– Да, именно об этом, Антон Михайлович, я тоже хотел с вами поговорить, – перебил его Егор. – Вот сто долларов. Пожалуйста, введите маме лекарство прямо сейчас. Если нужно, я заплачу еще.
– М-м… пока этого вполне хватит.
Он снял трубку и отдал распоряжение по телефону, после чего предложил Егору сигареты 'Мальборо', пепельницу и зажигалку.
– Спасибо, я курю свои, – ответствовал Егор и в свою очередь предложил заведующему 'Донской табак'.
Антон Михайлович выразил заинтересованность неведомой ему доселе маркой, и оба закурили.
– Все равно нужно подождать, пока подействует лекарство, – пояснил заведующий. – А вы, я вижу, не местный?
Они поговорили о былом могуществе Союза Советских Социалистических Республик, посетовали на теперешнюю разобщенность братских народов, нищету, дороговизну, коррупцию властей и пришли к выводу, что Украина, равно как и Россия, катится в ту же пропасть, дна которой до сих пор не видно. Пора было идти.
– Пожалуй, не буду вам мешать, – решил Антон Михайлович, проводив Егора до палаты. – Только потом обязательно загляните ко мне, хорошо?
– Хорошо, – кивнул Егор, сделал глубокий вдох и выдох и открыл дверь.
Это была палата на двоих.
Мама – он узнал ее сразу – лежала у окна и смотрела на Егора широко распахнутыми серыми глазами, его глазами, в которых Егор увидел изумление и страх.
На деревянных ногах он подошел к кровати, сел на краешек и, сквозь перехвативший горло спазм, даже не прохрипел, а прокаркал:
– Ма-ма…
– Сынок… Егорушка…
Соседка по палате спала и не видела, как мать и сын плачут, обнявшись, счастливыми и горькими слезами.
А потом что-то неуловимо изменилось, и когда Егор выпрямился, то сквозь пелену слез увидел, что мама лежит странно и неподвижно с закрытыми глазами и застывшей улыбкой на тонких обескровленных губах.
Никогда на глазах Егора не умирал человек, но он понял, что мама только что умерла.
Впоследствии Егор и сам удивлялся быстроте и решительности собственных действий. Он как-то сразу сообразил, что звать персонал реанимационного отделения бесполезно, – ему ведь ясно сказали, что больная обречена и спасти ее может лишь чудо.
И такое чудо у Егора в запасе имелось.
В два шага он очутился у окна и рывком распахнул настежь створки.
Свежий майский ветерок ворвался в палату, крутнулся по углам и, подхватив застарелые запахи болезни, боли, лекарств и смерти, вышвырнул их наружу.
Егор глянул вниз, увидел на автостоянке свою машину и во всю мощь глотки и легких рявкнул так, что с крыши взлетела стая голубей:
– Анюта! На помощь!
Целую, длящуюся вечность, секунду ничего не происходило. А потом события поперли напролом, будто толпа пассажиров в метро в час пик, стараясь непременно влезть в один и тот же очень короткий временной интервал.
Проснулась и испуганно приподнялась на локтях мамина соседка по палате – молодая черноволосая женщина с изможденным лицом, чем-то похожая на певицу Софию Ротару.
Дверь палаты распахнулась, и на пороге, словно ниоткуда, возникла больших размеров дежурная врачиха с гневным выражением лица.
Анюта оторвала колеса от земли и взмыла в воздух.
На площадке перед больницей раздались изумленные крики невольных зрителей:
– Твою мать!
– Дывысь!
– Гляди, гляди!
– Ой, мамочки, шо робыться!
– Рятуйтесь, добры люды! И прочее в том же духе.
Егор повернулся к кровати, откинул казенное одеяло и взял почти невесомое тело матери на руки.
– Что вы делаете?! – завопила дежурная врачиха. – Антон Михайлович!
Анюта уже висела вплотную к окну, и ее задняя дверца была распахнута.
Егор ногой пододвинул к окну стоящий неподалеку, стул и, воспользовавшись им как ступенькой, взошел на подоконник. Потом он пригнулся, боком протиснулся внутрь машины, устроил маму, повернулся и крикнул:
– Не волнуйтесь, с ней все будет в порядке!– и тихо добавил: – Анюта, мы исчезаем.
Анюта плавно рванула с места, заложила крутой вираж и, ускоряясь, пошла в сторону близлежащего леса.
Егор лежал на лесной поляне в густой траве и смотрел в небо. Небо здесь было высокое, какого-то необыкновенно ясного голубого цвета с маленькими плотными белоснежными облаками, неторопливо и причудливо меняющими свою форму и так же неторопливо плывущими с запада на восток, – небо, совсем не похожее на его родное, вечно подернутое пылевой дымкой, ростовское небо.
Около четырех часов назад Анюта опустилась на проселочную дорогу и приказала:
– Слушай, выполняй и не задавай вопросов. Первое: я сейчас же меняю форму, чтобы нас не узнали. Второе: мы едем на заправку, что тут неподалеку, и ты заливаешь в бак бензин. Третье: если мне удастся спасти твою маму, ты возвращаешься в город на обычной машине, потому что контакт со мной на несколько дней будет прерван.
Егор только кивнул в ответ и выдавил из себя какой-то неопределенный звук, с восторженным испугом наблюдая за трансформацией собственного автомобиля.
Это было похоже на сцену из фантастического фильма. Металл и пластик салона 'поплыли'. Рулевая колонка, 'баранка', приборная доска, рычаг переключения передач и рычаг ручного тормоза, сиденья, обивка, дверные ручки и сами дверцы – все прямо на глазах меняло прежние привычные очертания, перетекая из одной формы в другую.
Пораженный, Егор выскочил из машины и еще успел заметить последние изменения корпуса и цвета. Секунда, другая… и перед ним стоял новехонький 'Фольксваген-Гольф' цвета 'мокрый асфальт'. Не самой последней модели, но вполне престижный даже по европейским меркам.
Однако времени терять было нельзя, и Егор как во сне проделал все то, что приказала ему Анюта: доехал до заправки, залил полный бак бензина (маму при-. шлось уложить на заднее сиденье и укрыть одеялом от посторонних глаз), вернулся назад, нашел поляну, загнал на нее машину так, чтобы ее было не видно с проселочной дороги, и принялся ждать.
И это ожидание длилось уже почти четыре часа.
Егор перевернулся на живот, подумал, не закурить ли, но понял, что курить не хочет, – за время, проведенное на поляне, он и так выкурил чуть ли не пачку сигарет. Хотелось не курить, хотелось есть. Странное существо человек, решил Егор, прямо сейчас, на его глазах, происходит самое что ни на есть настоящее чудо, а он думает о хорошо прожаренном куске мяса с отварной картошечкой и… Егор сглотнул слюну и поднялся на ноги. Потянулся, сделал несколько разминоч-ных движений и оглянулся на Анюту.
С этого расстояния ему не было видно маму, которая лежала внутри салона на опущенных сиденьях.
Подойти посмотреть…
За последние четыре часа он столько раз подходил посмотреть, что уже потерял этим подходам счет.
