ударились в плач, зато остальные приободрились.
— Я знал, что если правильно взяться за дело, то оно пойдет как надо! — рассуждал Хельги хёвдинг, розовея и потея от волнения. Победа сына порадовала его больше, чем могла бы порадовать собственная. — Как говорится, кто хорошо начал, тот сделал половину! Разбить дружину пяти кораблей! Взять в плен самого Хродмара ярла! Это все равно что пленить половину Торбранда Тролля!
— И даже больше! — слегка улыбаясь, заметил Хеймир Наследник. Он тоже был рад вестям, хотя и не так бурно, как хёвдинг и его дочь. — Ведь Торбранд считает Хродмара, сына Кари, своей удачей, а без удачи что за конунг? Признаться, я удивлен, что Хродмар ярл так легко сдался! Судя по тому, что я о нем слышал раньше, ему следовало сопротивляться до последнего. Он — один из самых непримиримых противников Квиттинга. Если бы не он, возможно, Торбранд конунг не забрался бы так далеко. Я точно знаю, что не все фьялли в восторге от этой войны, и даже среди родичей Торбранда есть люди, которые уже давно хотели бы ее прекратить.
— Вот и отлично, что мой сын почти голыми руками поймал такого волка! — ликовал Хельги хёвдинг. — Может, теперь Торбранд поймет, что удача от него отворачивается!
— Ей надоело любоваться его длинным носом! — вставил Сторвальд. — Должны же норны заметить, что наш Даг гораздо красивее!
— А как ты думаешь, близкий ли день битвы назначит Торбранд? — спросил хёвдинг у Хеймира.
Но на этот раз Наследник, так много про всех знавший, только пожал плечами:
— Для этого нужно знать, сколько у него осталось людей и где они, скоро ли он сумеет их собрать. А пока я этого не знаю…
— А скоро ли можно ждать ваше войско? Хеймир снова пожал плечами, но на этот раз с неудовольствием. Ему уже не раз задавали этот вопрос, и его тянуло ответить, что он ведь не ясновидящий. Откуда ему знать, скоро ли отец и Рагневальд соберут войско и снарядят корабли? Скоро ли Эгилева «Рогатая Жаба» доберется до Эльвенэса и передаст приказ немедленно идти на Квиттит! И какая там погода сейчас, на севере Среднего пролива? Какой-то конунг в древности умел оборачиваться вороном и за одну ночь летать через море. К сожалению, сейчас люди измельчали, и Хеймир ярл ничего подобного не умел.
— К этой битве нам очень бы пригодился щит Вальгарда! — вздыхала Хельга. Она еще не кончила радоваться тому, что в первой битве Даг уцелел, а уже начала беспокоиться о будущей, той, что предстояла с самим Торбрандом конунгом. — Если бы он был, то сейчас у нас не плакали бы десять вдов!
О щите Вальгарда вспоминали часто, но дальше разговоров дело не шло. Любой мудрец до лысины прочешет затылок перед такой задачей — достать щит с морского дна! Сам Вальгард часто исчезал из дома, даже не всегда ночевал в усадьбе. Несколько раз его видели бродящим над морем, а раз он спросил у Сквальпа рыбака, где живет старая Трюмпа. Парень честно показал дорогу, но назавтра Вальгард спрашивал об этом же у кого-то другого. Видно, колдунья позаботилась, чтобы враг не нашел пути к ее дому.
— Может, Трюмпа и виновата! — поговаривали в усадьбе. — Только непонятно, как она сумела украсть щит. Та ворона его не подняла бы! Только если ей помогал кто-то из наших… Да что ты! Кто же из наших станет помогать колдунье в ее мерзких делах?
Когда же речь зашла о большой битве, о щите берсерка вспомнил сам Хельги хёвдинг.
— Видно, сами мы ничего не придумаем! — сказал он наконец. — Придется нам сделать то, что уже этой зимой делали — попросить совета у Восточного Ворона. Я думаю, ты, Хельга…
Хёвдинг вопросительно посмотрел на дочь, но она вдруг побледнела и покачала головой:
— Нет, нет! Я не… Я не смогу.
Последние слова она прошептала совсем тихо, в глазах ее показались слезы. Хёвдинг испугался, после недавно пережитого он избегал даже намеков на все, что могло бы ее потревожить. Он никак не думал, что ей не понравится речь о Вороне, ее спасителе! А Хельга вцепилась в локоть Хеймира и уткнулась лицом в его плечо. Он погладил ее по голове и сделал хёвдингу знак глазами, оставим ее в покое. А Хельга прятала слезы, она никому не решилась рассказать самого главного — Ворон никогда больше ей не покажется. Она не жалела о сделанном выборе и с каждым днем все сильнее привязывалась к Хеймиру ярлу, но мысль о Вороне по-прежнему вызывала в ее сердце острую боль потери. Боги сотворили ее жить между двумя мирами, и с потерей одного из них она потеряла половину себя самой. Все равно что умерла наполовину.
