Гейр, все еще бесполезно силясь встать, обернулся к кострищу. Оно было серым и холодным. Доползти туда, выбить искру, раздуть — тогда, может быть, могильный житель не посмеет…
Отчаянным усилием Гейр передвинул непослушное тело к кострищу. И вдруг над серым кругом золы мелькнул крошечный язычок огня. Он словно вырос из-под земли, как травинка, высунувшая головку навстречу весне. Огненная травинка быстро росла, превратилась в листочек, а потом вдруг вспыхнуло ослепительно золотое огненное облако. Гейр зажмурился, но тут же открыл глаза, полный ужаса и восторга перед посланным богами спасительным огнем. А пламенное облако сложилось в силуэт зверя. Огненная лисица с острой треугольной мордочкой и настороженными ушами стояла над серым кругом золы, и мех ее колебался, как под сильным ветром, по нему перебегало пламя, и сами очертания тела лисицы были неровными, дрожащими и переменчивыми, как языки пламени. Сверкнули золотые глаза, над спиной зверя взвился торчком стоящий хвост. Зачарованный, Гейр смотрел на лисицу, а она переступала лапами, колебалась, то припадала к земле, то приподнималась, как будто танцевала таинственный священный танец. И с каждым разом она росла, делалась все больше.
Вот она вспыхнула ярче, так что стало больно глазам, и вдруг вместо одного хвоста над ее спиной заплясало три. Три пламенных, пушистых, пышных хвоста колебались, как языки пламени, Гейр слышал гул и свист сильного огня, по его лицу катились волны жара, шевелили волосы. Лисица выбросила еще одну вспышку света, и три хвоста превратились в шесть. Потом их стало еще больше, Гейр уже не мог их сосчитать. Целый пучок, целый куст пламенных хвостов плясал над спиной лисицы, и каждый жил своей жизнью, как стебельки цветов, выросших из одного корня.
Золотые глаза огненной лисицы были устремлены на вершину кургана. Она просто смотрела, но взгляд ее жег, как молния. Вот она вспыхнула в последний раз, припала к земле, подскочила и снова припала. И исчезла, ушла под землю.
Гейр обернулся. Земля так же громоздилась кучами над ямой на вершине кургана, но рогатой головы мертвого оленя больше над ней не было.
Погода с утра была гадкая, самая троллиная, — дул ветер и моросил мелкий холодный дождь. Из-за этого выходить никого не тянуло, женщины сидели с фру Хлодой в женском покое за рукодельем, дети и хирдманы грелись возле разведенного огня и развлекались кто как умел. Работники вздыхали: до начала жатвы оставались считанные дни, а гнуться в поле под дождем никому не хотелось.
Вигмар сидел в дружинном доме, когда за ним явилась Эльдис. Усадьба Серый Кабан была не так богата, а дружина ее не так велика, чтобы иметь разные дома для женатых и неженатых хирдманов, вся дружина жила сообща, и женщинам можно было сюда заходить.
— Вигмар! — по-детски, просительно протянула Эльдис, дергая брата за рукав.
— Не мешай! — Вигмар не отрывал глаз от тавлейной доски*. — Видишь, сейчас я обыграю Хамаля, и сразу наступит весна!
Эльдис фыркнула от смеха — обыграть Хамаля было давней и пока не сбывшейся мечтой Вигмара.
— Но уже скоро стемнеет! — несчастным голосом протянула она.
— Ну, и что? — продолжая думать об игре, отозвался Вигмар, не оборачиваясь. — Темнеет обычно каждый день, ты не замечала?
Люди вокруг стали посмеиваться.
— Но я хотела поехать к Гюде! — снова стала канючить Эльдис.
— А раньше ты о чем думала?
— А раньше Хлода посадила меня шить, и я думала, что дождь пройдет.
— Ты могла бы попросить валькирий, чтобы они разогнали облака! — добродушно пошутил Хамаль, плотный широколицый человек лет пятидесяти с темно-пегой бородой и двумя седыми кисточками в углах рта. Поскольку он и правда был недалек от проигрыша, остановка его не огорчила. — А то рабских вздохов они не слышат!
— Пусть лучше Вигмар сложит стих! — весело подхватила одна из девушек и бросила на хозяйского сына игривый взгляд. Но увы: он не заметил.
