а торопиться ему было некуда. Вот так теперь ему и предстоит жить: ни хозяйских забот по усадьбе, ни гостей, ни свиданий, к которым он не успел привыкнуть и потому воспринимал каждое как подарок. Теперь он всем чужой и от всех забот свободен. И радости у него теперь маленькие: хотя бы то, что сегодня дружина Бальдвига никуда не едет и можно дремать, не торопясь перебираться из-под теплой овчины в жесткое седло.
Его руки еще помнили дрожь бессовестной девчонки с мордочкой куницы. Он сам не знал хорошенько, зачем ему понадобилось связываться с ней и почему он не ограничился тем, что просто прогнал бы ее от дверей. Почему бы не развлечься немного простому хирдману? Слишком тяжело жить, замкнувшись на мыслях о своих бедах.
— Что там такое? — услышал он шепот Бальдвига. Обернувшись, Вигмар увидел своего нового вожака, приподнявшегося на локте и с тревогой глядящего на него сквозь темные пряди, упавшие на лоб. — Ты с кем-то там говорил?
— Ерунда, — шепнул в ответ Вигмар. — Меня никто не трогал. Это женщина.
— Женщина?
— Ну, да. Какая-то девчонка из здешних. Сначала их было две и они кого-то здесь искали. Не знаю, кто им был нужен. Поищут, когда все поднимутся. Больше, мне думается, они не станут нас тревожить.
Бальдвиг с облегчением усмехнулся и улегся снова. Пока ему тоже было некуда спешить.
Весь день Бальдвиг ходил по Долине Тинга, искал и навещал знакомых, обменивался новостями за весь прошедший год. А зачем еще, спрашивается, люди ездят на тинг? Когда они вернулись в усадьбу конунга, там уже готовился вечерний пир.
— Конунг просил тебя прийти со всеми твоими людьми, Бальдвиг, — сказал Окольничьему один из гестов. — И с твоим рыжим квиттом тоже.
— За что мне такая честь? — быстро спросил Вигмар.
— За то, что ты не очень-то похож на других, — ответил Бальдвиг. — А наш конунг любит все необычное. Это его забавляет. Ты еще увидишь.
— А я уже увидел, — ответил Вигмар.
Но оказалось, что он увидел еще не все. В самом начале пира Вигмара поджидала неожиданность. Гридница конунга была уже полна людьми, столы были внесены, гости ели, поглядывая на конунга в ожидании кубков богам. В середине женского стола, между двумя важными женщинами с шитыми золотом покрывалами на головах, он увидел ту утреннюю девчонку. На ней была голубая шелковая рубаха с желтыми рукавами, синее платье, обшитое цветной тесьмой, скрепленное на плечах двумя серебряными застежками с позолоченным узором, огромными, с кулаки самой девчонки. Удивленный Вигмар пытался припомнить, как она была одета утром, и ему мерещились какие-то расплывчатые пятна обыкновенной серой рубахи и некрашеного шерстяного платья, в каких ходят служанки. А теперь при каждом движении ее рук звенели золотые браслеты, тонкие и витые, какие делают в землях уладов. До вскрытия кургана Гаммаль-Хьёрта даже Рагна-Гейда не имела ничего подобного…
Вигмар задержал дыхание: железная рука стиснула сердце и не давала биться. В уме мелькнула отчаянная мысль: неужели это никогда не пройдет? Поселившаяся боль обещала стать вечной. Умом Вигмар понимал, что больше никогда не увидит Рагну-Гейду, но душа отказывалась в это верить. С такой мыслью невозможно было бы жить.
Вдруг девушка с золотыми браслетами подняла глаза и скользнула по лицу Вигмара надменным, подчеркнуто небрежным взглядом.
— Кто это? — не отводя от нее глаз, Вигмар подтолкнул локтем сидящего рядом Старкада. — Вон та, в середине?
Оскорбленная таким явным любопытством девушка отвернулась, всем видом выражая равнодушную надменность, которая и служит отличным признаком внимания и обиды.
— Какая? — Старкад лениво поднял глаза и вдруг охнул: — Что ты! На нее нельзя так пялиться!
— Я тебя не спрашиваю, что можно, а что нельзя. Ты мне можешь сказать, за какие заслуги ее посадили на лучшее место?
— А куда же ее еще сажать? Ведь это йомфру Ингирид, дочь Бьяртмара конунга. Она воспитывалась у фьяллей, а теперь ее привезли домой, чтобы конунг выдал ее замуж.
