Нанси сильно покраснела, и насмешливая улыбка сбежала с е. лица. Генрих взял ее за руку и сказал:
— Простите меня! Можно с удовольствием обманывать женщину, которой не любишь, и еще с большим удовольствием ту, которую любишь…
— Славная мораль, нечего сказать!
— Но нарушать данное слово нельзя, а вы такая прелесть, что я совсем забыл обещание, данное Раулю.
— Но ведь я не говорила вам, что это Рауль!
— Нет, не говорили, но ваше лицо стало таким серьезным, что сомнений быть уже не могло.
— Ну так по крайней мере не говорите ему этого! — сказала Нанси, опуская голову.
— Будьте спокойны, не скажу! Но все-таки как жаль, что я так неосторожно дал это обещание!..
— Господин де Коарасс, — сказала камеристка, поднимая голову, — знаете ли, вы ужасно ветреный субъект!
— Ба! Вы находите?
— Господи! Сколько времени мы уже сидим здесь, а вы все еще не поинтересовались узнать, почему вы находитесь у меня.
— А в самом деле?
— Принцесса не могла предвидеть, что случится это убийство на Медвежьей улице, которое поставит вверх дном весь дворец. Король в гневе, а королева в бешенстве, особенно с той поры, как арестовали Рене…
— А, так его все-таки арестовали?
— Да, минут пятнадцать тому назад. Ну вот королева-мать и бегает из своих комнат в комнаты принцессы Маргариты.
— Понимаю теперь! Ну а скажи, крошка, вчера почему…
— Вы уж слишком любопытны, — смеясь, ответила Нанси. Но если вы уже знаете мой секрет, мне придется подружиться с вами. Так вот, вчера принцесса ровно ничем не была занята и никакой мигрени у нее не было.
— Так почему же?
— Почему у женщин бывают капризы? Принцесса внезапно почувствовала страх…
— Перед кем?
— Да перед вами! Ведь сердце женщины полно самых странных причуд и противоречий, а сердце ее высочества — и подавно! Три дня тому назад, перед тем как вы впервые встретились с принцессой, она даже не хотела идти на бал и все время плакала…
— Она плакала, обратив взоры к Лотарингии! — заметил Генрих, привыкший понимать все с полуслова.
— Возможно! Ну а после бала, на котором вы танцевали с нею, она уже не плакала, хотя и была задумчива… Вы обещали ей рассказать интересные истории о жизни при неракском дворе и вполне сдержали свое слово… Даже чересчур, пожалуй! — улыбнулась Нанси.
— Может быть, я чем-нибудь оскорбил принцессу?
— Господи, что за наивный народ эти мужчины! Если бы вы оскорбили ее, разве вы были бы здесь?
— Но в таком случае почему… вчера…
— Надо же было отдать должное угрызениям совести. Ну а Лотарингия, которая чувствовала себя утопающей, ухватилась за веточку.
— И что же эта веточка?
— Она сломалась! — ответила остроумная камеристка. Генрих покраснел, словно школьник. Нанси не упустила случая посмеяться.
— Вот не угодно ли! — сказала она. — Хороша бы я была, если бы поверила в вашу испанскую лачугу или клочок виноградника… Ведь вы уже любите принцессу Маргариту, и она тоже любит вас.
— Милая Нанси, — сказал принц, взяв девушку за руку, — раз я ваш друг и больше ничем стать не могу, то скажите мне, долго ли мне ждать здесь?
— До тех пор, пока королева Екатерина не соблаговолит уйти к себе.
— А как только это совершится, вы проводите меня к принцессе?
— Да, конечно! Я совершенно не имею намерения держать вас целую вечность в своей комнате!
— А я бы не прочь… — пробормотал принц, который не мог не заметить, что волосы Нанси отличаются очаровательным оттенком.
— Смотрите! — сказала Нанси, погрозив ему пальцем. — Вот я пожалуюсь Раулю, и он… — Она не договорила и стала прислу шиваться. — Королева ушла к себе! — сказала она затем. — Пойдемте!
Она опять взяла принца за руку и повела его этажом ниже. Они спустились по полутемной лестнице. Затем Нанси толкнула какую-то дверь, и Генрих очутился в комнате Маргариты.
Заметив его, принцесса слегка покраснела и рукой приказала Нанси удалиться.
— Ах, господин де Коарасс! — сказала она затем, протягивая Генриху руку для поцелуя. — Как вы счастливы, что не родились принцем!
— Я хотел бы быть принцем… — пробормотал Генрих, с трудом подавляя улыбку вздохом.
— Не желайте! — возразила Маргарита. — Это отвратительное положение. С утра мне морочат голову политикой, и королева-мать ни на минуту не оставляла меня в покое со своими страхами за судьбу своего милого Рене. Ну да теперь авось никто не придет тревожить меня! Присаживайтесь поближе ко мне и рассказывайте историю графини де Граммон и принца Наваррского. Вы сказали тогда на балу, что это очень смешная история.
— Ну, не то чтобы смешная, но… Да вот судите сами, при нцесса. Принцу пришлось долго ухаживать за графиней, пока она обратила на него свое милостивое внимание. В конце концов она полюбила его, но зато принц стал к ней равнодушен!
— Как? Так принц не любит больше своей Коризандры?
— Нет, ваше высочество!
— С каких же это пор?
— С тех пор, как полюбил другую!
— Кто же эта другая?
— Это… его будущая супруга, принцесса!
— Да что вы говорите, месье! Как же он мог… полюбить… меня?
— Он видел ваш портрет, принцесса! Ну а ему двадцать лет, и в нашем краю люди легко воспламеняются.
С этими словами Генрих бросил на Маргариту такой нежный взгляд, что она снова покраснела.
— Хотела бы я видеть портрет этого мужлана! — сказала она.
— Я могу описать его вам, принцесса!
— Нет, Бог с ним! Вернемся к графине. Вероятно, она была в большом отчаянии?
— Не могу вам сказать этого, принцесса, потому что я уехал из Нерака как раз в тот момент, когда между ними случился разрыв.
Наступила короткая пауза.
— А знаете ли, господин де Коарасс, — сказала Маргарита, — ведь теперь довольно-таки поздно?
Генрих покраснел и встал со скамеечки, на которой сидел у ног принцессы.
— Если ваше высочество пожелает, — сказал он, — я мог бы завтра заняться описанием наружности принца Наваррского.
— Завтра? — краснея, сказала Маргарита. — Ну что же… приходите завтра!..
Генрих взял ее руку и заметил, что эта рука дрожит. Он поднес руку к своим устам, и рука затрепетала еще сильнее, тогда он опустился на колени.
— Да уходите же! — взволнованным голосом крикнула Маргарита, вырывая у него свою руку. — Нанси! Нанси!
