окружающую атмосферу).
Нам показали пять зарядов с дистанционными взрывателями. Два в местах соединения трубопроводов, один на крышке реактора и два на перекрытии. Показали и рассказали, что в остальных трех энергоблоках установлены точно такие же. Я старательно, несмотря на изрядно мешающий спецкостюм противорадиационной защиты, заснял все на видеокамеру, и по лицу Николая, которое все больше мрачнело по мере продолжения «экскурсии», понял, что дело действительно хреново и террористы способны выполнить свое обещание. Тем более что, кроме самих зарядов, внутри реакторного отделения вместо живых часовых ими были установлены лазерные датчики движения. То есть, даже если предположить, что кому-то скрытно удалось бы пробраться к реакторному отделению, чтобы обезвредить заряды, он тут же был бы замечен и обезврежен. Датчики, по указанию наших конвоиров-экскурсоводов, я заснял тоже.
Потом нас отвели снова в главный корпус и отправили, не позволив встретиться с заложниками, восвояси с убедительным напоминанием о двенадцати часах Дня, вертолетах и двадцати миллионах долларов наличными.
– Мы улетим с заложниками и деньгами, а датчики останутся, – любезно пояснили нам. – Они так устроены, что их сигналы можно наблюдать на очень большом расстоянии. Попробуете добраться к реакторам до того, как мы пересечем границу, взорвем все к чертовой матери. Попробуете пустить газ – будет то же самое. Ни один газ не действует мгновенно, даже смертельный – времени нажать на кнопку хватит. А на границе мы заложников отпустим в целости и сохранности. Обещаем.
Часы показывали уже пятнадцать минут четвертого ночи, а сна не было, что называется, ни в одном глазу.
Я сидел в полном одиночестве на каком-то бесхозном обрубке бревна на околице хутора, смотрел на огни АЭС впереди, курил и думал. Там, в штабе, продолжалось совещание, но мне было совершенно ясно, что силовики не найдут приемлемого выхода из создавшегося положения. Хуже всего было то, что, даже отдав деньги, предоставив вертолеты и обеспечив безопасный воздушный коридор до границы, мы не имели никакой гарантии, что боевики сдержат слово (как показывает опыт, их слово недорого стоит) и не приведут в действие взрывные устройства. Просто так. Чтобы русским жизнь медом не казалась.
Двадцать бомб. По пять на каждый реактор. Каждая весом от пятнадцати до тридцати килограммов.
Тяжелые, блин. Но и я вроде парень не самый слабый. Надо что-то решать. Скоро рассвет и сделать то, что пришло в голову, будет гораздо труднее. Да, решать… Плохо, что на мне нет противорадиационного костюма. Фон внутри реакторного отделения все-таки будет повыше обычного. Значит, надо постараться действовать очень и очень быстро. Жизнь заложников и проживающих в относительной близости граждан – штука дорогая. Но собственное здоровье – будем честно смотреть правде в глаза – тоже недешево. Впрочем, если бы даже костюм и был, то действовать надо быстро все равно. Именно из-за пресловутой дороговизны здоровья и жизни. А без костюма даже сподручнее – уж больно он стесняет движения…
Я тщательно затушил окурок, нащупал в карманах куртки заранее приготовленные ножницы и кусачки, еще раз внимательно огляделся (рядом – никого), закрыл глаза, представил себе реакторное отделение…
На то, чтобы отсоединить прикрепленные скотчем и проволокой заряды и перенести их на пустынный и отдаленный участок берега Цимлянского водохранилища, мне потребовался час и десять минут.
Господа террористы сделали большую ошибку, допустив меня внутрь реакторного отделения, потому что теперь я совершенно точно знал, что и где мне искать. И лазерные датчики движения тоже оказались очень кстати. При живых часовых
Разумеется, я не стал даже и пытаться разрядить эти бомбы. Я просто брал их по одной в руки, «прыгал» в небо на высоту около семисот, наверное, метров и на расстоянии километра-полтора от берега выпускал бомбы из рук и прямо в падении возвращался обратно на берег. И так двадцать раз.
Что было дальше, уже неинтересно. Я вернулся в хутор, через окно залез в свою комнату, еще за полтора часа на последних остатках сил и вдохновения настучал и отправил по электронной почте в редакцию отчет об истинном положении дел и нашем с капитаном Бурляем героическом походе и, еле добравшись до кровати, не раздеваясь, уснул беспробудным сном.
А террористы, как стало потом известно ФСБ из надежных источников, на самом деле не сдержали слова. Но их электронные дистанционные взрыватели не были рассчитаны на работу под водой, и поэтому рыба и прочая живность в Цимлянском водохранилище должны быть благодарны мне по гроб жизни.
Впрочем, по официальной версии для печати, именно ФСБ все мы были обязаны предотвращением ядерной катастрофы местного масштаба и тем, что все заложники остались живы и невредимы. А на такое и двадцати миллионов очень хорошо подделанных американских долларов не жалко.
Глава 8
Все-таки люди тогда, в начале двадцать первого века, мне кажется, были… ярче, что ли, – задумчиво промолвил Штурман, когда Вишня закончила чтение. – Какие чувства, эмоции! Сейчас все какие-то… усредненные, похожие. И даже где-то одинаковые.
– Брось, – махнул рукой Доктор. – Типичные рассуждения обывателя. Раньше, мол, и солнце светило ярче, и дети родителей уважали…
– И генеральная линия партии была прямее и толще, – с самым серьезным видом добавил Капитан.
Механик радостно захохотал.
– Не понял, – сказал Оружейник. – Это откуда?
– Историю надо знать, – назидательно заметил Капитан.
– По-твоему, я обыватель? – хмуро осведомился Штурман.
– А что тебе не нравится в этом слове? – удивился Доктор. – Я, например, себя лично тоже считаю обывателем. И даже горжусь этим.
– Больше всего мне здесь нравится слово «даже», – пробормотал Штурман. – Ладно, замнем, неохота мне что-то спорить.
– А мне вот больше всего жаль, что он не предупредил девушку Машу, что не придет на свидание, – вздохнул Оружейник. – Нехорошо как-то получилось. Провел с ней ночь, написал, что будет ждать, а сам…
– Ты неправильно понимаешь то, что написано в этой тетради, – авторитетно заявил Механик. – Вернее, не понимаешь, а воспринимаешь. Тебе кажется, что это роман, а это документальная повесть.
– Уверен? – спросил Доктор.
– В чем? В том, что это документальная повесть? –Да.
– Ну… Он же сам пишет в предисловии, что это вроде как мемуары.
– Мало ли что можно написать в предисловии! Сочинители – люди с фантазией. И фантазия их постоянно требует выхода. Лично мне кажется, что перед нами все-таки именно роман. Пусть на документальной основе, но – роман. То есть во многом – художественный вымысел. Из этого, во-первых, следует, что Оружейник совершенно правильно воспринимает данный текст, а во-вторых…
– Ага, – саркастически заметил Механик. – Сейчас ты договоришься до того, что и самого Человека-Т не существует. А мы столкнулись то ли с фантомом, то ли с космическим привидением.
– Минуточку! – воскликнул Доктор. – Я вовсе…
– Отставить, – вмешался Капитан. – Нашли время для споров о литературе. Мы, кажется, спать собирались?
– Знаете, Капитан, – сказал Штурман, – не знаю, как остальные, но лично я чувствую себя вполне отдохнувшим. Чтение нашей дорогой Вишни оказывает на меня прямо-таки терапевтическое воздействие.