зависимость от алкоголя, и он получит исцеление!
— А пока он плачет, ты поживешь в его комнате?
Эссиорх кивнул.
— Вроде того. Если хочешь, заедем ко мне в гости. Мне необходимо кое-что показать тебе… Если со мной что-то случится, кто-то ещё из светлых должен знать… — сказал хранитель, разглядывая свою могучую руку со следами машинного масла под ногтями.
— А с тобой что-то может случиться? — напряглась Ирка.
— И нет, и да. Сейчас говорить об этом преждевременно, — загадочно ответил Эссиорх. — И вообще разговор о делах можно немного отложить. Для начала я познакомлю тебя со своим соседом по квартире.
— Он мне понравится? — спросила Ирка.
— Не сомневаюсь. Его фамилия Фатяйцев. Разносторонняя личность. Бывший цирковой клоун. Бывший жонглер. Бывший администратор. Бывший продавец шаров. Отчасти поэт. Кстати, не бывший, так как это состояние, которое не боится времени. Да и просто хороший человек.
— Тогда заедем. Хороший человек — самая понятная из всех профессий, — согласилась Ирка.
Эссиорх завел свой мотоцикл. На этот раз он грохотал не так сильно, ибо успел обзавестись глушителем и даже номерным знаком. Ирка ощутила легкое разочарование. Прежде у мотоцикла Эссиорха был не такой добропорядочный вид.
Правда, минуту спустя выяснилось, что ездит Эссиорх по-прежнему как камикадзе, и Ирка успокоилась. Вскоре мотоцикл влетел во двор и остановился у низкого трехэтажного дом старинной постройки. Дом, некогда, вероятно, желтый, ныне был пегого цвета и выделялся лишь парочкой кондиционеров на первом этаже, которые на этом дряхлом мастодонте выглядели, как новые модные очки на лице у пещерного жителя.
Эссиорха поднялся на третий этаж и остановился у двери, обитой черной дерматином, который снаружи перехлестывала проволока. Такие двери были в большой моде лет сорок назад. Считалось, что обшивка не пускает в квартиру звуки и злобные сквозняки.
Впрочем, для Эссиорха, привыкшего мыслить более круглыми числами, сорок лет были все равно как позапрошлый вторник. Задумчиво посмотрев на дверь, хранитель принялся хлопать себя по карманам.
— Ну вот, опять забыл ключ! — сказал он. — Ну ладно! В самый последний раз! Ты ничего не видела! Это не заурядный взлом, а необходимость!
Он легко коснулся замочной скважины пальцем. Ирка услышала, как щелкнул замок. Перешагнув порог, они оказались в длинном темном коридоре. В другом его конце виднелось пятно света.
— О, Фатяйцев дома! Более того: он на кухне! Это очень ценное дополнение! — сказал Эссиорх с энтузиазмом, и, схватив Ирку за руку, потянул ее за собой.
Сосед Эссиорха действительно был дома. Он сидел за столом, держа в правой руке шариковую ручку, а в левой вилку. Левой он ел, а правой отгадывал сканворд. Причем руки двигались легко и независимо, безо всякого напряжения. Сказывался большой опыт.
Ирка уставилась на него с любопытством и восхищением. Действительно, Фатяйцев представлял собой колоритную фигуру — маленький, пухлый, с пышной непослушной шевелюрой. Его толстые щеки заставляли вспомнить о собаках породы сенбернар.
Почувствовав, что на него смотрят, Фатяйцев вскинул глаза.
— О, какой чудный ребенок! Аист принес? — воскликнул он.
— Кого, меня? — с обидой спросила Ирка.
Она была, как известно, в том возрасте, когда при слове «ребенок» хочется бросать ручные гранаты. Однако сосед Эссиорха выглядел так забавно, что сердится на него долго было невозможно.
— Чудесный ребенок, разве я не приглашал вас в прошлом году в цирк? — продолжал Фатяйцев. — Ну вспомните! Я еще попросил у вас телефончик, и вы его дали, но он, увы, оказался фальшивым. Я позвонил, и мне ответило общество любителей средиземноморских черепах.
