Леркен Блуждающий Огонь. А уж он-то знает.
Над Хравнефьордом висела непроглядная ночь, холодная тем пронзительным холодом весны, который будто хочет разбить наивные надежды на скорое летнее тепло, С приходом тьмы призрак зимы возвращается. Все живое спало, берега и жилища затихли, как в последних сумерках перед Закатом Богов. Только мелкие волны шевелились возле каменистых берегов да черные деревья всплескивали ветками, ловя слабые дуновения ускользающего ветра. Ветер молчал. И Трюмпе, которая стояла на вершине горы возле старого кострища, одна-одинешенька в мире, не с кем было перекинуться словом. И она звала тех, кого только и умела позвать.
— Туманные тролли, ветровые тролли! — бормотала старуха, кругами прохаживаясь вокруг пустого и холодного кострища. Свою серую накидку она набросила на голову и сама напоминала безликого туманного тролля. Голос из-под накидки звучал глухо и невнятно. — Проснитесь, туманные тролли, приведите сюда буревых троллей! В-ву-у-у! — завыла она вдруг и закричала, приподняв локти и взмахивая ими, как ворона крыльями. — Он задумал уйти, мой враг и ваш враг! Он не уйдет! Напустите тумана, поднимите ветер, разбудите бурю! Он не уйдет! Никто не уйдет! Никто не уйдет!
Где-то в горах камень стукнул о камень, сорвался снежный комок. Коротко плеснуло ветром, и Трюмпа завизжала в нетерпеливом ожидании ответа.
— Идите сюда, голодные духи, жадные духи! — вопила она и топала ногами по камню. — Закружите его, затуманьте ему глаза, заслоните ему дорогу по морю и суше! Он не уйдет! Он не уйдет от меня! Мой враг будет мертв! День за днем, час за часом он все мертвее и мертвее! Духи сожрут его! Рвите его! Кусайте его! Грызите его! Возьмите мою кровь и выпейте его кровь до дна!
Трюмпа сбросила с головы накидку, и в ее поднятой руке появился кремневый нож, похожий просто на острый осколок. Ему было много веков, даже тысячелетий, и он помнил кровь сотен вольных и невольных жертв. Старая колдунья полоснула себя по руке, и темная кровь медленно закапала на камень. Воя и визжа от боли и дикого возбуждения, Трюмпа неистово царапала острым краем кремня себя по лицу и по рукам, кровавые полосы обезобразили ее и превратили в жуткое существо. А она, утрачивая последние остатки разума, выла и металась, прыгала по каменистой площадке, и дикие ветры крутили ее, жадно слизывая капли жертвенной крови, трепали волосы, точно хотели разодрать старуху на куски. С неба пал туман и закрыл вершину горы; его кружили вихри, разносили вокруг, с ним летели обрывки жутких воплей.
И вдруг Трюмпа упала на камень, точно лишившись последних сил, а над вершиной горы взлетела огромная, больше глухаря, взъерошенная черная ворона, и дикие вихри понесли ее к морю. Тело колдуньи осталось лежать возле кострища, скрюченное, неподвижное и холодное, как камень среди камней.
В последнюю ночь перед уходом войска Хельга спала чутко, одним глазом, боясь проспать и не проводить войско как следует. Проснулась она очень рано, еще в глухой темноте. Через дверь из гридницы в девичью долетали возбужденные, недовольные, злые голоса.
— Как будто все тролли поднялись против нас! — бранились хирдманы. — Такая буря! И откуда только! Из дома до отхожего места не дойдешь! Какой тут поход!
— Торбранд Тролль заблудится и вместо нас нападет на кваргов! — нервно острил Равнир. — Вот будет нам позор, когда наш любимый враг нам изменит!
— Да ладно, по берегу-то можно пройти! Тьодорм со своими парнями как-то дошел! Вот к морю лучше не подходить! Ветер-то с ног не валит, а вот в тумане, говорят, вытянутой руки не видно!
Дверь скрипнула, в девичью вошла Сольвёр. Лицо ее выглядело очень озабоченным.
— Что там? — Хельга приподнялась на постели.
— Откуда-то навалило такого туману, какого и зимой не видели! Дозорные разбудили хёвдинга — никто не знает, что теперь делать. Пешее войско может идти, а вот в море ничего не видно. Ингъяльд не знает, как он поплывет встречать слэттов.
