другое дело. А как же иначе?
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯВолчья тропа
Вечерами, когда вся усадьба засыпала и в женском покое воцарялась тишина, Рагна-Гейда подолгу лежала с закрытыми глазами, не засыпая и не тяготясь бессонницей. Ее наполняло какое-то странное, невесомое возбуждение, снова приходило то чудесное ощущение полота в бесконечности, всеобъемлющем огненном облаке, которое не жгло, а согревало и соединяло ее с тем, с кем судьба пыталась навек разлучить. Стихи, прочитанные в пламенных рунах в вечер помолвки конунгова сына, ясно звучали в памяти Рагны-Гейды и сейчас, спустя многие дни после возвращения домой, на Квигтинский Север. «Но погасло солнце скальда — Снотры злата глаз не вижу», — вспоминала она и снова видела прямо перед собой глаза Вигмара, живой и многозначительный взгляд, устремленный на нее с открытым восхищением, с вопросом и с верой в ответную любовь. «Жизнь отдать не жаль за деву…» Рагна-Гейда била убеждена, что он сказал это сейчас, уже после всех ужасных событий, и принимала эту короткую строчку за счастливое доказательство того, что и его любовь не сгорела в пролитой крови их родичей. «Жжет тоска — не скажешь лучше…»
Старшие члены рода Стролингов тоже засиживались по вечерам дольше обычного.
— Все-таки напрасно вы не захотели посватать Рагну-Гейду за сына Фрейвида Огниво! — часто повторял Ингстейн хёвдинг, заехавший погостить в Оленью Рощу. Он не умел мириться с неудачами и подолгу рассуждал о корабле, который давно ушел. — Ведь теперь, когда Фрейвид выдаст свою дочь за молодого конунга, его побочный сын тоже станет родней самому конунгу! И он уже не просто сын рабыни! Это совсем другое дело! Родство с ним никого не опозорит!
— Жаль, что у тебя нет своей дочери, хевдинг! — отвечала не без тайной издевки Арнхильд. — Ты бы сосватал ее наилучшим образом. А мне этот сын рабыни все же не кажется подходящей родней.
— Водь когда объявляли о сговоре, Фрейвид назвал Ингвильду своим единственным ребенком и наследницей! — поддерживал жену и Кольбьёрн. — Значит, он понимает, что конунгам мало чести в родстве с сыном рабыни. Этого сына как бы нет вообще! И нечего нам о нем вспоминать!
— И вообще нам не слишком нужна родня на западе или на юге! — вставил Скъёльд. — Главное, что нам сейчас нужно будет сделать — это отомстить за Эггбранда! А для этого нам нужна родня в своих краях.
— Да! Да, родич, это верно! — поддержали Скъёльда Фридмунд и Хальм. — Все-таки этот пожар Серого Кабана был не лучшим делом в нашей жизни. Конечно, мстить нам за это некому, но иные могут посмотреть косо.
— Пусть кто-нибудь посмеет! — со злым вывозом воскликнул Скъёльд. Невозможность отомстить за Эггбранда грызла и томила его, как дракон грызет корни Иггдрасиля, и в душе он готов был считать своим врагом весь свет. — Нам нужна сильная родня в своих краях! Может быть, мне тоже нравился кое-кто из девушек в усадьбах Острого мыса, но теперь не до того. Я хотел бы, чтобы ты, отец, сосватал мне Халльберу, дочь Семунда Орешника.
— Это старшая? — без удовольствия уточнила Арнхильд. — Правду сказать, я предпочла бы невестку покрасивее.
