Сама она замедлила шаг; Фрейвид вопросительно обернулся.
— Идите, — стараясь скрыть дрожь в голосе, сказала Ингвильда. — Я… зайду ненадолго в девичью. Мне надо… кое-что поправить.
— Не задерживайся. Нас ждут.
— Я провожу тебя, — сказал Оддбранд Наследство. — Хирдманы Лейрингов, как и хозяева, пьяны с утра. Лучше, если с тобой будет надежный человек.
Фрейвид со всеми вошел в дом, а Ингвильда помедлила, делая вид, что собирается войти в другую дверь, а потом поспешно завернула за угол большого хозяйского дома. Ее не пугало то, что Оддбранд станет свидетелем свидания: обладая независимым нравом, он и за всеми остальными признавал право решать свою судьбу по-своему. Вздумай йомфру бежать из дома с тем же Хродмаром, Оддбранд и не подумал бы им мешать.
Может быть, Оддбранд удивился, что йомфру выбрала такой странный путь в девичью, но ничего не сказал; даже увидев, что она миновала двери отхожего места и завернула за угол длинной бревенчатой постройки, он оставался невозмутимым. Между задней стеной отхожего места и земляной стеной усадьбы оставалось пространство шага в два шириной, заваленное мелким мусором. Земля была порядком утоптана: должно быть, не она первая придумала использовать этот закоулок для свидания без посторонних глаз. Оддбранд встал возле угла постройки и упер руки в бока, всем видом выражая намерение никого сюда не пустить.
Место было не слишком приятное, да и от стены отхожего места тянуло запахом, с которым мирятся только по суровой необходимости. Ингвильда нетерпеливо переступала с ноги на ногу, беспокойно обхватив себя за плечи, и гадала, долго ли ей придется ждать. Каждое мгновение тянулось долго и мучительно: ее унижало это место, и скрытность этой встречи, и все то, что ей предстояло сказать Виль- мунду. А если кто-то увидит ее здесь? Она не сомневалась, что Вильмунд охотно придет ка ее зов, но скоро ли Бломма сможет его разыскать?
— Я вижу сына конунга, — спокойно обронил Оддбранд, не оборачиваясь. — Не его ли ты ждешь?
— Да, его! — с облегчением воскликнула Ингвильда.
— Значит, я его пропущу, — отметил Оддбранд. — Хотя мне казалось, что уже на днях у вас появится сколько угодно времени для бесед наедине.
Ингвильда не ответила. Хирдман посторонился, и в закуток шагнул Вильмунд. Легкое недоумение на его лице при виде Ингвильды сменилось радостью, и он шагнул к ней, протягивая руки.
— Я не очень-то поверил! — обрадованно воскликнул он. — С какой стати тебе было звать меня в такое место? Но все равно я так рад!
Ингвильда попыталась уклониться, но Вильмунд крепко обнял ее и поцеловал, не замечая того, что она уперлась руками ему в грудь. Он, как видно, уже обо всем знал и обращался с ней как со своей собственностью. Сейчас Ингвильда могла бы подумать, что разлука и перемены сказались на нем не лучшим образом: перестав робеть перед ней, Вильмунд оказался очень сильным. Раньше, живя у Фрейвида, он не позволял себе такой настойчивости. Как видно, месяцы похода наградили его опытом и такого рода тоже.
— Пусти! — сначала просительно, потом сердито воскликнула Ингвильда, отворачивая лицо, но Вильмунд не слушал и горячо целовал ей шею и щеку, пытаясь добраться до губ. — Пусти же! — повторила Ингвильда и даже ударила его сжатым кулаком по плечу.
Эти непрошеные знаки любви показались ей нелепыми и унизительными, мелькнула беспокойная мысль: а что же будет потом? При виде радости Вильмунда ей стало еще более стыдно и неловко. Она вспомнила, как давно он мечтал о женитьбе на ней, и вдруг поняла, до чего глупо было с ее стороны надеяться найти в нем союзника. Да он же просто счастлив, что их хотят поженить! Но раз уж она пришла сюда говорить с ним, это нужно было сделать.
Ее сопротивление не слишком ему мешало, но Вильмунд хотя бы понял, что его предполагаемая невеста противится не из стыдливости, а всерьез.
— Чем ты недовольна? — весело спросил он, подняв голову, но не выпуская ее из объятий. — Ведь сегодня уже наше обручение, а завтра или послезавтра будет свадьба. Даже если кто и увидит — только посмеются, что мы выбрали плоховатое место. И я с ними согласен!
