назад или на Середине Зимы. У фьяллей есть поговорка: откусывать стоит столько, сколько сможешь проглотить. А Торбранд Тролль уже наглотался. Не думай, что у тебя выдались увлекательные „кукушкины гулянья“ в этом году, но ты идешь вовсе не в пасть к Фенриру Волку. Относись к этому спокойнее». Даг сам удивлялся, насколько мало волнуется. Он даже готов был укорить себя в недостатке боевого духа и жажды вражеской крови… но тут ему некстати вспомнилась Хельга, и на смену спокойствию откуда-то всплыл настоящий ужас. Жутко было думать: случись что — и он никогда не увидит ее… После пережитого недавно жизнь Хельги, даже когда ей решительно ничего не угрожало, казалась такой хрупкой, что ей может повредить даже неосторожная мысль.
— Вон она, наша усадьба. — Стари, шедший рядом с Дагом, взмахнул рукой, призывая остановиться.
Внизу под холмом была видна усадьба: обыкновенная, не слишком большая, обнесенная стеной, с хозяйским домом, постройками вокруг. На дворе мерцал широкий, но низкий костер.
— А корабли ихние — вон там. — Мальчишка махнул куда-то дальше вдоль моря. — Я потом покажу. Или надо сейчас?
— Покажи сейчас, а пойдем потом, — ответил ему Эйвинд хёльд. Весь отряд останавливался, ожидая дальнейших приказов. — Мы тут с Кетилем подумали: разделяться нам не надо. Сначала разобьем усадьбу, тогда им и от кораблей толку не будет. Наверняка у них главные силы в усадьбе, и старший там, а у кораблей только дозор. Если с кораблей начать, то усадьба проснется.
— Ведь в усадьбе больше народу? — спросил Сиград у мальчишки.
Тот кивнул. На его подвижной мордочке было любопытство и ни капли страха. Лет в двенадцать- тринадцать Даг тоже был таким: чувство опасности еще не проснулось, и потому подросток, ребенок охотно идет туда, куда взрослый мужчина пойдет, сжав зубы от страха и взывая ко всем богам. Иногда и пожалеешь, что уже миновал эту неразумно отважную пору!
— А где их старший? — спросил Даг. Мальчишка пожал острыми плечами:
— Как их различить? Фьялли, они и есть фьялли. Я к ним не приглядывался.
— Значит, выносим вперед бревна, закрываем ворота и поджигаем, — деловито решил Сиград хёльд. — Только надо со стороны моря поставить больше людей. Тут до берега не так далеко — увидят огонь, могут прибеясать к своим.
Несколько крепких бревен, смолу и солому принесли с собой из Ламбибекка. Слушая Сиграда, Даг сразу вспомнил Волчьи Столбы. Рагневальд Наковальня действовал примерно так же. На миг ему стало неприятно, но он не стал спорить даже мысленно. Необходимо дать фьяллям решительный отпор: пусть поймут, что здесь их ждет серьезный противник. И задумаются, а стоит ли идти дальше.
— Я пойду к берегу, — сказал Стари. — Когда тамошние проснутся, я прибегу и вам скажу.
— Осторожнее там! — вполголоса крикнул Даг ему вслед то же самое, что ему самому говорила бабушка Мальгерд.
Темнота не ответила. Стари мгновенно растворился, и Даг не стал беспокоиться за него дальше. Что-то в облике мальчишки говорило: этот не пропадет. Чем-то похож на Рэвунга. Тот тоже очень хотел в поход и остался дома только потому, что кто-то ведь должен защищать и успокаивать женщин.
А дальше Дагу казалось, что с горы столкнули огромный камень и он полетел, грохоча, ускоряя бег и увлекая всех за собой. Остановить его уже невозможно. За гулом ветра дозорные во дворе не услышали, как усадьба была окружена; они подняли тревогу только тогда, у ворот тяжело застучали бревна, которыми подпирали створки. Мгновенно усадьба осветилась факелами, наполнилась криком и топотом сотен бегущих ног; снаружи казалось, что она переполнена, как муравейник, и деревянная стена сейчас лопнет, как набитый мешок, не выдержав давления изнутри. Над стеной прямо возле Дага выскочила человеческая голова, рядом мелькнули руки; не думая, он ударил копьем в лицо, и фьялль рухнул назад во двор.