— Я тоже предпочел бы жену покрасивее! — без намека на глупый сердечный трепет согласился Скъёльд. — Но ее сестра легкомысленна и плохая хозяйка, охотница до лживых саг, а не до хлебов и погребов. У Семунда сорок человек в дружине. Когда я возьму в жены Халльберу, нн один человек между Оленьей Рощей и Орешником не посмеет посмотреть на нас косо! Сыграем свадьбу Рагни и Атли, как и собирались. И насчет Гейра пора подумать. У меля есть одна-две мысли, и еселн вы, родичи, их одобрите
В одни из вечеров Арнхильд хозяйка отозвала Раг-ну-Гейду в угол женского покоя, где их не потревожит болтовня служанок. Подойдя, Рагна-Гейда заметила на коленях у матери небольшой кожаный мешочек, завязанный красным ремешком.
— Мы еще не назначили день тьоей свадьбы, но утром отец пошлет гестa за Атли, и мы все обсудим, — так начала Арнхильд. Рагна-Гейда сложила руки на коленях и смотрела на них, стараясь ничем себя не выдать. Несмотря на все произошедшее, свадьба с Атли вовсе не была пределом ее желаний. — Но так или иначе, скоро ты станешь хозяйкой в своем собственном доме и тебе нужно будет самой заботиться, чтобы все в нем шло как следует. Поэтому я приготовила тебе подарок. Он не менее важен, чем все остальное приданое. Я хотела бы верить, что ты используешь его во благо своего нового рода.
Рагна-Гейда ничего не ответила, а только кивнула. Зная проницательность матери, она боялась смотреть ей в глаза. Арнхильд медленно развязала красный ремешок на мешочке и высыпала себе на колени полную горсть каких-то небольших блестящих кружочков. Рагна-Гейда наклонилась, стараясь в неверных отсветах факела рассмотреть странный подарок. И тут же поняла: это руны. Гадательные руны, которыми пользуются многие мудрые женщины. От них исходил тонкий, чуть горьковатый, чарующий запах высушенной ясеневой древесины.
— Я приготовила их для тебя, — сказала Арнхильд. — Мы делали их вместе с Хальмом и не упустили ничего из необходимого. Теперь только от тебя самой будет зависеть, насколько хорошо они тебе послужат.
— Ты думаешь, я сумею? — с трепетом спросила Рагна-Гейда.
В этих деревянных кружочках ясеневого дерева, где с одной стороны была выжжена одна из двадцати четырех рун, дрожала потоками ветра и перелизалась радугой огромная тайна связи земли с небом. В каждой из этих деревянных бляшек, которые все вместе помещались в сложенных ладонях, трепетало отражение мира, как трепещет отражение сольдо, в каждой капле росы.
Всю жизнь, с самого детства, Рагна-Гейда мечтала уметь гадать по рунам, видеть и слышать отражение небесных миров, как это умела ее мать.
— Конечно, сумеешь! — уверенно ответила Арнхильд, — Если бы я в этом сомневалась, то не стала бы их тебе дарить. Ты уже знаешь, как это нужно делать…
Расставшись с матерью, Рагна-Гейда унесла драгоценный подарок, прижав его к груди и горя нетерпением сразу же испробовать свои силы. Ей было и страшно и весело — точь-в-точь как тогда, когда она послала Гюду дочь Грима за Вигмаром и ждала его возле ворот, замирая от предчувствий, боясь идти вперед к не желая повернуть назад. Знание судьбы не переменит жребия, это сказано давно и сказано верно, но Рагна-Гейда задыхалась от неизвестности к не могла больше жить, упираясь взором в унылую серую стену.
Обойдя всю усадьбу в поисках уединения, Рагна-Гейда наконец нашла местечко в одной из кладовок. Поставив на бочонок плошку с тюленьим жиром, где тлел фитилек, она разложила па полу белый платок и долго разглаживала его ладонями.
Мать позволила ей для начала использовать закликание, которое много лет служило ей самой, но вместо привычных слов в сознании Рагны-Гейды сами собой ожили и зазвучали строки древнего пророчества. Десятки звонких слаженных голосов пели у нее в ушах, словно сами альвы решили прийти на помощь, и в сердце Рагны-Гейды рождалась радостная вера, что так и нужно, что небесные миры не оставят ее без помощи.