Эльдис снова задергала Вигмара за рукав:
— Ну, я поеду к Гюде, хорошо?
— Одна ты никуда не поедешь, это точно! — Вигмар наконец обернулся к ней. — Чего тебе там делать? Съездишь завтра, может, дождь пройдет.
— Нет, мне надо сегодня! — уверяла его Эльдис, с важностью тараща свои большие светло-карие глаза. — Я должна рассказать ей мой сон. Тот, что я тебе рассказывала утром.
— А что это был за сон? — с любопытством спросила одна из женщин.
Все население дружинного дома потихоньку подвигалось поближе к Эльдис, чьи-то лохматые головы свесились с верхних спальных помостов по обе стороны от очага. Среди домочадцев Эльдис славилась умением видеть необычные сны.
Вигмар слегка нахмурился, потер щеку, небритую уже несколько дней, поскольку гостей не ожидалось. Он не любил разговоров о снах Эльдис, подозревая, что половину она выдумывает от скуки. А боги не любят, когда кто-то пытается быть умнее их.
Но Эльдис не заметила его неудовольствия.
— Это был очень страшный и значительный сон! — важно начала она, усевшись на скамью и разгладив на коленях платье из коричневатой шерсти. Общее внимание всегда воодушевляло ее, и она очень любила рассказывать людям свои сны. — Мне снилось, как будто по равнине идет огромный черный бык. Он сам был как гора и едва не доставал рогами до облаков. Он сам был весь черный, как сажа, а глаза у него горели багровым огнем, как у Хель. От шагов его дрожала земля, и каждое копыто оставляло глубокий отпечаток, на целую ладонь! А в каждом его следе блестел кусочек золота. Я видела — там были золотые кольца, обломки обручий, куски цепей, иной раз даже целый кубок! Земля дрожала, и дождь шел за быком стеной, и вокруг раздавался волчий вой!
Серьезные лица окружали рассказчицу, маленькие дети жались к взрослым. Сон и в самом деле был страшный: как наяву, каждый видел глубокие черные отпечатки копыт и золотой блеск на дне, зловещее соседство золота и земли, удачи и гибели. Да, это непростой сон!
— Мне было так страшно, что я проснулась, — обыкновенным голосом закончила Эльдис и повернулась к брату. — И я не смогу заснуть, если не узнаю, что означает этот сон!
Ее подвижное лицо стало тревожным и печальным, и Вигмар вздохнул. Он уже знал, что придется уступить. Он любил Эльдис, может быть, в тайном противоречии с отцом, который не желал ее замечать. Бедной девочке не приходилось ждать в жизни особой удачи и иных утешений, кроме своих мечтаний, и иной защиты, кроме Вигмара. И он очень редко находил в себе сил отказать ей в чем-то. Конечно, Эльдис об этом знала. Ее нрав состоял из простодушной наивности и невинной хитрости, которую она ловко направляла на достижение своих маленьких безобидных целей.
— Ты меня отвезешь? — с надеждой спросила Эльдис, учтя заявление брата, что одна она не поедет. А раз не одна, значит, с ним, как же еще?
Вигмар в сомнении потер щеку: ехать к Гриму Опушке перед самым вечером — значит неминуемо ночевать там.
— Ты бы съездил, Вигмар! — сказал другой хирдман, Бьярни, видя, что хозяйский сын колеблется. Несколько голосов с готовностью поддержали его.
— Если ты не подумаешь, что я хочу услать тебя подальше, пока не проиграл, я тоже скажу, что тебе стоит поехать! — добавил Хамаль. — Что это за черный бык? Почему в его следах остается золото? Было бы очень хорошо, если бы старая Боргтруд растолковала нам этот сон. Иначе не только Эльдис будет плохо спать.
Вигмар встал и взял со скамьи свой плащ. Несмотря на дождь и ветер, он был не прочь проехаться куда-нибудь из дома. Обещавшие близкую победу над Хамалем тавлеи уже ему прискучили: в последние дни он не мог думать ни о чем, кроме Рагны-Гейды. Дома было скучно, в лесу и в долинах скучно, постылым казалось всякое место, куда падал взгляд, потому что там не было ее. Она была как воздух, и Вигмар томился, задыхался без нее.
— Иди одевайся… диса* сновидений! — сказал он Эльдис. — Пойдем поищем твоего черного