Вильмунд смеялся, и видно было, что мысли о близкой свадьбе доставляют ему большое удовольствие.
— Пусти меня! — настойчиво повторила Ингвильда.
— Послушай ее, ярл, — спокойно посоветовал Одд-бранд, стоявший к ним спиной и заслонявший закуток между стенами от чужих глаз. — Если ты вздумаешь обидеть йомфру Ингвильду, то твой высокий род меня не остановит.
Ингвильда была благодарна Оддбранду за эти слова; они не слишком встревожили Вильмунда, но он по крайней мере опомнился, посмотрел ей в лицо и выпустил. Глаза Ингвильды смотрели на него так же строго, как бывало в детстве, без следа той любви, которую он мечтал увидеть.
— Я пришла поговорить с тобой! — решительно начала Ингвильда. Ей было тяжело и хотелось скорее покончить с этим разговором. — У нас мало времени, слушай внимательно. Я не могу быть твоей женой, я обещана другому.
— Кому? — коротко выкрикнул Вильмунд, и его лицо вдруг стало злым. Он нисколько не удивился. — Тому рябому уроду? Мне рассказывали, но я не мог поверить, что ты или твой отец настолько обезумели! Да, я слышал, что Фрейвид чем-то провинился перед ними и должен был расплачиваться. Но не тобой же! А теперь все это в прошлом! У нас война с фьяллями, и ни один безумец не сочтет тебя обязанной Держать слово!
Ингвильда смотрела в его ожесточившееся лицо, и на память ей пришел тот далекий день Середины Лета. День, когда Вильмунд поссорился с Хродмаром и сам своими злыми словами заставил Ингвильду заговорить с Хродмаром о любви. Со всей ясностью она поняла, что ее надежды на забвение ссоры были наивными совсем по-детски. Озлобленность Вильмунда шла из самого сердца; такая злоба не проходит и за десятилетия. Врага, вызвавшего ее, Разыскивают всю жизнь, а если судьба не позволяет отомстить, долг мести завещают наследникам. И с каждым поколением такая месть приобретает все больший вес, делается священной. Почему? — уголком сознания изумилась Ингвильда. Что такого произошло тогда между ними тремя? Может быть, Хродмар в глазах Вильмунда посягнул на его первое настоящее сокровище — на Ингвильду и ее любовь, а значит, стал его первым настоящим врагом? А первая ненависть, как и первая любовь, врезается в сердце глубже всех.
— Послушай меня! — настойчиво заговорила Ингвильда. — Я всегда верила, что ты будешь достойным человеком и славным конунгом. Но я вовсе не хочу быть твоей женой. И боги против этого. Мне было виденье. Судьба готовит нам всем что-то очень страшное, если вы будете настаивать. Так или иначе, отец дал фьяллям слово…
Она понимала, что рассказ о ее любви к Хродма-ру только причинит Вильмунду боль и ожесточит его. Но он так молод — не может быть, чтобы его понятия о чести и верности слову были так же послушны велениям выгоды, как и у Фрейвида. Однако Вильмунд смотрел на нее сузившимися от гнева глазами, без тени понимания или сочувствия.
— Время сильно переменило нас обоих! — сказал он. — Вспомни, что ты сама говорила мне раньше. Что ты говорила мне в тот самый день, когда к нам… к вам в Прибрежный Дом приплыли эти фьялли со своей «гнилой смертью»! Жаль, что Хель не пожрала их всех до одного! Ты тогда говорила мне, что каждый должен следовать своему долгу и стараться прославить свой род, даже если для этого придется заниматься не очень-то желанным делом! Так ты утешала меня, когда я, дурак, не хотел уезжать от вас! В одном я был прав — мне стоило убить того рябого урода прямо тогда, не дожидаясь, пока он выздоровеет! Что же ты теперь не вспомнишь о долге? Самый глупый раб сообразил бы, что теперь велит тебе долг! Разве ты не хочешь, чтобы твой отец стал родичем конунга? Отец решил сам плыть к слэттам, а вместо себя он оставит правителем или Гримкеля, или Фрейвида. И выбор будет зависеть от того, состоится ли свадьба. Разве ты хочешь, чтобы Гримкель правил Квиттингом вместо твоего отца? Что же ты не вспомнишь о своем долге?
— Но это совсем другое! — воскликнула Ингвильда, перебивая его горячую речь. — Совсем другое! Я
