему это сразу сказало очень много.
– Ничего подобного! – отчаянно отказывалась Эренгерда, не в силах подавить смех и даже не надеясь, что он ей поверит. – И не думала даже!
Гельд улыбнулся, многозначительно глядя на нее. Он был так обрадован, что Эренгерда даже не жалела о своем разоблачении. Пусть он знает.
Сняв ее с корабля, Гельд не сразу убрал руки. Эренгерда тоже задержала ладони на его плечах, и ей было так приятно прикасаться к нему, смотреть ему в лицо и чувствовать его рядом с собой, что больше ни
