невероятно аккуратную спальню, где, рядом с высокой постелью под шелковым занавесом, стояло мягкое кресло, в котором сидела старая-престарая дама. Леди Джейн в жизни не видела людей таких стареньких людей! Белые, как снег, будто напудренные волосы обрамляли морщинистое худое лицо. Черный шелковый чепчик с кружевами прикрывал голову.
– Мама, вот та малышка с цаплей, о которой я вам часто говорю, – произнесла мадемуазель Диана, легонько подталкивая девочку вперед. – Леди Джейн, это моя maman[6], мадам д'Отрев.
Старушка подала руку Джейн, ласково погладила ее по волосам и спросила тихим, дрожащим голосом:
– Дитя мое, вы совсем крошка – вам не тяжело носить на руках такую большую птицу?
– У Тони только ноги длинные, а сама она не тяжелая. Хотите подержать ее? – весело проговорила леди Джейн, протягивая старушке птицу.
– Нет, нет! Не надо! Я не хочу до нее дотрагиваться, хочу только посмотреть, как она ходит. Ведь это журавль, не правда ли?
– Это голубая цапля; говорят, редкость, – пояснила леди Джейн, опуская птицу на пол.
– Да, в самом деле, это не журавль, – заметила мадемуазель Диана, критически осматривая пернатую гостью.
Тони при виде посторонних поджала одну ногу и неуклюже запрыгала на другой, что вовсе не делало ее красивее.
Однако леди Джейн восторженно воскликнула:
– Вот она у меня какая! Как только я хочу, чтобы она показала крылья, она сразу ножку подожмет – и стоит как каменная.
– Она очень красивая. И очень странная! – заключила мадемуазель Диана. – Мне бы хотелось вылепить ее из гипса. – И мадемуазель Диана робко, вопросительно взглянула на мать.
– Вряд ли, душенька, – возразила дрожащим голосом старая графиня, – у тебя получится. Посмотри, какие у нее тонкие ноги: гипс не выдержит.
– Я попробую сделать ноги из проволоки и обмазать их сургучом, – сказала мадемуазель Диана, пристально рассматривая ногу, на которой стояла Тони. – Посмотрите, maman: проволоки понадобится немного.
– Знаю, знаю, душенька, но ты
– Мадам Журдан обещала прислать мне шерсти в кредит.
– Диана, это риск! Вообрази себе, что работа не удастся, а ты потратишь всю шерсть. Душенька, советую не отказываться от утят и канареек: они у тебя выходят совсем как настоящие!
– Но, maman, мне уже надоели утята и канарейки. Нужно придумать что-нибудь новое, оригинальное!
– Хорошо, душенька, я с тобой не спорю, особенно если ты уверена в успехе; но повторяю, большой риск браться за новую модель и тратить шерсть на неопробованную работу. Обдумай все хорошенько, чтобы и труд, и материал не пропали даром.
Пока мать и дочь разговаривали, леди Джейн успела осмотреть комнату.
Спальня, как уже говорилось, была совсем маленькая; пол был не паркетный, а из простых досок, крашеный; ни ковра на полу, ни картин, ни ламп на стенах, только над камином висел в золотой раме портрет кисти замечательного художника, изображавший красивого молодого человека в богатом придворном костюме времен Людовика XVI. Этот молодой красавец был дед мадемуазель Дианы, граф д'Отрев. Под портретом, на каминной полке, стояли образцы рукоделия обедневшей внучки гордого аристократа. Это были небольшие деревца, сделанные из проволоки и обмотанные зеленой шерстью разных тонов. На ветках сидели белые и желтые птички из распушённой шерсти. Желтенькие – с носиками и лапками из сургуча, круглыми черными глазками из бисера – более или менее походили на канареек; белые же, с мохнатыми растопыренными крыльями, привели бы в недоумение любого орнитолога. Леди Джейн во все глаза смотрела на птичек и очень надеялась, что ей разрешат дотронуться до этих дивных вещиц.
– Ах, какая прелесть! – восхищалась девочка вполголоса. – Какие они мягкие, пушистые! Эти птички гораздо красивее моей Тони. Правда, Тони умеет прыгать и бежит ко мне, когда я ее зову, а эти птички не сумеют и шажка сделать. Но до чего же хороши!
Мадам д'Отрев и ее дочь с удовольствием слушали похвалы маленькой гостьи.
– Видишь, душенька, – произнесла старая графиня, – даже ребенок оценил твои способности. Я всегда говорила, что птички совсем как настоящие! Дети правдивы и искренни в похвалах, и если вещь сделана хорошо, это от них не укроется. Я всегда повторяю: тебе недостает известности. Да и где найти в этой глуши истинных ценителей искусства? Покажи ей утят, душенька, непременно покажи! По-моему, они еще натуральнее, чем канарейки!
Грустное, почти всегда серьезное лицо мадемуазель Дианы озарилось радостью, когда леди Джейн вне себя от восторга запрыгала и захлопала в ладоши при виде целой кучки желтеньких пушистых утят, расставленных на столе у окна среди лоскутков яркой фланели, палочек сургуча и нащипанной желтой шерсти.
– Хотите подержать их? – обратилась мадемуазель Диана к девочке, выбирая из кучки двух утят и протягивая ей.
Леди Джейн взяла утят и принялась их гладить и целовать.
– Какие хорошенькие! – приговаривала она.
– Да, они неплохи, – скромно заметила мадемуазель Диана. – Вы угадали, для чего они?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Это полезные вещицы: я прикрепляю их к лоскуткам разноцветного сукна, и они становятся перочистками. Всегда пригодятся на письменном столе, чтобы вытирать о них перья.
Да, внучка графа д'Отрев заготовляла для игрушечной лавки мадам Журдан на Королевской улице канареек и утят и тем кормила старую мать и себя.
Так, совершенно неожиданно, леди Джейн приобрела новых друзей.
У леди Джейн появляется учительница музыки
Посетив первый раз загадочный дом за зеленым забором, леди Джейн до того заинтересовалась изящными безделушками, сделанными мадемуазель Дианой, что не обратила внимания на клавикорды и цветы в другой комнате. Но придя к своим новым друзьям во второй раз вместе со своей любимицей – голубой цаплей, которая теперь служила моделью, леди Джейн внимательно осмотрела старинный инструмент. А потом робко спросила у мадемуазель Дианы:
– Скажите, пожалуйста, это фортепиано?
Мадемуазель Диана, в эту минуту лепившая из сургуча длинную ногу цапли, ответила, не поворачивая головы:
– Да, душенька, фортепиано. Ты когда-нибудь видала такое?
– Я даже играла дома! Меня мама учила. Но наш инструмент гораздо больше, он не похож на ваше фортепиано.
Мадемуазель Диана обменялась взглядом с матерью.
– А где ты, милочка, жила? – спросила она.
– В прериях.
– Где эти прерии?
– Не знаю, – ответила девочка. – Далеко отсюда… Там поля и луга, поля и луга, и еще много-много лошадей и овец. У меня там были свои маленькие барашки.
– Значит, та дама, с которой ты живешь, не твоя мама? – спросила мадемуазель Диана.
