– Привет, Саша, – обернулся я, заранее изобразив на лице приветливую улыбку.
С Ковригиным мы были на «ты», пару-тройку раз пили вместе водку и неоднократно встречались по служебным делам. Он хорошо относился к моим репортажам, а я нормально относился к его сволочной работе (впрочем, назовите мне хоть одну не сволочную работу!), старался войти в положение и редко задавал провокационные вопросы.
Мы пожали друг другу руки.
– До старта еще час двадцать, – поправляя очки на полноватом лице, объявил Ковригин. – Иди регистрируйся, а потом мы тяпнем с тобой коньячку, и я тебе расскажу то, что пока могу рассказать.
– Надо же! – восхитился я. – Первый раз ты хочешь мне сам что-то рассказать. Да уж, по этому поводу действительно стоит тяпнуть коньячку!
– Ситуация уж больно неординарная, – объяснил фээсбэшник. – И мы заинтересованы в правильном ее освещении.
– Вы всегда заинтересованы в
Странно устроен человек, а в особенности журналист. Казалось бы, каких-то пару-тройку часов назад я искренне размышлял о том, что пора бросать газету и, в силу кардинально изменившихся обстоятельств, заняться чем-нибудь более серьезным, основательным, возможно, интересным и – несомненно! – прибыльным, но, как только пахнуло острым и горячим, забыл обо всем и, словно хорошая охотничья собака, опять готов идти по следу хоть к черту на рога. Или это не азарт, а просто выработанный с годами профессионализм не дает увильнуть в сторону и заставляет довести Дело до конца? Но ведь тот же профессионализм пополам с опытом подсказывает, что за одним делом тут же следует другое, не менее важное – и так до старости.
Ладно, подумал я, подходя к стойке регистрации, еще разок – и все. В конце концов, не каждый день террористы АЭС захватывают…
Народу в аэропорту, несмотря на еще длящуюся пору отпусков, было немного. Мы сели за столик в пустующем кафе, заказали кофе и одновременно вытащили из внутренних карманов курток почти одинаковые двухсотпятидесятиграммовые, забранные в коричневую кожу, металлические фляжки.
– Во как! – восхитился Ковригин. – Приятно осознавать, что кто-то думает так же, как ты сам. Ну, за хороший конец.
– Во всех смыслах, – поддержал я.
Мы стукнулись флягами и сделали по глотку. Принесли кофе.
– Рассказывай, – предложил я, доставая блокнот и ручку.
Оказывается террористы захватили АЭС еще в пять часов утра. Самое удобное время. Ночь уже прошла, день еще как следует не начался, доблестная охрана полуспит-полубодрствует, а ночная смена устала и тоже находится в изрядно расслабленном состоянии. Впрочем, охрана на самом деле оказалась доблестной и оказала сопротивление. В результате огневого контакта четверо террористов погибли и несколько были ранены. Охрана же потеряла девять человек убитыми, одиннадцать ранеными и в конечном результате была разоружена и взята вместе с обслуживающим персоналом станции в качестве заложников.
– Это не обычные бандиты, – говорил вполголоса Ковригин, перегнувшись ко мне через стол. – Сработано очень и очень профессионально. Несомненно, они прошли отличную подготовку. И вообще, судя по всему, долго и успешно воевали и в первую и во вторую чеченскую и, возможно, где-то еще. Так что охране, даже такой боевой, как на Ростовской АЭС, было не устоять. Во-первых, любая, даже самая подготовленная охрана – это все лишь… охрана. Во-вторых, как всегда, фактор неожиданности…
– Этот фактор неожиданности можно обозначить по-другому и одним словом, – усмехнулся я. – Прошляпили. И не охрана, а именно ваша контора. И вообще. Разве на подобных объектах расположена ВОХРа? Разве не спецчасти МВД? Особенно на юге, где Чечня под боком!
– Мы не боги, – слегка поморщился Ковригин. – Всего знать и предвидеть не можем. А насчет МВД… Не для печати. Кое-кто за это ответит, поверь. Потому что буквально за четыре месяца до сегодняшнего дня спец-часть, как ты говоришь, и заменили ВОХРой. Очень профессиональной, повторяю, и обученной. Но ВОХРой.
– Как интересно… – протянул я. – И кто же отдал такое замечательное распоряжение?
