Хельга видела, что ему приятны ее слова, и обрадовалась было, но вдруг вспомнила ссору перед отъездом Брендольва, когда она назвала Хеймира бесчувственным. Нет, она была не права. Хельга уже открыла рот, чтобы об этом сказать, но не посмела. Лучше об этом не вспоминать. Как серый туман мира Хель, образ Хеймира колебался в ее глазах: он казался то близким и понятным, то далеким и чужим. Но она готова была восхищаться им: его умом, проницательностью, сообразительностью, умением владеть собой. И он такой красивый…
Вдруг испугавшись, что он поймет эту последнюю мысль, Хельга отвела глаза и пошла прочь. Хеймир смотрел ей вслед, не зная, рада она его победе над Брендольвом или нет. Все же жаль, что тот не утонул вместе со своей злосчастной «Лисицей»!
Уже на другой день после отъезда из Тингвалля дружине Дага встретился гонец, который мог рассказать о произошедшем лучше, чем пара дымовых столбов. Оказалось, что морской дозор южного рубежа — Сиград хёльд и Кетиль Толстяк на своих кораблях — заметили в море корабль фьяллей с драконьей головой на штевне. Надо отдать им должное: прежде чем принимать геройский бой и добывать вечную славу, они послали человека на берег. Немедленно был отправлен гонец к хёвдингу, ближайшей округе дали знать дымом, и на берег сбежалось целое войско из окрестных бондов и рыбаков. Там не было и полусотни человек, но подкрепление дружинам двух кораблей получилось изрядным. Фьялли, разглядев все это, развернулись и уплыли на юг, не принимая боя.
Через два дня они вернулись уже на трех кораблях. Сиград и Кетиль, ждавшие их за мысом Ягнячьего Ручья, вступили в бой, в котором корабль Кетиля был потерян, а Сиграду пришлось уйти. Зато ночью они во главе местного войска напали на стоянку уставших фьяллей и перебили почти всех, получив десяток пленных и три неплохих корабля в придачу к Кетилеву «Толстому Волку».
Так что дела были бы совсем не плохи, если бы возле усадьбы Ягнячий Ручей квиттов не поджидало уже пять кораблей.
— Они подходят постепенно, — разъяснял Дагу Сиград хёльд, который теперь имел вид отважный и хмурый одновременно. Одержанные победы наполняли его гордостью, но мало кто радуется, имея пять вражеских кораблей почти у ворот своего дома. — Мы видели у Пастбищного острова пять «Драконов», целое стадо. Самый большой скамей на двадцать шесть, цветной парус, и на мачте бронзовый флюгер. Похоже на знатного ярла. Видно, они не ждут, что кто-то на Квиттинге еще может драться, и не собирают силы в кулак. Думают, что те три первых корабля слишком увлеклись добычей и потому не вернулись.
— Может быть! — заметил йнгъяльд. — Может быть, фьялли и возгордились своими победами. Но может быть и так, что год войны научил их осторожности.
Год войны! Года еще не было, да и не такой уж это большой срок, но Дагу вдруг стало тяжело от мысли, что вот уже год Квиттинг ничего не может поделать со своей злой судьбой. И за этот год три его четверти оказались в руках врагов. Напрасны все жертвы, призывы, порывы. Судьба делает свое дело и не смотрит под ноги. «Старик идет!» — бормотала когда-то Атла. Старик прошел уже три четверти полуострова. Сумеет ли какая-то сила его остановить? Даг оглядывал низковатую и тесную гридницу усадьбы Ягнячий Ручей, забитую лежащими и сидящими мужчинами, многие из которых еще вчера пасли скот и ловили рыбу, и ему страшно было подумать, что уже завтра многих из них может не оказаться в живых. Кого-то — наверняка.
Но сомнения Дага не были трусостью, потому что не склоняли его повернуть назад, отступить. Он точно знал, куда должен идти и что делать. Его окружали знакомые лица, и оттого казалось, что он никуда не ушел из Тингвалля, что весь Тингвалль, весь Хравнефьорд пришел с ним сюда. Даг не очень хорошо знал жителей Ламбибекка, многие лица были ему вовсе не знакомы, но они тоже были — Тингвалль, потому что у них с Тингваллем была общая цель и общая решимость ее добиться. И даже если бы сейчас явилась вещая норна и предрекла смерть в завтрашнем бою, Даг не дрогнул бы. Он сделает то, что должен будет сделать. Люди это запомнят. А иначе собственная жизнь станет ему не нужна, потому что нельзя жить, не уважая себя.
