красными ремешками, казались облитыми особым светом, как святыни. Единственный луч бледного зимнего солнца, пробившийся сквозь серые косматые облака, светил на нее одну. И воспитатель со змеиными глазами, который время от времени перебрасывался с ней словом, казался Брендольву служителем божества, а не просто доверенным хирдманом, которому поручено охранять дочь хёвдинга.
От Каменного Мыса до усадьбы конунга было неблизко, и в полдень остановились передохнуть. Гудфинн Мешок Овса тут же разложил костерок, Асмунд хлопотал вместе с хозяином, насаживал на палочки куски жареного мяса, чтобы они погрелись возле огня. Врендольв прошелся по берегу. Порога пролегала над самым озером, чуть поодаль темнел чахлый березняк, а все пространство между березняком и обрывом было заполнено шевелящимися людьми, конями, клубами дыма. Для кюны Даллы зачем-то раскинули цветной шатер, как будто она собиралась здесь ночевать.
— Привет тебе, Врендольв, сын Гудмода! — раздался у него за плечом негромкий голос.
Брендольв вздрогнул, но не сразу обернулся. Как вчера, этот мягкий, теплый голос повеял на него сладостью прозрачного ручья в жаркий день, но после вчерашнего ему еще труднее верилось в такое чудо. Мигом все его существо пронизала сладкая дрожь, сердце забилось так часто, что Брендольв боялся открыть рот, подать голос, чтобы не выдать этой дрожи.
— Ты не хочешь со мной говорить? — сказала Ингвильда, и Брендольв обернулся почти с ужасом — она может обидеться!
Йомфру Ингвильда стояла в шаге от него, а за ее спиной возвышался ее воспитатель. Врендольв мельком отметил его странный меч — с железным кольцом на конце рукояти, точно у огромного ключа.
— Нет, я… — торопливо, хрипло ответил он и запнулся. Непрошенная краска поползла ему в лицо, он ущипнул бородку, злясь на себя и не в силах побороть растерянность.
— А я думала, ты обиделся, что я вчера не донесла до тебя рог! — продолжила Ингвильда и чуть- чуть улыбнулась. Лицо ее стало мягче, сквозь строгость мерещилась нежность, и у Брендольва кружилась голова. Даже стоя рядом, она была далека, как богиня, но ока была так прекрасна! — Я не хотела обидеть тебя. Я поступила несправедливо, потому что ты заслужил награду. Ты ничем не запятнал себя. Я виновата перед тобой, но слова конунга слишком разозлили меня, и я не могла уже думать ни о чем другом. Хочешь, я подарю тебе что-нибудь в знак моего уважения?
Она стянула с пальца золотое колечко и на ладони подала Брендольву. Он поспешно взял его как величайшую драгоценность; он бы и простой камешек из озера схватил с той же готовностью, лишь бы камешек был освящен прикосновением ее руки. Иметь всегда с собой ее вещь, ее подарок! Брендольв был так счастлив, что не сразу сообразил поблагодарить.
— Я не обиделся, — выговорил он наконец. — Я с радостью приму твой подарок, йомфру Ингвильда, но я не усмотрел обиды… Я был рад услышать то, что ты сказала. Я тоже думаю так. Нам давно пора действовать, а не тратить время в забавах. Я хотел бы так же отличиться в битве, как отличился вчера…
— Так что же вы не скажете об этом конунгу? — Ингвильда перестала улыбаться и взглянула на него строго. — Скажите ему! Скажите, что вы — мужчины и не позволите превращать себя в болтливых женщин! Что конунг только тогда чего-то стоит, когда ведет воинов в битву. А иначе кому и зачем он нужен? Негодная уздечка лошадке ни к чему!
— Но что он может сделать один? — возразил Брендольв. После вчерашнего, когда Вильмунд конунг при всех унизился до перепалки, да еще и ревнивой перепалки с женщиной, Брендольв больше не верил в его способность что-то сделать и знал причины этому. — Ведь у него почти нет войска. Здесь, возле озера Фрейра, едва наберется полтысячи человек. А у фьяллей и раудов вместе, говорят, не меньше десяти тысяч! Чтобы их одолеть, нужно собрать всех квиттов, способных носить оружие. А мы уже лишились севера. Остались три четверти страны. Где же твой отец? Почему ты не поторопишь его с войском?
— Как я могу его поторопить, если я даже не знаю, где он? — негромко ответила Ингвильда и отвела глаза. Ее лицо погасло. — Ты напрасно думаешь, что мой отец очень считается со мной. Если бы он спрашивал о моих желаниях, я не была бы сейчас здесь.