– Узнаешь со временем, – буркнул Ковригин. – Говорю же – не для печати.
– Можно подумать, что ты у меня единственный источник информации. А если я об этом узнал от кого-то другого? Уже там, на месте?
– Ради бога. Я же не запрещаю тебе эту информацию печатать. Я только говорю, что получил ты ее не от меня.
– И то хлеб, – вздохнул я. – Слушай, Саша, я ведь никого не обвиняю. Пока. Просто всякий раз зло разбирает. Кашу-то лучше совсем не заваривать, чтобы потом расхлебывать не пришлось.
– А она все равно заваривается, да? Нам, поверь, тоже несладко, и все разборы полетов еще впереди. Эх, чую, полетят головы и звездочки с погон… В общем, сколько их, террористов этих, мы пока в точности не знаем. Думаем, что-то около сотни. Предполагаем также, что взорвать все четыре реактора они способны. Если, как они утверждают, мины уже установлены, то мощности их, поверь, с лихвой хватит, чтобы разнести к чертям входные камеры реакторов, трубопроводы и даже внешнюю защитную гермооболочку. А она, между прочим, выдерживает землетрясение до семи баллов, прямое попадание самолета весом в 20 тонн на скорости 700 км/час и избыточное давление до 5 атмосфер. Не считая ураганов, пыльных бурь и прочих смерчей с наводнениями. Можешь себе представить, что будет, если они взорвут все четыре активные зоны и внешнюю гермооболочку в придачу? Я тебе скажу. Будет сразу четыре Чернобыля. И даже еще хуже.
Ковригин замолчал и нервно отхлебнул из фляги. Я пропустил и спросил, закуривая:
– Саша, а вы уверены, что они не блефуют?
– До конца пока не уверены. Но думаю, что в течение сегодняшнего дня все выяснится. И все равно, даже если мин или бомб, назови как хочешь, нет… в общем, при желании и должном умении и без всякой взрывчатки на АЭС можно учинить такое, что тот же, повторюсь, Чернобыль покажется невинным сном ребенка. Там, блин, один блок рванул, а здесь у нас четыре. И потом. У них ведь заложники, понимаешь? И не просто заложники, а специалисты, атомщики. Заставят пустить реакторы вразнос – и все. Привет, Вася. Короче, хреновая ситуация, как ни крути. Но тут есть своя тонкость. Деньги и вертолеты они требуют завтра к двенадцати часам. Если их не будет, обещают для начала взрыв трубопровода одного реактора, а затем показательный расстрел нескольких заложников. Для демонстрации серьезности намерений, так сказать.
– Ага, – сообразил я. – Именно поэтому вы и думаете, что они не блефуют, да? Фактор времени. Если к двенадцати часам завтра не будет денег и вертолетов, а мин и бомб на самом деле нет… Для того чтобы пустить реактор вразнос, нужно гораздо больше времени, чем для того, чтобы его тупо взорвать. Так? И если выяснится, что взорвать реакторы они не могут, то… Хрен с ними, с заложниками, будем штурмовать. Да, Саша? Я угадал?
– Фантазер… – пробормотал Ковригин. – Заметь, что я тебе ничего не говорил, а ты сам только что все это придумал.
– Хорошо. Пусть придумал. Каковы же тогда на самом деле будут наши действия?
– Думаем пока. Думаем и ведем переговоры. Тянем время. Впрочем, если бы план действий уже был, я бы тебе все равно сейчас ничего не сказал. Сам понимаешь почему… Оп-ля, а вот и телевизионщики… Все, бегу прятаться в туалете.
Он подмигнул, бросил на стол деньги, прошел за стойку и, мельком показав молоденькой буфетчице удостоверение, скрылся в подсобке, чтобы выйти через служебный ход.
За время полета до Ростова я успел внимательно просмотреть распечатку главного редактора и узнал массу полезных и нужных для дальнейшей работы вещей.
Оказывается, строить Ростовскую АЭС начали в прошлом веке, в ноябре 79-го. Тогда еще никакими Чернобылями и не пахло, а Советскому Союзу, изнемогавшему в экономической и военно-космической гонке с мировым капитализмом-империализмом, позарез нужна была дешевая электроэнергия в больших количествах. Потом СССР распался, строительство приостановили, но через несколько лет решили все-таки
