трезвый и собранный человек.
– Слушай внимательно и не перебивай, – сказал мне он. – Все вопросы потом, когда закончу. Террористы готовы продемонстрировать нам, что они не блефуют. Готовы показать нам бомбы, которые они заложили под реакторы.
– Очень интересно, – не удержался я.
– Я же сказал, не перебивай. Это еще не все. Скажи, ты снимать умеешь?
– В смысле фотографировать? – насторожился я.
– Нет. В смысле видеокамерой.
– Э-э… на любительском уровне, пожалуй, умею.
– Замечательно!
– Не вижу пока, что тут замечательного…
– Сейчас увидишь. Дело в том, что они согласны нам продемонстрировать свои бомбы и мины только в том случае, если с нашим человеком пойдет журналист. И не просто журналист, а из уважаемого и влиятельного издания. Типа твоей газеты.
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что у тебя есть уникальный шанс заработать себе громкое имя и заодно послужить родине. Ну, и нам помочь, конечно.
– Ага. И еще у меня есть уникальный шанс получить пулю в голову.
– Брось, Леня. Шанс получить пулю в голову при наших с тобой профессиях есть всегда. Ты что, первый раз рискуешь?
– Погоди. А почему именно я?
– Во-первых, я знаю и уважаю тебя и твою газету. А во-вторых, если честно, то ты на эту минуту – единственный журналист крупного столичного издания, присутствующий здесь, на месте событий. Остальные просто не успели еще добраться. Есть парочка ребят из Волгодонска, но они, сам понимаешь, не обладают, скажем так, должным весом. Да ты только подумай, дурило! Кадры, что ты снимешь, купят все ведущие информационные агентства мира! Это же какие бабки! А имя? Имя, считай, тебе обеспечено раз и навсегда. Да и риска на самом деле никакого. Заложников у боевиков и без тебя хватает, им тоже выгодно доказать нам и всему миру, что они не блефуют. Наши психологи и аналитики дают практически стопроцентную гарантию, что вы вернетесь целыми и невредимыми. Давай, Леня, решай. Время дорого. Без журналиста боевики пускать нас отказываются наотрез. Мы, конечно, можем подождать до завтра, когда еще кто-нибудь сюда доберется, но… Времени тогда уж совсем не останется, понимаешь? А время – это самое дорогое, что сейчас у нас есть. И должно оно работать на нас, а не на террористов. Но для этого мы совершенно точно должны знать, блефуют они или нет.
Я молча крутил в руках пустой и легкий пластиковый стаканчик и думал. Предложение действительно было заманчивым. Такой шанс редко выпадает нашему брату. Конечно, что бы там ни говорили психологи и аналитики ФСБ, риск был велик. И даже очень велик. У тех, кто захватил АЭС и заложников, нервы не железные. Подготовка подготовкой, но, по сути, они являются самыми настоящими бандитами. А у бандитов, как известно, тормоза в голове могут отказать в любой момент. Да. А тут еще мои личные обстоятельства…. Хм, на самом деле я ведь нахожусь в выигрышном положении! Как только почувствую, что жизни моей драгоценной угрожает непосредственная опасность, сразу могу исчезнуть куда угодно. На глазах, так сказать, изумленной публики. Ладно, я-то исчезну. Перенесусь в безопасное место. А напарник мой куда денется в случае чего? Тот офицер, кто пойдет со мной? Вернее, с которым пойду я? Э, брось, Леня. Напарник рискует по долгу службы, а ты добровольно. Будет возможность – помогу. Нет – стану выручать только себя, любимого. Жизнь, увы, штука жестокая, а к ненужному героизму я как-то, прямо скажем, не расположен. Да. Надо соглашаться. Только очень неохотно. Через силу. Потому что набить себе лишнюю цену, особенно перед нашим родимым государством, никогда не помешает.
– Орден заработаешь, – сказал внимательно наблюдающий за моими раздумьями Ковригин. – Мужества. Третьей, как минимум, степени. А то и второй, обещаю. Ты ведь офицер запаса?
– Лейтенант, – машинально ответил я.
– Вот! – обрадовался фээсбэшник. – Значит, присягу России давал.