— Ничего, ничего! — успокоительно и растерянно бормотал хёвдинг. — Лучше мы сделаем так! — решил он. — Мы соберем людей и принесем жертвы на поле тинга.
— Это верно, — одобрила фру Мальгерд. — Нам ведь нужен не столько щит, сколько уверенность, что дух побережья с нами.
Известие о жертвоприношении собрало множество народу. Хельги хёвдинг сам приносил жертву. Хельга стояла на вершине холма, чуть поодаль от мужчин, и трепетала в ожидании сама не зная чего. Вопреки разуму, сердце ее сохраняло надежду, ту безрассудную надежду, которая никогда не покидает влюбленных и скальдов. На память ей пришел другой день — день тинга, когда восточное побережье отказалось давать войско Стюрмиру конунгу. Все было почти как тогда: влажный ветер с моря, бесчисленные головы на поле под холмом… Правда, сейчас их было поменьше. И все же что-то очень важное, более важное, чем число людей, отличало нынешнее поле тинга от тогдашнего. Тогда Хельге было тяжело и холодно. На нее стылым водопадом лились неувс ренность, враждебность, отчуждение, страх всех тех людей перед будущим. А сейчас поток ветра был живым и теплым.
Это весна… Нет, это что-то другое. Согласие и воодушевление всех этих людей грели ее, и Хельга верила: Ворон не сможет не откликнуться на призыв! В этом дух побережья бессилен перед человеческим духом: он не может не прийти, когда его заклинают те, кто его сотворил.
Закрыв глаза, Хельга слушала, стараясь поскорее уловить присутствие Ворона. Ветер, дувший ей в лицо и трепавший волосы, был не прохладным и прозрачным, как осенью, а плотным и теплым. Ветер дышал, казалось, еще миг, и он скажет какие-то простые слова, которые услышат все: и знатные люди на холме вокруг жертвенника, и простонародье внизу — все эти хирдманы, бонды, рыбаки…
Дух земли и ее людей общим могучим потоком лились в ее сердце, и вдруг Хельге показалось, что она сама и есть Ворон, соединивший такие разные сущности в своем переменчивом образе. Не открывая глаз, Хельга шагнула вперед, подняла разведенные руки, как крылья. Так ей было легче: два невидимых крыла, земля и небо, жизнь и смерть уравновешивали друг друга, встречаясь в ней, в маленьком и безграничном человеческом существе, самом непостижимом из всех, что сотворили боги.
С закрытыми глазами Хельга знала, что все поле тинга молчит и смотрит на нее: она — их душа, кого же им слушать, как не ее? Но она была еще больше, чем поле тинга: она слышала волны. которые катились за близким холмом, слышала камень, омываемый этими волнами, слышала холодное мерное дыхание морских великанш. Они тоже прислушивались к миру и готовы были отвечать ему.
— Я — дух земли, дух моря, дух рода человеческого, — заговорил чей-то голос, глубокий и сильный. Хельга слышала его как наполняющий все пространство вокруг нее к не замечала, что он изливается из ее собственных уст. — Я — щит побережья. Щит — земля, щит — волна, щит — морские камни, щит — кованое железо, щит — живые руки. Я — встреча морской волны и зеленого дерна, я — ряд поколений, стоящих на страже. Щит — мое сердце. Отдайте мне ваше, возьмите мое.
Поле тинга дышало ветром, приливы могучего дыхания качали Хельгу, и она видела, что идет, идет по блестящей, струящейся серебристой тропе через море рассеянного голубоватого света, идет, потому что мощный поток тепла снизу поддерживает ее и не дает упасть. А в море света сияли человеческие глаза — сотни и тысячи, только глаза, голубые и серые, блестящие, как роса под солнцем, и все они смотрели на нее с надеждой и ожиданием. Их было больше, чем звезд в небе, они то сливались в то самое море голубого света, то вспыхивали опять. На Хельгу смотрели бесчисленные поколения, создавшие дух побережья и его щит.
А потом воздушная тропа под ее ногами уплотнилась и стала камнем. Хельга подняла веки и увидела перед собой лица, с которых сияли ей навстречу те самые глаза. Их стало меньше, но в них были те же надежда и ожидание.
— Сам Восточный Ворон говорил устами моей дочери! — взволнованно воскликнул Хельги