— Я была на коляске? — наивно спросила Ирка.
— На коляске? — удивился Фатяйцев. — Думаете, в прошлом году вы были так малы? Не скромничайте!
Спохватившись, Ирка прикусила губу. Она поняла, что упоминать коляску не следовало. Своим неосторожным словом она едва не обрушила на бывшего клоуна проклятие валькирий.
— Нет, это была не я, — буркнула она.
— Нет, это были вы! — заупрямился Фатяйцев. — Я точно помню! На вас было белое платье из пуха одуванчиков!
Ирка засмеялась.
— Это все равно была не я!
— Как не вы? Разве не вы! О нет! Я убит! Я грежу о той девушке каждый день! — сказал Фатяйцев, и, рыдая, закрыл лицо руками.
Рыдал он так правдоподобно, с брызгами и даже струйками слез, что Ирка даже испугалась и толкнула Эссиорха локтем. В ответ Эссиорх молча показал ей пальцем на уши Фатяйцева. Оказалось, рыдая, бывший клоун не забывал комично шевелить ушами.
— Хватит паясничать! Ты пугаешь девушку! — недовольно сказал Эссиорх.
Фатяйцев поднял к потолку красное негодующее лицо.
— Я не паясничаю! Я искренно страдаю! Я клоун-мим! Вечный Пьеро! А ты наглый Арлекин! Не более того! — загромыхал он.
Правда, шумел Фатяйцев недолго. Уже через полминуты он перестал валять дурака и пригласил Ирку и Эссиорха отобедать с ним.
— Знаете, чем я сейчас живу, откуда это вино, копченая колбаса, виноград и прочие элементы аристократической деградации? — спросил он, с гордостью кивая на стол.
— Бродишь по Арбату в рыжем парике, с круглым красным носом на резинке, и продаешь шарики? — улыбнулся Эссиорх, знавший правильный ответ, но решивший подыграть соседу.
— Шарики? Ничего подобного, — бурно запротестовал Фатяйцев. — С этой фазой моей жизни покончено. Ныне я пишу речи.
— Правительству? — удивленно спросила Ирка.
Фатяйцев замотал головой.
— Так низко я пока не пал. Там свои клоуны. Я сочиняю признания в любви для романтиков, лишенных дара слова; трагические эпитафии безвременно погибшим браткам, когда вокруг со слезами на глазах — с искренними слезами, заметьте! — толпятся те, кто их взорвал; пригласительные билеты на свадьбы и прочая, прочая, прочая. Бывают и неожиданные заказы. Недавно, например, я сочинял речь одному скромному служащему, который хотел попросить шефа поднять ему зарплату.
— И что, зарплату подняли?
— Увы, нет. Шеф оказался непрошибаемым жлобом. Зато у моего подопечного в процессе разучивания речи — а речь получилась душевная! — завязался роман с одной сослуживицей. До того они полгода сидели чуть ли не стол в стол, но даже не смотрели друг на друга. Роман зашел достаточно далеко, и теперь я пишу бедняге оправдательные спичи, ибо он женат. Жена у него женщина неглупая, обмануть ее непросто, и я порой часами ломаю голову, выдумывая что-нибудь свеженькое. Где он был и почему задержался на работе.
Эссиорх укоризненно покачал головой. Фатяйцев был в ударе и выстреливал забавные истории одна за другой. Уже в конце обеда он мельком упомянул, что скоро ложится в больницу, на операцию.
— Что за операция? — спросила Ирка.
— Да так, ерунда. Дело нескольких дней, — отвечал Фатяйцев.
— Серьезно?
Клоун замотал головой:
— Какое там серьезно, мелочевка… Была у меня бабка, умная старуха, но насквозь больная. Уж я не скажу, сколько раз под ножом лежала, а все в ус не дула. «Эх, Сашка! — говорила она. — Разве убережешься? Одним разом человек умирает, не износив как следует рук, ног, не испортив глаз. Разве не обидно? Лежит во гробе — и ножки целы, и ручки не истрачены, а где человек — нетути! Лучше уж по
