Ингитора вздохнула. Ей вдруг стало жалко Всадницу Мрака, которая не имеет в мире самого простого, необходимого — жилья, приюта.
— Ничего, она не мерзнет! — утешил ее Торвард. — Ведь она человек только наполовину. Половина крови в ней от инеистого великана. Ты можешь себе представить, чтобы инеистый великан замерз?
Ингитора улыбнулась ему в ответ. А потом опять вздохнула.
— Может быть, и он может замерзнуть, — сказала она. — Кто угодно замерзнет, если останется один.
Торвард так и не убрал руку с ее плеча.
— А откуда ты столько всего про нее знаешь? — спросила Ингитора, чтобы сказать что-нибудь.
Торвард усмехнулся:
— Думаю, на всем Квиттинге и даже на всем свете нет другого человека, который знал бы ее так же хорошо, как я. Не исключая и нашу общую мать.
— Вашу общую… что?
Ингитора нахмурилась, глядя ему в лицо. Она не могла охватить сознанием смысла его последних слов. Он сказал что-то необычайно важное… и ужасное. Что-то такое, что она знала и раньше. Но этого не могло быть.
— Ты не бойся, — сказал Торвард. Он решил, что ей пришло время узнать о нем кое-что, чтобы она лучше знала, с кем свела ее судьба в этом недружелюбном месте и чего следует ждать. — Но ОНА доводится мне сестрой. У нас общая мать. Сначала она была женой великана и родила Дагейду, а потом вышла за моего отца, и родился я.
Ингитора высвободила плечо из-под его ладони и шагнула назад. Опушка осинника, лесистые хребты в отдалении поплыли вокруг нее. Весь мир сжался в крохотный пятачок в два шага шириной, где стояли она и ОН. Все сказанное фьяллем сжалось в тугой клубок, но Ингитора не могла впустить его в сознание. Так не проходит в сознание весть о смерти дорогого человека, потому что душа отказывается ее принять, наглухо закрывает дверь, хотя бы на самое первое время. На свете мог быть только один человек, приходящийся братом ведьме Медного Леса. И этот человек — Торвард, конунг фьяллей.
— Да говорю же я тебе — не бойся! — успокаивающе добавил Торвард. Он видел смятение на лице девушки, растерянность, грозящую перерасти в ужас, но подумал, что она испугалась его родства с ведьмой. — Сам я просто человек, во мне нет ни капли крови инеистых великанов.
— Нет! — вскрикнула Ингитора, подняла руку и замахала в воздухе, как будто отгоняла страшное видение. Она не хотела этому верить. Тот, кого она готова была принять в свое сердце, оказался тем, кого она столько долгих месяцев ненавидела. Эти два образа — Торвард, конунг фьяллей, убийца ее отца, и фьялль с кремневым молоточком на шее, с которым она смешала кровь на рунах, — не сливались в один. Это были два разных человека, и Ингитора не могла соединить их в одно, даже стоя лицом к лицу с этим человеком.
— Ты знакома со мной уже три дня! — с дружеским укором сказал Торвард. — И не надо смотреть на меня так, как будто у меня вдруг отросли драконьи лапы и хвост. Ты уже могла бы убедиться, что я не ем людей.
— Нет! — повторила Ингитора, и голос ее был похож на стон. Она поверила, и на нее вдруг навалилось ощущение страшного горя. Она закрыла лицо руками, потом снова подняла глаза. Теперь она по-новому смотрела в лицо Торварду и видела по-новому. Да, таким, именно таким он и должен был быть, этот человек, о котором она слышала столько разного, хорошего и дурного. И они, так неодолимо разделенные взаимной ненавистью, вместе сидели у огня, делили пищу! Как же сердца не подсказали им, как же кровь не вскипела, не указала им правду в первый же миг их встречи? Они, столько думая друг о друге, не смогли друг друга узнать.
Ингиторе казалось, что на нее обрушилась целая снежная лавина. И было так тяжело, невыносимо тяжело нести это одной, что нужно было поделиться хоть с кем-нибудь. Даже с ним самим.
— Так ты — Торвард, конунг фьяллей? — с трудом выговорила Ингитора, и это имя казалось ей тяжелее самой Рыжей Горы. — Сын Торбранда и Хёрдис?
