Стюрмиру особого почтения или трепета — это был просто человек, которому он мог помочь и помог. Должно быть, за последнее время он привык думать о себе как о чем-то отдельном от племени. Он был сам по себе, человек лицом к лицу с огромным миром, и конунг квиттов для него не был конунгом.
— Я там убил одного человека, — пояснил Вигмар ожидающему продолжения Стюрмиру. — И его родичи меня не простят. Даже ты, боюсь, не защитишь меня — я же не смогу все время держаться за край твоего плаща. Так что я пойду своей дорогой.
— Жаль, — сказал Сторвальд. — А я уже мечтал, как мы с тобой на пару будем петь хвалебные песни.
— Нет уж! — Вигмар наконец усмехнулся и мотнул головой. — Я не умею петь хором. Вот уж чего я никогда не научусь делать.
— Я не знаю, встретимся ли мы еще, но я о тебе буду помнить, — сказал Стюрмир конунг Вигмару. — Да пошлют тебе боги удачи!
В устах конунга такое пожелание стоило очень многого, но Вигмар лишь кивнул в благодарность, не придав этому особого значения. Удача у него тоже была своя собственная, особенная, не такая, как у всех.
«Рогатый Волк» уже качался на высоких волнах, хирдманы разбирали весла. Стюрмир конунг и Сторвальд торопливо зашагали вниз к воде, Вигмар остался стоять на скале. Корабль отошел от берега, полосатый парус расправил крыло, и «Рогатый Волк» стал быстро удаляться. Вигмар смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на небо. Над самым кораблем высоко в небе плыло крылатое белоснежное облако… Вигмар моргнул и вдруг разглядел, что никакое это не облако, а белый лебедь, медленно парящий над проливом. Под его распростертыми крыльями, как тень, летел северо-западный ветер, тот самый, который был нужен. Лебедь вел его за собой. Вигмар смотрел вслед лебедю и думал: должно быть, Отец Побед и сейчас не посылал Неистовую из рода альвов. Он всего лишь сделал вид, что отвернулся.
Неспешно подъезжая к конунговой усадьбе, Вигмар вдруг увидел, как навстречу ему из ворот вылетает целая дружина. «Фьялли, — почти равнодушно отметил он. — Любопытно: Альвкара будет так добра, что прикроет меня щитом? Или это я уж слишком много хочу?»
Скакавший впереди Эрнольв первым же заметил Вигмара и так резко натянул поводья, что конь его встал на дыбы и замолотил по воздуху передними копытами. Дружина смешалась, одни проскакали дальше, другие успели придержать коней. Эрнольв бросил лишь один взгляд в спокойное лицо Вигмара, и ему сразу все стало ясно. Тролли и турсы! В последнее время он становится ясновидящим! Но, как и всем, ему самому собственное ясновидение не приносит никакой пользы.
— Уже не видно, — невозмутимо подтвердил Вигмар ту догадку, что ясно отразилась на растерянно-раздосадованном лице фьялля. — Напротив Виндсея на этот раз дует самый что ни есть подходящий ветер.
Фьялли окружили его кольцом и молча ждали. А Эрнольв и Вигмар смотрели друг на друга, и у каждого из них было невероятное чувство, как будто он — маленькая железная гирька, которая качается в своей чашечке весов: вверх-вниз, вверх-вниз… Оба они старались сегодня выполнить то, что считали должным, но у одного из них это получилось, а у другого — нет.
— Назад, — коротко сказал Эрнольв и махнул своим хирдманам, не отводя взгляда от лица Вигмара. — Я скажу ему пару слов.
Вигмар спокойно ждал, пока фьялли нестройной толпой, раздвигая любопытных, вернутся во двор.
— Ты сказал ему? — неопределенно спросил Эрнольв.
— А ты ее выпустил? — так же ответил Вигмар, и оба они поняли друг друга. От кого Эрнольв мог узнать о его участии в этом деле, кроме Ингирид?
Эрнольв кивнул, потом повторил вслух:
— Да. И теперь она жаждет получить не его голову, а твою.
— И это тебе будет сделать легче, — обнадежил его Вигмар. — Моя голова осталась на этом берегу. Правда, задаром я ее не отдам, но ты можешь попытаться.