В гриднице сидели недолго: решено было завтра проплыть и пройти дальше на юг. За ручьем область восточного побережья кончалась, но все сходились на том, что лучше вообще не допускать фьяллей на свой берег, Сиград хёльд особенно ратовал за это — ведь его дом будет первым на пути врагов. Если они уже близко, то лучше опередить их и напасть на них раньше, чем они нападут сами. По пути к Дагу присоединились несколько хёльдов с дружинами; теперь с ним было почти две сотни хорошо вооруженных воинов, а с такой силой можно не ждать, что подскажут сны.
Найдя себе местечко на полу возле стены, Даг сворачивал накидку, устраиваясь, когда в гридницу вошли несколько человек вместе с самим хозяином.
— Эй! — позвал Сиград хёльд и обвел гридницу поднятым факелом. — Ингъяльд! Даг! Эйвинд! Проснитесь, кто-нибудь, а лучше все. Посоветуемся.
Мужчины зашевелились. Даг встал, шагнул к Сиграду, быстро спросил:
— Что-то случилось?
— Прибежал мальчишка! — Сиград подтолкнул к нему кого-то маленького, и Даг увидел востроносого, пронырливого на вид подростка лет четырнадцати-пятнадцати с оттопыренными ушами. — Это сын Брима Зеваки из-за ручья. Говорит, фьялли у них в усадьбе,
— Точно, точно, говорю, да они и правда у нас есть, точно-точно! — затараторил мальчишка, будто горох из мешка посыпал. — Пять кораблей, вот столько! — Он показал ладонь с широко растопыренными пальцами, — Стоят у нас в усадьбе, то есть корабли на берегу, а люди в усадьбе.
— Сколько? — сразу спросили несколько голосов. При слове «фьялли» все сразу стряхнули сон и поднялись,
— Много! — Мальчишка замахал обеими руками. — Разве сосчитаешь! Весь дом забит, и все сараи, и конюшни, и еще на берегу возле кораблей осталось много. Завтра они пойдут к вам сюда.
— Очень надо! — негостеприимно ответил Сиград хёльд. — Я вот что подумал, — он обвел глазами лица Дага, Ингьяльда, Кетиля, Эйвинда хёльда, — зачем нам дожидаться? Пойдем прямо сейчас. Мы меньше них устали. Тут идти до Поросячьей Радости всего ничего…
— До чего? — изумился Даг. Час казался ему неподходящим для шуток.
Сиград и мальчишка разом хихикнули, притом Сиград сморщился, поскольку в предыдущей схватке был ранен фьялльским копьем в щеку.
— Это их усадьба так называется, — пояснил он, кивая на ухмыляющегося мальчишку. — Поросячья Радость. У них там свиньи хорошо плодятся. Так вот, если сейчас выйдем, после полуночи сразу будем там. Всех их разом и накроем. Чего дожидаться? Мне в усадьбе таких гостей не надо.
— Пойдем, — сразу предложил Даг и посмотрел на Ингьяльда. — Они не ждут. Случай удобный.
— Пожалуй. — Ингъяльд вопросительно посмотрел на Эйвинда хёльда.
Очень скоро отряд уже выходил из усадьбы Ягнячий Ручей. Мальчишка (он сказал, что его зовут Стари, и Равнир тут же нарек его Ночным Скворцом и подарил костяную пуговицу[54]) шустро бежал впереди, показывая дорогу.
— А где твои родичи? — расспрашивал его по дороге Даг.
— Брим… отец, то есть, в лесу, — охотно объяснял Стари, и непохоже было, что его хоть сколько- нибудь огорчало положение дел. — А Вегейр и Баульв ушли воевать. Один человек говорил, что Вегейра видел после битвы, а Баульва нет. Наверное, Ботхильде придется поискать себе другого мужа.
Даг не знал этих людей, да и не так уж важно, кем они приходятся мальчишке. Гораздо важнее другое: Даг совсем не хотел, чтобы через месяц-другой кто-то из Тингвалля мог рассказать нечто подобное о своих хозяевах.
До полнолуния оставалось несколько дней, желтовато-белая луна внимательно разглядывала идущих, точно хотела пересчитать. В свете ее лучей было видно каждую веточку, море блестело, как снег, и казалось дорогой в какие-то иные миры… Так сказала бы Хельга. Шли быстро, а Дагу почти не верилось, что он идет в свою первую в жизни настоящую битву. Почему-то пожар Волчьих Столбов ему сейчас не вспоминался. Вот так, без жертвенных пиров, без обетных кубков, без громких речей и клятв. Брендольв обиделся бы… Но Дагу не было обидно. Он вспоминал слова Наследника, очень кстати сказанные на прощание. «Если тебе придется драться, — а скорее так оно и есть, — помни, что фьялли отнюдь не великаны, — сказал ему Хеймир. — Они не бессмертные. И боевой пыл у них сейчас уже не тот, что был год