— Это правильно! — протянул Вигмар, снова поглядев на девушку и посмеиваясь над нелепостью утреннего происшествия. — Ей действительно нужен муж!
Ингирид дочь Бьяртмара снова посмотрела на Вигмара. Без труда угадав суть его короткой беседы с соседом, она ожидала увидеть на лице квиттинского нахала ужас и раскаяние. Но напрасно. Он бестрепетно встретил ее взгляд, и в его желтых глазах светилась откровенная насмешка. Похоже, он думал, что утренняя встреча повредила чести йомфру гораздо сильнее, чем его собственной. То, что он сказал о скромных девушках, которые не толкаются под дверями мужских покоев, в десятикратной мере относилось и к дочерям конунгов. Вот уж кому там было нечего делать!
— Не слишком-то пяль на нее глаза, иначе это плохо кончится, — предостерег Старкад. — Вон сидит сын ее воспитателя. Не знаю, как его зовут.
Проследив за его взглядом, Вигмар охнул, а потом протяжно присвистнул. «Видал уродов! — так и отпечаталось в его мыслях. — Но таких!..» Неподалеку от конунга сидел рослый, широкоплечий мужчина с двумя светло-русыми косами над ушами, что указывало на племя фьяллей. Его лицо было покрыто сеткой мелких багровых шрамиков, какие остаются после «гнилой смерти». Один глаз был прикрыт, а второй смотрел из-под густой широкой брови так внимательно и настороженно, что становилось неуютно.
Эрнольву Одноглазому досталось место рядом со старшим (и единственным) сыном Бьяртмара конунга, Ульвхедином ярлом. Тому было лет тридцать, и ему больше подошло бы имя Бьёрнхедин[32] — он был рослым, широкоплечим, не в пример собственному отцу, с красивыми русыми волосами и бородой. Кроме того, Ульвхедин ярл был неглупым человеком и хорошим собеседником. И эту славу он подтвердил, почти сразу же заговорив о том, что больше всего занимало гостя.
— Я понимаю, что все вы рады были избавиться от Ингирид, но ведь ты приехал не только из-за нее? — начал он. — Мы живем в оживленном месте, мимо усадьбы чуть не каждый день плавают торговые корабли. А все торговцы — болтливые люди. Говорят, нашему родичу Торбранду конунгу не повезло у квиттинских берегов?
— Да, пожалуй, — несколько рассеянно отозвался Эрнольв.
Взгляд его был устремлен на рыжего квитта, который с самого начала пира обменивался с Ингирид многозначительными взглядами. Квитт был молод, но вид имел самоуверенный и даже нахальный, как раз под пару к Ингирид. Девчонка старательно притворялась, что не замечает его, но Эрнольв слишком хорошо ее знал, чтобы обмануться. Рыжий квитт со множеством длинных кос, связанных сзади в хвост, очень и очень занимал ее.
Однако, не меньше он занимал и самого Эрнольва. Едва лишь услышав вчера вечером в гриднице первые слова, произнесенные с быстрым квиттинским выговором, он внутренне вздрогнул. Квитт! Сын того самого племени, с которым у него было связано так много! Мало ли что могло привести того к Островному проливу? Но Эрнольв почему-то взволновался и рассматривал рыжего с внутренним трепетом, как подросток рассматривает девушку, впервые поразившую его воображение.
— Но не настолько же вы пострадали, чтобы есть глазами всякого квитта, какой тебе попадется! — усмехнулся Ульвхедин ярл, перехватив его взгляд. — Правда, что какое-то морское чудовище разбило у вас двадцать пять кораблей?
— Шестнадцать, — поправил Эрнольв, оторвавшись наконец от квитта. Что толку разглядывать? Тот ведь был назван по имени еще вчера — Вигмар сын Хроара. А бергбур из Дымной горы сказал: Эггбранд сын Кольбьёрна. Не он. А впрочем… Может, он хоть что-то знает? Может, он из тех же мест?
— И насколько я знаю моего родича Торбранда, он не сможет проглотить такую обиду, — продолжал Ульвхедин ярл. — Прости мою неучтивость, может быть, я слишком рано заговорил о таких важных вещах. Но что-то мне подсказывает, что ты не собираешься у нас зимовать.
— Ты во всем прав, ярл, — отозвался Эрнольв. — Торбранд конунг поклялся не знать покоя, пока не