— Это колдовство, — сказала Хельга. Ей было неуютно и холодно, почти как тогда, когда сюда проникал мертвый Ауднир или чудовищная ворона-ведьма. — Я чувствую колдовство. Наверное,
Трюмпа опять будит злых духов. Она ведь так и не получила вторую застежку… Надо сказать… — Хельга вспомнила о Хеймире и стала торопливо одеваться, будто могла как-то уберечь его от неясной опасности.
— Колдовство — зто по части Вальгарда! — сказала Сольвёрд, — Только лучше бы Трюмпа приберегла свое искусство для какого-нибудь другого раза!
Вальгард тем временем уже был в гриднице.
— В таком тумане я выхода из фьорда не найду! — говорил Ингъяльд, который на двенадцати- весельном корабле должен был отправляться навстречу Рагневальду Наковальне. — А искать корабли в море — просто глупость! Тем более что они сами не слишком-то хорошо знают здешние места! Мы никогда не встретимся и будем блуждать вечно, как Леркен Блуждающий Огонь!
— Там с ними Эгиль! — напомнил хёвдинг. — Он знает дорогу сюда.
— А он умеет видеть в тумане? — спросил Хеймир.
Поднятый неприятными вестями раньше времени, он не выспался, был бледен, под глазами лежали серые тени, и от этого взгляд казался злым. После всех тревог неожиданное препятствие в виде тумана почти вывело его из себя, и он с трудом сдерживался. Собственное бессилие перед дурной погодой бесило его.
— Это все колдовство! — твердила Хельга. Она вышла в гридницу и торопливо дергала волосы костяным гребнем. — Это опять Трюмпа!
Хеймир не ответил и подавил досадливый вздох: сейчас не время рассказывать страшные саги.
— Это колдовство! — мрачно поддержал Хельгу Вальгард. — Я его чую. У меня на него нюх. Та старая троллиха, что украла мой щит, опять принялась за свое.
— Тогда пойди и разберись с ней! — сорвался Хеймир ярл. — Только побыстрее. Если мы не выйдем до полудня, то можем не успеть к Ягнячьему Ручью вовремя. И многие лишатся возможности совершить славные подвиги!
Хельга подошла и обняла его локоть, прислонилась лбом к его плечу. Хеймир немного унялся, но его лицо оставалось напряженным и недобрым. Промедление могло обойтись слишком дорого.
— Я разберусь с ней! — пообещал Вальгард. Его сила позволяла любое невероятное предложение принять всерьез. — Но тем временем слэтты заплывут не туда! А с этой старой крысы станется загнать их в пасть Мировой Змее. Я сам поплыву им навстречу.
— Вплавь? — ядовито уточнил Хеймир, помня, как берсерк плыл по холодному весеннему морю навстречу своему щиту. — Только щит не забудь.
— Не забуду! — не замечая яда (он был нечувствителен даже к змеиным укусам), ответил Вальгард. — Ты, хёвдинг, вели дать мне простую лодку с двумя веслами. Нечего губить целый корабль с людьми. Я сам встречу слэттов и пошлю на юг. А все пусть идут, как договорились. Уж мне-то никакое колдовство не помешает!
— Это верно! — Хельги хёвдинг обрадовался найденному выходу. — Уж тебе, Вальгард, никакое колдовство не помеха. Может быть, возьмешь еще одного человека на всякий случай?
— Меня! — сказал Сторвальд. — Я не слишком силен в борьбе с колдовством, зато мы с Эгилем чуем друг друга за целый дневной переход. Ведь его «Жаба» идет первой? Он притянется ко мне и притянет за собой остальных. А потом мы поднимемся на «Жабу» и на ней поплывем к Ягнячьему Ручью.
— Да будут с вами боги Асгарда! — пожелал хёвдинг и засуетился. — Орре, вели дать лодку покрепче… Правда, у нас худых не водится. И еды, и воды положите на всякий случай — как знать…
Вальгард вскинул на плечо щит, Сторвальд завернулся в рыбацкий плащ из тюленьей шкуры.
Усадьба уже поднималась, снаружи доносился шум: дружины, размещенные в округе, собирались в путь. Пешее войско готово было выступать. А в туманное море пошли только двое: скальд и берсерк. При всех различиях в них гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд.
Сторвальд сидел на носу лодки и держался обеими руками за мокрые борта. Лодка подпрыгивала на волнах, эльденландец был весь мокрый от брызг, и плащ из тюленьей шкуры помогал мало. Но далее волны он видел только тогда, когда они накатывались на борта. Лодка плыла в море тумана. Туман был над головой, вокруг, внизу. Позади он густо серел, как нечесаная шерсть. Оборачиваясь, Сторвальд кидал взгляд