– Ты меня на присяге не лови, – оборвал я Ковригина. – Ты мне не начальник, я не подчиненный. Вот призовут на действительную, тогда другой разговор. А пока я сам принимаю решения. Понятно? В таком деле мне даже мой главный приказать не может. А уж ваша контора – тем более.
– Да понятно, Леня, что ты… Это я так, к слову… Исключительно, чтобы уточнить. Офицеру-то, даже запаса, орден Мужества легче заработать и… это… получить, чем гражданскому лицу: Ну, еще по одной?
– По последней. Если идти, то трезвым.
– Так все-таки идти? – он искательно заглянул мне в глаза.
– Хрен с вами, – я постарался как можно натуральнее тяжело вздохнуть. – Но с тебя, если и когда вернусь, бутылка хорошего армянского коньяка.
– Три, – быстро сказал Ковригин и немедленно разлил водку по стаканам.
Ровно в половине первого ночи я и капитан-сапер Николай Бурляй (тот самый долговязый капитан, с которым меня в кафе познакомил Ковригин) в сопровождении четырех вооруженных автоматами и по глаза заросших черной щетиной боевиков вошли в главный корпус Ростовской атомной электростанции.
Позади остался подробный, насколько позволяло время, инструктаж психологов и оперативников ФСБ и относительно безопасный хутор Подгоренская.
Да что там хутор. Мне показалось, что позади осталась вся моя недолгая жизнь и Россия. Тоже вся. Разумеется, как корреспондент отдела происшествий, я неоднократно попадал, скажем так, в относительно экстремальные ситуации. Видел и кровь, и трупы, и горе людское. Наблюдал человеческую ярость и ненависть, самопожертвование и героизм, трусость и предательство. Но никогда раньше я не ощущал на себе такого эмоционального давления в виде чужой, молчаливой и холодной злобы пополам с презрением. И никогда раньше я не чувствовал так явно, что моя жизнь и жизнь капитана-сапера Николая Бурляя здесь, в этих стенах и на этой территории, стоит гораздо меньше, чем жизнь какого-нибудь воробья или бродячей собаки. Как-то сразу становилось ясно до звонкого хруста в мозгах, что только привычка к беспрекословному подчинению да еще, возможно, понимание своей жизненно необходимой выгоды удерживает четверых наших бородатых конвоиров от немедленного приведения в действие безотказных для всех – будь ты честным солдатом, повстанцем, террористом или обыкновенным бандитом – «АК-74».
Большинство обычных людей редко задумываются о том, как именно работает АЭС. А ведь на самом деле, если все-таки вдуматься, принцип ее довольно примитивен и даже где-то нелеп. Во всяком случае, мне так кажется.
Ну, сами посудите.
Нагревать с помощью энергии деления ядер того же урана-238 воду под давлением в сотню атмосфер до трех с лишним сотен градусов по Цельсию, потом через парогенератор передавать это тепло уже другой, «чистой», воде, превращая ее в пар, затем уже этот пар подавать на турбину и только потом непосредственно от крутящейся турбины получать электрический ток… Вам не кажется, что слишком много посредников?
Я знаю, что мне скажут.
Если ты такой умный, придумай, как сделать по-другому. Но я не умный (вернее, мой ум не обладает необходимыми знаниями) и понятия не имею, как сделать по-другому. Мне только, повторяю, кажется, что все это достаточно нелепо, довольно громоздко и уж никак не абсолютно безопасно (впрочем, безопасных энергодобывающих да и всех прочих технологий не существует вообще). Хоть и дает результат, тут уж не поспоришь.
В том числе и тот, который мы наблюдали сейчас.
Сам реактор похож на поставленный стоймя длинный (точнее, высокий) цилиндр. Этот цилиндр, парогенератор, трубопроводы, циркуляционные насосы и прочая мелочевка заключены в другой цилиндр – защитный. Для того чтобы устроить маленький, но настоящий апокалипсис, нужно разрушить направленными взрывами места соединения трубопроводов с корпусом реактора, верхнюю крышку реактора и – желательно – сам защитный корпус (лучше сверху, чтобы продукты распада свободно могли проникать в