Она замолчала, а Брендольв вспомнил еще кое-что, сказанное на вчерашнем пиру, «…готовит вашу свадьбу с рябым фьяллем! — Я была бы рада, если бы это было так! Хродмар, сын Кари, из тех людей…» Что-то вроде этого. Значит, есть какой-то Хродмар, сын Кари, которого она предпочитает всем и даже своему жениху-конунгу. И Брендольва она похвалила только за те качества, которые у него общие с ее избранником. «Хродмар, сын Кари — не из тех, кто станет пьянствовать, забыв о деле… Тот мужчина, кто не боится действовать…» Как холодная вода, плеснувшая в огонь, эти мысли загасили радость Брендольва. Светлая богиня любит другого. Брендольв и раньше не думал, что она полюбит его, но убедиться в невозможности этого было невыразимо горько. И даже образ Хельги, призванный на помощь, не помог. Бледный и мелкий, он потерялся, как теряется спинка светлячка рядом с ослепительной звездой.
— Но Вильмунд конунг напрасно обвиняет моего отца в предательстве! — сказала Ингвильда. За и мгновения она успела далеко унестись в своих мыслях и вернулась на берег озера Фрейра неохотно. — Я вовсе не жду, что он захочет договориться с фьяллями. Они нанесли обиды и нашему роду.
Так что раньше или позже мой отец приведет войско, и вы все еще пойдете в битву. Я желаю тебе, чтобы твой меч… Откуда у тебя этот меч? — Взгляд Ингвильды вдруг уперся в меч на поясе Брендольва, и удивление на ее лице показало, что он ей знаком.
— Его подарил мне Хельги хёвдинг. На обручение, — ответил Брендольв, В один миг он успел и пожалеть о том, что у него вырвались слова об обручении, и порадоваться этому,
— На обручение? — повторила Ингвильда, потом кивнула: — Ах, да! Мне говорили, что ты обручен с дочерью Хельги хёвдинга. Потому-то Вильмунд так к тебе расположен — ему очень нужно дружить с восточным берегом, С Хельги хёвдингом у нас еще никто не успел поссориться. Даже странно! Но я видела этот меч у Стюрмира конунга. Или очень похожий.
Она только хотела повернуть голову к своему воспитателю, но Оддбранд Наследство ответил из-за ее плеча, не дожидаясь вопроса:
— Этот самый. Там еще у основания клинка руна «тюр», с одной и с другой стороны,
Брендольв кивнул — такие руны у основания клинка были.
— Это и есть меч Стюрмнра конунга, — подтвердил он. — Конунг подарил его Хельги хёвдингу, когда ехал мимо его усадьбы к слэттам. Тогда рауды еще не вступили в войну, и мимо их земель можно было ходить. А Хельги хёвдинг подарил мне.
— Конечно, Хельги хёвдинг был вправе подарить его любому достойному человеку. — Ингвнльда кивнула. — Но я удивлена… Как же ты мог, имея на поясе меч одного конунга, прийти служить его сопернику?
— Я… — Брендольв смутился. А ведь и Хельга при их последнем свидании сказала ему почти то же самое. — Мы думаем, что он погиб. Имея такой меч, стыдно сидеть дома. Ведь только тот мужчина, кто не боится действовать, верно?
— Верно! — Ингвнльда снова кивнула, но взгляд ее был озабоченным, словно ее постоянно отвлекают тяжелые мысли. — Так и нужно брать в руки меч — чтобы биться! А не так…
Она обернулась назад, туда, где расположился на отдых Вильмунд конунг, и вдруг, не договорив, быстро шагнула в сторону и торопливо пошла прочь. Брендольв оглянулся: у полога шатра кюны Даллы стоял Вильмунд конунг и напряженно смотрел в спину Оддбранда Наследство, который шел позади Ингвильды и загораживал ее от глаз жениха.
— Куда ты так поспешно убежала, о Фригг пламени моря? — тихо, так чтобы другие не слышали, спросил Оддбранд у Ингвильды, и Брендольв был бы изумлен, услышав, что воспитатель разговаривает со «светлой богиней» с небрежной дружеской насмешкой в голосе. — Боишься огорчить жениха? Да, конунг будет очень огорчен, если увидит, как ты любезничаешь с этим Бальдром конских боев.
— Совсем наоборот, — без улыбки, непримиримо ответила Ингвнльда. — Я не хочу его порадовать. Если он увидит, как я любезничаю с другим, то решит, что я хочу его уязвить, вызвать ревность. То есть что мне есть до него дело. А мне нет до него никакого дела!
— Сам Локи не придумал бы уязвить его сильнее, чем ты вчера! — Оддбранд тонко усмехнулся, как будто это и впрямь было очень забавно. — Ты ведь при всей гриднице заявила, что любишь другого. Да еще и фьялля! Куда уж хуже!
— Он первый начал! — по-детски, но со взрослой серьезностью ответила Ингвнльда. — Это он чуть
