— Это очень мудрое решение! — важно сказала Далла. Скрывая разочарование, она улыбнулась хёвдингу и даже Хельге, которая своим ответом разрушила ее вспыхнувшую на мгновение надежду. Если бы эта дурочка выбрала Брендольва, то дорога к цели самой Даллы очистилась бы даже без ее участия, — Союз со слэттами так важен для квитов! Ведь не следует забывать о фьяллях! Боги помогли нам избежать одной беды, но рано садиться к очагу и приниматься за саги!
Через несколько дней сумерки застали Даллу неподалеку от горы в вершине фьорда. С ней были Брендольв и Фрегна, потерпев неудачу из-за решения Хельги, Далла не отказалась от надежд и еще немало времени провела в разговорах с хозяевами Лаберга. Брендольв с таким откровенным мучением переживал свою неудачу, что это внушало Далле надежду еще сделать его своим союзником. Желание вернуть Хельгу, ставшее отныне совершенно несбыточным, мучило его так, что он почти не мог думать ни о чем другом. Закрыв глаза, он воображал, что ничего не было, ни ссоры на тинге, ни его первой поездки на юг, а был только их сговор, и эти мечты давали ему хотя бы несколько мгновений сладкого отдыха.
Гудмод хёльд громко рассуждал, что род Птичьих Носов не так уж хорош и дочка Хельги не стоит того, чтобы о ней беспокоиться, но Оддхильд хозяйка оказалась разумнее и всей душой жаждала возобновления сговора, хотя и твердила, что это невозможно.
— Этот Хеймир ярл ее как приворожил! — говорила фру Оддхильд. — Это все началось, когда Даг вернулся из Эльвенэса и привез ей эти застежки от Хеймира. Наверное, они заколдованы. Она стала их носить, а потом, когда Брендольв вернулся, она едва глядела на него, хотя самого Хеймира тогда еще в глаза не видела.
— Есть такие вещи! — подхватила Альфрида, лекарка, которая занимала в челяди Лаберга очень видное место. — Такие вещи, которые приносят любовь. Еще у Вёлунда было кольцо, которое он предназначал для своей жены, чтобы она всегда любила его. А потом кольцо попало как добыча к конунгу Нидуду, а он отдал его своей дочери… Ну и кончилось тем, что она забеременела от Вёлунда. Заклятые вещи свое дело знают! Наверное, эти застежки с воронами тоже вроде того кольца. Пока Хельга их носит,, она любит Хеймира. И он ее тоже.
Домочадцы Лаберга кивали. Им требовалось какое-то объяснение вроде этого, потому что иначе они не могли вообразить, чтобы маленькая Хельга предпочла Брендольву — их Брендольву, которого лучше не сыскать в целом свете! — которого знает с детства, какого-то совсем чужого человека.
Далла имела свое мнение о причине такой крепкой привязанности Хельги к жениху. Чему тут удивляться, если девчонка хочет выйти за сына конунга? Да какая же дочь хёвдинга не мечтает о таком муже! Для этого Хельга достаточно взрослая.
Действовать вдова конунга начала немедленно. Отправившись в Тингвалль, она предложила Хельге продать ей застежки. Но Хельга отказалась так решительно, так поспешно прижала ладони к застежкам, точно их отнимали силой, что Далла уверилась: мать Брендольва права. В застежках что-то кроется.
За время жизни в Лаберге она услышала от женщин немало из того, что здесь произошло в последние месяцы. Рассказ о старой Трюмпе и разбуженных духах ей запомнился. Такую могущественную колдунью стоит иметь в виду. А участь Ауднира ей не грозит. Что бы там ни вышло, Хельга не станет вызывать ее на поединок.
Когда Далла предложила Брендольву проводить ее к Трюмпе, он сначала вздрогнул и отказался.
— Хельге мешает колдовство! — втолковывала ему Далла. — Эти застежки — заклятые, пока она их носит, они привораживают ее к Хеймиру, и она не видит никого другого. Даже если Сигурд Убийца Дракона вернется из Валхаллы и посватается к ней, она ему откажет. Но колдовство до добра не доводит. Ты сам помнишь, что стало с твоим родичем Аудниром. Ее нужно спасти от колдовства. Она сама не хочет расставаться с этими застежками, но ее нужно от них избавить.
