«Надо завтра сходить к врачу и обследоваться! Со здоровьем не шутят! Здоровье дается только один раз! Все остальные разы оно забирается», — сказал себе Кактусов и потрусил к метро.
Мыслил и писал он всегда очень правильно, предсказуемо, стандартными захватанными шаблонами, и именно это было, возможно, причиной того, что в журналах его не любили, и даже лишенный эйдоса Басевич то и дело обскакивал его своим пингвиньим галопом.
Глава 12. Далила Петровна и Герострат Андреич
После появления Эссиорха Улита мгновенно переиграла все планы. Прежде предполагалось, что Мошкин отправится с Натой, Чимоданов — с Улитой, а Мефодий и Даф вместе. Теперь же Эссиорха зацапала себе Улита, Чимоданов же, третий лишний по жизни, и здесь оказался третьим лишним. В результате он увязался с Евгешей и Вихровой. Мефодий и Даф умчались раньше вслед за слинявшим Депресняком.
Адский котик высмотрел из окна мелкую трехглавую моську и отправился с ней разбираться. Бедняга не знал, что одна пасть моськи выдыхает метан, другая — пропан, центральная же выстреливает кинжальной струей огня метров так в десять. Пока Депресняк по ходу дела знакомился с этими ее особенностями и, пикируя сверху, пытался вцепиться когтями в жирный загривок, Мефодию и Дафне ничего не оставалось, кроме как носиться за ним с банальными криками: «Фу Брысь! Кыш!» Крики эти относились в равной мере как к Депресняку, так и к развоевавшейся моське.
Наконец разбушевавшийся кот был обуздан, а поджигающая все на своем пути моська загнана остывать в пруд. Даф спрятала флейту и прочитала коту длинную нотацию, которую тот выслушал, мурлыча у нее на плече.
— Не скрипи — не заржавел! — сказал ему Мефодий.
— Не груби! Ему же обидно! — возмутилась Даф.
— Ага… Чтобы его обидеть, нужно напоить его вместо молока нитроглицерином, а затем как следует встряхнуть за хвост! — заявил Буслаев.
Возвращаться в гостиницу не имело смысла, и они отправились по проспекту с перспективным названием «Тупиковый», который начинался одним болотом и заканчивался другим. Посредине же располагалась Площадь Демонократии с виселицами и избой-пытальней.
По дороге Даф присматривалась к прохожим, то и дело толкая Мефодия локтем.
— Чего ты молчишь? Спрашивай давай про Лигула! — подзуживала она.
— А ты?
— Мне врать нельзя! У меня перья! — возмутилась Даф.
— А мне можно?
— У тебя перьев нет! И потом я, как твой хранитель, тебе разрешаю, — заявила Даф, испытывая сомнение, имеет ли она такое право.
Мефодий собрался с мыслями и, подойдя к старушонке, торгующей гипофизами в медовой заливке, спросил:
— Простите, бабуля! Вы местная?
Старушонка, ловящая последние лучи вечернего солнца, открыла глаза и заморгала, как сова. Кажется, она была ужасно удивлена, что к ней кто-то подошел.
— Вы местная, бабуля? — повторил Мефодий громче.
Старушонка приветливо заулыбалась пустыми деснами.
— Ась? Не слышу, милок! Прикинув, что разговор с глухой бабкой может затянуться до бесконечности, Мефодий решил пропустить вводную часть и перейти сразу к делу.
— Я ищу своего друга, горбуна Лигула! — прокричал он.
— Дрыгало? Какое дрыгало?..
— ЛИГУЛА!
— Ась? Ближе подойти, милый! Не слышу я! — снова пропищала старушонка и, горя желанием помочь, вцепилась Мефодию в руку около пульса.
— Лигула! Он хотел сообщить мне свой секрет, не знаете случайно, какой? — прокричал Мефодия прямо ей в ухо.
На этот раз старушонка явно услышала, заулыбалась и, не отпуская руки Мефодия, принялась совать ему под нос стаканчик с гипофизами.
— Все знаю, милый! Все скажу! Дай только до шейки дотронуться! — забормотала она, закатывая глаза.
Даф поспешно схватила Мефа за локоть и оттащила в сторону.
— Нет, ты видела эту глухую тетерю? Ась! Тупая как пробка! Я ей про Лигула, а она на руке виснет! — с негодованием обратился он к Дафне.
— Тупая не тупая, а пока ты орал, она обшарила все твои карманы! Кроме того, она высосала у тебя дней десять жизни, не меньше… Хорошо, что я вовремя отсекла ее! — хладнокровно заметила Дафна.
— Что за чушь? Откуда ты знаешь?
— Видишь ли, когда орешь в уши полуночным ведьмам, неплохо иметь в поле зрения их руки. Цеплялась она тебе за запястье? Пальцы к пульсу тянула? Теперь смотри!
Дафна бесцеремонно закатала Мефодию свитер, и он увидел синие следы пальцев, глубоко отпечатавшиеся на коже.
— Чувствуешь что-нибудь?
— Не-а.
— Само собой. Чистая работа. Ну-ка подвигай.
Мефодий послушно пошевелил пальцами. Они онемели и были как чужие.
— Ладно, не забивай голову… До похорон заживет, до свадьбы расчихается. Десять дней не десять лет. В другой раз будешь умнее, — утешила его Даф.
— Почему ты мне раньше не сказала, что у этой бабки ничего нельзя спрашивать? — возмутился Мефодий, издали грозя старухе кулаком.
Та поспешно, как паук, забивалась в дыру между домами.
— Прости. Я сама не сразу сообразила. И потом спрашивать-то можно было сколько угодно. Нельзя было только, чтобы она тебя хватала, — пояснила Даф.
У Мефодия, потерявшего много энергии, кружилась голова. Заметив это, Даф решила рискнуть цветом своих перьев, а заодно устроить Буслаеву мастер-класс.
— Так и быть! Учись! — сказала она, решительно направляясь наперерез мрачному, маньячного вида детине в кожаном фартуке, который волок куда-то за ногу белую блеющую овечку.
Мефодий смутно забеспокоился и на всякий случай нашарил рукоять меча. Детина, дорогу которому преградила хорошенькая девушка с котом на плече, нахмурился.
— Топай, малявка, чего встала! — грубо сказал он.
— Добрый день! Можно задать вам несколько вопросов? Прежде всего, как вас зовут? — обворожительно улыбаясь, спросила Даф.
В руках у нее сами собой возникли маленький блокнот и тонкое перо. Опешив, детина дернул овечку за ногу. Овечка жалобно заблеяла.
— Фредди я! А че такое? — спросил он.
— Здравствуйте, Фредди! Мы проводим социологический опрос. Не затруднит ли вас ответить, как часто вы болеете птичьим гриппом?
Фредди осклабился. Зубы у него были с прозеленью, треугольной формы.
— Че я псих, что ли, птиц жрать! Мы по другой части… — сказал он, нежно глядя на овечку.
Даф сделала в блокнотике пометку.
— И второй вопрос анкеты, касающийся вашей личной осведомленности: какие секреты горбуна Лигула известны конкретно вам? — продолжала она.