Эрнольв покачал головой. Ему вдруг все надоело, и мечта у него была только одна: оказаться дома, возле очага в усадьбе Пологий Холм, между матерью и Свангердой. И безо всяких Ингирид.
— Ты здесь один, и я один — нам нечего делить, — чуть погодя сказал он и вопросительно посмотрел на Вигмара. — Так? Теперь я с тобой согласен.
— Это меня удивляет, — честно признался Вигмар. — Не уверен, что я мог бы быть так миролюбив, если бы ты увел у меня добычу из-под носа. Очень дорогую добычу.
— А я непременно увел бы ее… То есть, не добычу, а… Если бы ты хотел снять голову с Торбранда конунга, а я мог бы тебе помешать, я непременно бы это сделал, — наконец Эрнольв нашел подходящие слова. — Я не смогу наказывать человека за дело, которое и сам сделал бы на его месте. Ты поступил как должно — не мне осуждать тебя за это.
Вигмар подвигал бровями, не зная, что ответить. Он не был уверен, что на месте фьялля поступил бы так же благородно. Но для Эрнольва его сегодняшний образ действий был единственно возможным. Он понимал Вигмара, как мог бы понимать родного брата: даже будучи объявленным вне закона племенем, он не смог бы сам объявить родное племя вне своего собственного закона. Не смог считать его чужим. В этом отношении Эрнольв понимал Вигмара лучше, чем тот понимал сам себя.
— А что же ты скажешь невесте? — спросил Вигмар чуть погодя. — Как бы она теперь не отказалась выходить за тебя.
— Ее никто тут не спрашивает… к сожалению, — глухо ответил Эрнольв.
Он сознавал, что его надежды пропали: Стюрмир конунг остался жив и теперь едва ли что-нибудь избавит его самого от необходимости жениться на Ингирид. И все благодаря этому рыжему квитту, которого следует ненавидеть, но почему-то не получается. Впрочем, его смерть сейчас уже ничего не исправит, а пустая мстительность Эрнольву не была свойственна.
— Но ей же очень хочется получить мою голову! — подзадорил Вигмар.
— Нельзя же исполнять все ее прихоти, — отозвался Эрнольв, потихоньку приходя в себя и стараясь подавить разочарование.
Достойный человек должен стойко встречать удары судьбы — в конце концов, смысл всех жестоких древних песен сводится именно к этому. А Эрнольв был очень достойным человеком, хотя и на другой лад.
— Вот это верно, — одобрил Вигмар. — А не то она сядет тебе на шею. Я постараюсь уехать отсюда как можно скорее. Она может попытаться и мне обрезать волосы, но ошибиться в темноте и отрезать голову.
Фьялль поднял на него взгляд своего единственного глаза, и в нем была такая тоска, что Вигмар ощутил дикое и нелепое, по собственным представлениям, желание его обнять, как скорбящего брата, которого у Вигмара никогда не было. Ведь этому человеку отныне предстояло постоянно ночевать в обществе Ингирид. Она, конечно, молода и красива, но Вигмар скорее готов был жалеть его, чем завидовать ему.
— Можешь не торопиться, — обронил Эрнольв. — Она затеяла глупость. У нас не Века Асов, чтобы требовать в подарок на свадьбу чью-то голову.
— Я с тобой вполне согласен, — отозвался Вигмар.
Они молчали, сидя в седлах напротив друг друга. Им вроде бы уже не о чем было говорить, но что- то не пускало их разъехаться. Они были очень разными, различной была сама основа их нрава и взгляда на мир, но каждый неосознанно чувствовал, что стоящий напротив — достойный человек и мог бы стать другом, если бы судьба не свела их на узкой дорожке войны между племенами.
Наконец Вигмар кивнул на прощание и тронул коня. Обернувшись, Эрнольв смотрел, как он въезжает в ворота усадьбы, потом окликнул:
— Эй! Вигмар!
Квитт обернулся, и Эрнольв продолжал, как будто хотел оправдаться:
— Но если мы встретимся дружина на дружину…
Вигмар кивнул, показывая, что все понял и согласен. Если дружина на дружину — тогда будет