И они отправились к Вершине. Брендольв никому не рассказывал о задуманном деле, даже матери. Колдовство — не слишком достойное дело. Но замысел Даллы давал ему хотя бы тень надежды, необходимой как воздух. Чтобы иметь возможность дышать, Брендольв готов был согласиться с Даллой: ради достойной цели даже недостойные средства хороши.
— Вон ее дом! — Брендольв показал вверх по склону горы.
Далла уже и сама разглядела под старыми елями низкую избушку, придавленную тяжелой земляной крышей. Толстенные бревна подошли бы скорее для жилища великана. Из оконца над дверью тянулся дымок.
— Она должна быть дома, — сказал Брендольв, хмурясь и стараясь скрыть неприязнь. Ему было так противно и неуютно, точно предстояло взять в руки живую змею. — Она после того… ну, когда болела, теперь из дому ни выходит. Ни один человек ее не видел. Если она вообще не подохла.
Далла нахмурилась. Смерть Трюмпы ее не устраивала.
— Я дальше не пойду, — твердо сказал Брендольв на опушке. — Мужчинам там нечего делать.
Дальше он мог не провожать Даллу со спокойной совестью: колдовство — женское дело, мужчины им брезгают. Пусть Далла сама разбирается со старой троллихой и ее родней.
— Подожди меня здесь, — велела Далла и пошла к избушке.
Фрегна следовала за ней молча и неотступно как тень. Брендольв так привык видеть эту женщину рядом с Даллой, то идущую следом, то выполняющую самые тайные поручения, что вдруг показалось — у вдовы конунга два тела.
Далле тоже было не очень приятно приближаться к жилищу колдуньи, но твердости этой маленькой женщины мог бы позавидовать иной мужчина. Доблесть не только в том, чтобы одолевать врагов. Одолевать собственные желания и нежелания тоже трудно, и для этого тоже нужна немалая доблесть. А Даллу из рода Лейрингов никто не назвал бы слабой. Ей было противно глядеть на низкую серую дверь с зеленоватым налетом лишайника, но она упрямо делала шаг за шагом, все ближе и ближе. Ее мальчик должен остаться конунгом квиттов и воспитываться так, как ему подобает. И никто не скажет, что мать плохо позаботилась о нем!
Когда до избушки оставалось пять шагов, дверь заскрипела, выдвинулась вперед, и из-за нее показалась щуплая женская фигура. Далла остановилась. Нет, это не Трюмпа: женщина была совсем молодой… если у этой троллиной породы вообще бывает возраст.
— Кто ты? — робко, встревоженно спросила хозяйка, бросив на Даллу один взгляд исподлобья. — Мы тебя не знаем.
— Вам и не надо меня знать, — сурово ответила Далла. — Старая Трюмпа еще жива? У меня есть дело для нее.
Женщина помедлила, держась за дверь, потом отошла внутрь избы;
— Войди,
Переступив порог, Далла оставила дверь открытой: очутиться в избушке колдунов без света было слишком даже для нее.
— Ой, закрой, закрой! — пронзительно запищал чей-то тоненький, старый голос с узкой лежанки возле очага. — Закрой!
Далла дернула скрипучую дверь, только чтобы этот голос умолк.
— Это ты — Трюмпа? — спросила она, стараясь в полутьме разглядеть существо на лежанке. — Говорят, ты колдунья?
— А ты пришла издалека ради моего колдовства? — Старуха на лежанке захихикала, суетливыми движениями собирая складки дырявого и засаленного одеяла вокруг себя. — Видно, когда кончились мужчины, в ход пошли и старухи?
— Мне нужно от тебя одно! — сурово сказала Далла. Стоять в этой вонючей избе было так противно, что она не хотела тянуть время. — Мне нужно, чтобы ты добыла у Хельги, дочери Хельги, серебряные застежки в виде воронов, которые она носит каждый день. И отдала их мне. Сможешь ты это сделать?
Старуха завозилась под своим одеялом. Смотреть на ее нездоровую суетливость было противно, как на возню крысы или извивы змеи, но Далла не отводила глаз, боясь оставить старую ведьму без присмотра.
— Да или нет? — спросила Далла. — Если да, я хорошо тебе заплачу. Золото, серебро, корову, лошадь, рабыню? Выбери сама. Если нет, говори быстрее. Я поищу другую, посильнее.