Вокруг всей усадьбы закипела битва. Понимая, чем им грозит заточение, фьялли отчаянно рвались наружу, квитты били их при всякой попытке перебраться через стену. Было похоже, что какое-то чудовище рвется из пещеры, а его не хотят вывоз
пустить; но оно стремится на свободу сразу сотней голов, сотней рук с зажатым оружием, плюется стрелами и копьями. Деревянная стена уже горела, кое-где на постройках занимались крыши. От дыма делалось труднее дышать, у Дага не шли из ума Волчьи Столбы. Но эти воспоминания жили отдельно, его руки делали то, что должны были делать. Он уже был ранен в плечо копьем из-за стены, но рана казалась неопасной, и он почти о ней не думал. Все его силы были сосредоточены на одном: удержать чудовище. Это его кусок войны. Маленький, темный, тесный, дымный, отвратительный запахом крови и смерти.
Ворота и стена в нескольких местах обрушились, в проломах образовались очаги отчаянной схватки; звон железа и крики висели над темным берегом, оглушали. Пламя затмило белый блеск луны. И почти с удивлением Даг обнаружил, что фьяллей не так много, как казалось поначалу: через стены уже почти никто не лез, все они сосредоточились в проломах. Наиболее сильный кулак собрался в воротах: должно быть, фьялли хотели пробиваться к берегу, к кораблям.
Постепенно в других проломах квитты оттеснили врагов назад внутрь усадьбы и сами вступили во двор. Еще немного — и фьялли будут окружены уже без прикрытия стен. Близкая победа воодушевляла, мощная волна несла вперед, совсем как тогда, после заклинания Вальгарда. Мельком вспоминая его, Даг не мог отделаться от ощущения, что берсерк где-то рядом, что это его щит мелькнул красным отблеском справа, что это его голос, как рев боевого рога, зовет нажать, ударить… Нет, это тот хёльд с белым пятном в бороде, Халльгрим или Халльбьёрн, как его…
И вдруг фьялли все резко отступили назад и бросились единой толпой в ворота. Лишь на миг квитты дрогнули, и остатки фьяллей устремились в прорыв. Кто-то кричал в общем шуме, отдавая им приказы, и нельзя даже было рассмотреть их старшего.
— Догнать! За ними! Бей! — свирепо орал Сиград хёльд, дикий и страшный с оторванным рукавом и большим размазанным пятном чужой крови на груди. — Я вам за моего Толстяка…
Почти не сопротивляясь, фьялли бежали к морю и квитты били их на ходу, в спину, как придется.
— Чтоб ни один не ушел! Ни один! — кричав Эйвинд хёльд. — От кораблей отсекай!
На морском берегу пылал огромный костер, все пять кораблей были спущены на воду и лишь придерживались носами за отмель, чтобы не снесло Вокруг них стояли с оружием наготове не меньше полусотни фьяллей. Вместе с теми, кто вырвался из усадьбы, их опять стало почти столько же, сколько осталось от квиттов. Прибежавшие из усадьбы ворвались внутрь освещенного круга и скрылись за щитами дозорных. Навстречу квиттам полетели стрелы. Впереди была неширокая полоса берега с тушами пяти кораблей, и огромный костер бросал отблески на сотни клинков во вражеских руках. Здесь была грань между тьмой и огнем, между землей и морем, между своими и чужими, между миром живых и миром мертвых.
Откуда-то с севера пролетела черная птица ворон. Вернувшись, он закружил над костром, и квитты и фьялли, не сводили с него глаз.
— Это знак! — сам себе сказал Даг и шагнул вперед. — Кто у вас старший? — громко крикнул он, обращаясь к молчащим фьяллям.
Над берегом пролетел неслышный вздох, сжимая оружие, те и другие ждали, будет ли ответ. А Даг вышел вперед, опираясь на копье, и сам себе показался похожим на Одина. Но захлебнуться гордостью ему не грозило, потому что рана в плече сильно заболела, а дышать было так тяжело, что ему приходилось делать перерыв почти после каждого слова.
— Я — Даг, сын Хельги, хёвдинга Квиттинского востока, — продолжал он. — Кто старший среди вас, кто может говорить со мной?
— Я, — почти тут же ответил ему молодой голос, и один из фьяллей шагнул вперед. Судя по его виду, он еще не участвовал в битве. — Я, Хродмар ярл, сын Кари ярла из Аскефьорда. Я достаточно хороший собеседник для тебя?
В голосе его звучала раздраженная издевка, но Дагу было не до обид. Глянув в лицо собеседника, Даг содрогнулся: он был готов драться с людьми, а не с троллями. Даже в неверном свете костра было видно, что все лицо Хродмара ярла покрыто мелкими шрамами, не оставившими гладкой кожи даже на ширину волоска. Черты лица были расплывчатыми, неопределенными, и весь его облик в дрожащем свете пламенных языков, в блеске острой стали, в отсветах морской волны за спиной казался
