ножницы. Ирка раскрыла их и сделала зарубку, стараясь, чтобы она была поглубже. Гелата отобрала у нее ножницы и большим пальцем счистила с них налипшую стружку.
– На, съешь!
– Зачем?
– Все-таки дерево-то эдемское. Съешь, я серьезно говорю. Нельзя выбрасывать.
Ирка послушалась.
– Ну вот, - удовлетворенно сказала Гелата. - Дело сделано! Песик поднял лапку под деревом истории, как сказала бы Бэтла. Она не такая уж простушка, можешь мне поверить! До того как стать валькирией, училась в универе на филфаке! Говорит: всем факам фак!… Эй, о чем ты гам грустишь?
– Следующая валькирия будет восьмой, - сказала Ирка грустно.
Гелата шутливо замахнулась на нее кулаком.
– А вот так говорить нельзя! И думать об этом нельзя: плохая примета. Бегать от смерти не стоит, а уж звать ее тем более. Относись к ней как к поездке в лифте. Главное, чтобы кабина ехала вверх, а не вниз - я так считаю. Поняла?
Ирка кивнула.
– Выше нос! И особо не торопись передавать эстафету. Фулона, к примеру, держится уже несколько столетий - и ничего. А все потому, что она само спокойствие. Что в бою никогда не спешит, что в жизни. Мне первое время казалось, что она притормаживает, а потом я присмотрелась и поняла, что это просто мудрость. Она всегда знает, что надо делать, и не дергается. Спешить нужно только с добрыми делами. Все остальное подождет. Ясно?
– Так точно! - ответила Ирка по-военному.
– Точно-то оно точно, а вот так или не так - другой вопрос. Но добрые дела, правда, лучше не откладывать, - повторила Гелата.
Ирка задумалась.
– Ты вот говорила про лифт. А мне хочется, пусть это будет не лифт, а взлетная полоса. Ты разогнался, набрал скорость и взлетел в вечность. Умчался в другой мир. А по той же полосе на смену тебе несется на взлет очередная валькирия! - сказала она с воодушевлением.
Гелата углядела на полировке подсохшее пятно от пролитого кофе и соскоблила его ногтем.
– Взлетная полоса? Нет, тебе точно надо поговорить с Бэтлой! Вы с ней найдете общий язык. Бэтла убеждена, что валькирия - это птица в клетке. Клетка - это материальный мир. Дома, города, время, пространство, ну и так далее. Пока птица маленькая, а клетка большая, все в порядке. Но когда птица вырастает, клетка становится тесна, и тогда, чтобы вырваться из нее, птице надо набрать чудовищную вертикальную скорость. При этом тело птицы останется в клетке - между прутьев ему не протиснуться…
В коридоре послышались шаги. Они были звучные, уверенные, а не мелкие и липкие. Уже по одному звуку понятно было, что приближается не комиссионер, а оруженосец. Гелата заерзала на стуле, поспешно придавая своему лицу оскорбленное выражение.
– Тапки топают выяснять отношения! Ага… смотри, шаги замедляет! Значит, не очень-то уверен, что прав! - прошептала она, проникаясь сладким желанием битвы.
– Ну я пошла? - спросила Ирка, видя, что они с Антигоном тут больше не нужны.
Гелата благодарно взглянула на нее.
– Заскакивай как-нибудь!
– Бери! Только не говори никому, откуда она у тебя, - покорно вздохнула Гелата.
Валькирия воскрешающего копья порозовела, как девушка, которая, поссорившись с молодым человеком, четыре часа просидела в кафе с подругой, в то время как он, ломая зубы о телефонную трубку, вызванивал ее по больницам и моргам. И вот теперь девушка поднимается в лифте, спешно стирая с губ шоколад и нашаривая в сумочке маску страдалицы.
«Мне повезло, что у меня в пажах Антигон. Будь у меня оруженосцем Багров или Буслаев, я не смеялась бы сейчас над Гелатой. Человек без руки не смеется над человеком без пальца», - решила Ирка.
Глава 9.
НЕЙТРАЛ
Ты заметил, с какой старательностью люди
обманывают себя? Обманывают, но не могут обмануть.
Правда приходит к ним сама, и никуда от нее не денешься.
Можно сколько угодно убеждать себя, что ты не
прыщав, а просто лицо у тебя розовое, пока какая-нибудь
тетка не крикнет в магазине сыну: «Встань в кассу
вон за тем прыщом».
Мефодий проснулся за час до рассвета. Он лежал и смотрел в потолок, не понимая, что его разбудило. В центре светлого четырехугольника раскачивалась от сквозняка круглая бумажная лампа.
Стараясь не двигаться и малейшим движением не выдать, что он не спит, Меф чутко внимал шорохам. Если к кровати кто-то прыгнет, в его руке успеет вспыхнуть меч, и неосторожный убийца сам набежит на клинок.
Меф лежал и жадно ловил звуки. Москва не знает тишины ни днем, ни ночью. Где-то на дальней стройке утробно лязгала бетономешалка. Гудела стрела крана. Что-то монотонно и уныло грохало, точно плененный циклоп забивал кувалдой сваи.
Несмотря на предрассветный час, общежитие озеленителей никак не могло угомониться. Озеленители, как кроты, повылезали из своих норок и шатались по лестницам. Видимо, искали, что им озеленить и где посадить дерево.
В ногах у Мефа синел прямоугольник окна. В открытую форточку глядел круглый глаз луны. Меф случайно задержал на луне взгляд и ощутил, как наполняется ее глухой, тяжелой и медлительной силой.
Холодной узкой рукой луна трогала его лоб и через глазницы проникала в мозг. Меф ощущал, как в сознание пробирается что-то темное, страшное, вкрадчивое. Недаром мать еще в детстве говорила ему, чтобы он не смотрел на луну. Вечером Зозо упорно занавешивала окна, зная, что от луны маленький Мефодий начинает странно волноваться, после чего в квартире творится невесть что.
Буслаев толчком воли хотел изгнать из своего сознания луну, но с внезапной очевидностью подумал, что это бессмысленно. Ну победит он сейчас, ну изгонит пустой лунный свет, и что это изменит? Следующей ночью луна будет точно так же царапать душу. И так до бесконечности с равнодушным упорством она станет подтачивать его волю, как морские волны веками слизывают скалы.
Едва Меф отчаялся, как змеиная рука лунного света обвилась вокруг его головы. Словно кто-то чужой постучал, а он позволил войти, запоздало поняв, что делать этого не следовало.
Столкнись он с прямой и ясной агрессией, Меф нашел бы в себе силы сражаться. Сейчас же сражаться было не с кем. Лунный свет, вялый, равнодушный, холодный, был воплощением тоски.