— Ну да. Понимаю, в вашем племени меня мало кто любит, но я не так ужасен, как рассказывают. Я не причиню тебе никакого зла, клянусь Мйольниром…
— Не клянись, — поспешно воскликнула Ингитора. Безотчетный порыв толкал ее удержать его от клятвы, о которой он мгновением позже пожалеет. — Ты не знаешь… Я…
Торвард серьезно смотрел на нее. Он уже понял, что этот неожиданный приступ отчаяния, убивший румянец на ее щеках, вызван не испугом. А чем-то совсем другим.
И вдруг он словно прозрел. Эта девушка с множеством серебряных украшений, смелая и острая на язык, владеющая искусством слагать заклинания, неведомо как оказавшаяся одна на Квиттинге, знающая Бергвида Черную Шкуру… Кому и быть, как не ей! И на свете могла быть только одна-единственная девушка, у которой его имя вызовет столько отчаяния. И за мгновение до того, как она назвала свое имя, Торвард догадался.
— Я — Ингитора дочь Скельвира, — твердым голосом, в котором звучали глубоко запертые слезы, сказала она. — Дева-Скальд из Эльвенэса.
Она подняла голову, посмотрела в глаза Торварду и решительно добавила:
— Я отдаю тебе назад твою клятву.
— Я никогда не брал своих слов назад! — почти с яростью ответил Торвард. — Ни у врагов, ни у женщин.
Они помолчали, то отводя глаза, то снова глядя друг на друга. И оба не находили слов, не могли собраться с мыслями. Оба они слишком давно думали друг о друге, но действительность внезапно оказалась так несхожа с воображаемым образом врага, что они не знали, что и подумать теперь. Знай они правду друг о друге с самого начала — все сложилось бы по-иному. А теперь прежние представления рухнули, а новые не складывались.
— Не так я думала встретиться с тобой, Торвард конунг, — сказала наконец Ингитора.
— И я не так думал, — отрывисто ответил Торвард. — Но я очень хотел с тобой встретиться.
— Чтобы оторвать мне голову? — Ингитора с вызовом посмотрела на него. — Так ты можешь это сделать прямо сейчас. Здесь никого нету, никто не увидит. А твоя сестра будет только рада.
— Нет, я хотел другого. И видно, не зря хотел, если ты считаешь меня способным на такое.
В памяти Торварда ожили все его прежние мысли об этой женщине. Но та, которую он увидел, совсем не походила на ту, которую он воображал бессонными ночами и не спал от страстной ненависти, как другие не спят от страстной любви. Эта была другая.
Торвард шагнул к Ингиторе; она вздрогнула, выпрямилась, как перед лицом неминуемой смерти, но не отступила ни на волос. Торвард положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. Он пытался увидеть в них ту Деву-Скальда, которую хотел призвать к ответу. Ее глаза были похожи на два стальных клинка под водой — острая серо-голубая молния, блестящая скрытыми слезами.
— Я хотел спросить: почему ты так позорила меня? За что ты губила мою честь?
— Я? Тебя позорили твои дела, Торвард конунг, — бесстрашно ответила Ингитора, не отводя глаз. — Зачем ты убил моего отца? Зачем ты напал на его дружину?
— Я… — начал Торвард и запнулся. Он еще утром после битвы задавал себе этот вопрос, но не находил ответа.
— Ты скажешь, что это неправда?
— Это правда. Я скажу другое. Если бы это зависело от меня, я бы этого не сделал.
— Тебя бы успокоили такие слова, если бы перед тобой стоял убийца твоего отца?
— Нет. Но я отомстил бы иначе. В честном поединке.
— Мудрый конунг помнит о разнице между нами? — с болезненным ехидством спросила Ингитора, подчеркнуто подняв голову, чтобы яснее обозначить разницу в росте.
И тогда Торвард отвел глаза. На это ответить было нечего. Ингитора высвободилась и отступила на шаг.
— Но ты могла бы… — торопливо заговорил Торвард. Ему хотелось что-то исправить, как будто их судьбы еще можно было сшить, как половинки разорванной овчины. — Ты могла бы отомстить иначе. Найти себе защитника, чтобы он вызвал меня на поединок.
