издавая причмокивающиеся звуки, сообщил таксидермист.
Улита демонстративно посмотрела на часы.
— Ну и где? — спросила она.
Цюрюпов метнулся куда-то в угол и вернулся с полусотней крысиных кож. Верхние еще не совсем просохли. Улита взяла кожи и молча пошла к выходу. Таксидермист нагнал ее уже у двери и, снижая голос, быстро, косноязычно забормотал, прося продлить срок аренды.
— Гьи-гьи... гьи-гьи... — только и слышал Мефодий.
— Больше трех раз не положено! — строго сказала Улита, по привычке делая физиономию чемоданчиком.
— Но мне совершенно необходимо!.. гьи... Мне же нельзя по-другому! Ну тогда ты, мальчик!.. сделай что-нибудь, гьи! — почти простонал таксидермист, пытаясь обнять Мефодия за плечи.
Вспомнив разделанную кошку на столе, Буслаев резво отпрыгнул.
— Только без цирка! Мы не слоны! — поморщившись, сказала Улита. — И оставьте ваши «гьи» при себе. Попытаемся сделать исключение. Когда истекает срок вашей аренды?
— Через три месяца! — выпалил Цюрюпов.
— Вот тогда и приходите. И смотрите, чтобы больше не было задержек с кожами. Еще одно оправдание, что не было крыс, и...
Цюрюпов льстиво закивал.
— На прежних условиях арендочку-то?.. гьи... Уж я вас отблагодарю! Если там чего по моей части... Чучельце там из кого...
Улита отмахнулась.
— Не надо. Обойдусь как-нибудь. Я сама чучело, — сказала она.
Таксидермист на всякий случай не стал улыбаться и говорить «гьи-гьи».
— А что за условия-то? — с любопытством спросил Мефодий у Цюрюпова.
— Какие условия?
— Ну вы сказали: на прежних условиях. На каких?
Таксидермист с мольбой посмотрел на Улиту, но, не получив от нее никакой помощи, понес совершенную околесицу:
— Вы уж там в договорчике сами посмотрите, — сказал он под конец и, поспешно отступив к дохлой кошке, отгородился ею от окружающего мира.
В машине Улита расхохоталась. Мефодий не уставал поражаться перепадам настроения ведьмы: пару дней назад после ссоры с одним джинном автомобиль буквально сотрясался от ее рыданий, а сейчас он точно так же сотрясался от хохота.
— Ну и сконфузил ты его своим вопросом! Ты видел его рожу? — спросила ведьма сквозь смех.
— Ага. А чего он так перекосился?
— Зубные щетки, — с трудом выговорила Улита.
— Что за щетки?
— Ты что, глупый совсем? — удивилась Улита. — Знаешь, за что Цюрюпов заложил эйдос? Раз в месяц он получает посылку, аккуратненькую такую, а в посылке угадай что? Старые зубные щетки знаменитых актрис, спортсменок и так далее. В прошлый раз были, по-моему, щетки французской певицы Пуржет де Фарс и русской теннисистки Кати Сыроежкиной.
Мефодий покачал головой. Он успел уже слегка поднатореть в делах Канцелярии Тартара и представлял, сколько переписки и волокиты нужно, чтобы каждый раз пробивать требуемое. Если таксидермист срочно не возьмется за ум, на том свете ему будет предъявлен немаленький счет.
— Отдел снабжения, наверное, все валит на отдел почтовых пересылок, отдел почтовых пересылок на курьеров, курьеры — на комитет по земным делам, те на иностранный отдел, иностранный отдел на службу суккубов, а суккубы небось снова на отдел снабжения.
— Помнишь, нам для одного арендателя нужны были рваные бутсы нападающего аргентинской сборной? Я две недели с Канцелярией переругивался, пока их выкрали, — сказал он.
— Эй, Буслаев, Буслаев! Тот был важный тип, политик, сюрприз хотел шефу сделать, а это обычный таксидермист! Отдел снабжения и возиться бы с ним не стал! Он промариновал бы заказ семьдесят лет, пока эта Пуржет не отбросила бы копыта, а потом послал бы мотивированный вежливый ответ о невозможности выполнения заказа в связи с тем, что абонент не доступен.
Мефодий недоуменно моргнул.
— А откуда тогда щетки?
— Здрасьте-досвидания! А мозги нам на что? Под видом щетки Сыроежкиной он получил чью-то старую щетку с помойки — уж не знаю чью, а вместо щетки Пуржет Грызианка Припятская прислала личную щетку Вия. Конечно, мне тоже морока, зато забавно-то как! За какую ерунду человек с эйдосом готов расстаться! И ведь не он один.
И Улита снова расхохоталась, да так, что треснуло лобовое стекло, а Мамая едва не вышвырнуло с водительского сиденья.
— Эй, осторожнее! Ты это прекращай! Хаврон всегда говорил: если хочешь куда-нибудь доехать, не трогай водителя за нос и коробку передач, — предупредил Мефодий.
— Умничка твой Хаврон! Правильно мыслит! Познакомь меня как-нибудь с ним! — умилилась Улита.
— Не-а. Эдька вредный и жадный, лучше с ним не связывайся.
— Ничего. Меня это не смущает. Я девушка обеспеченная. У меня вон машина с личным шофером. Правда, Мамай? — сказала Улита.
Личный шофер, по совместительству хан Золотой Орды, сердито зарычал, вцепившись в руль, как бульдог в кость.
— Молчание — знак согласия, — воодушевилась Улита. — Ладно, ханчик, поехали! Чего стоим, кого ждем? Мы что, записались на черепашьи гонки?
Взбешенный Мамай стартовал так стремительно, что попавшаяся ему на пути урна пробила витрину в магазине. Одновременно декоративная решетка, прикрывавшая корни одного из многострадальных московских деревьев, подброшенная пробуксовавшим колесом, ударилась в стену дома и, отрикошетив точно в лобовое стекло «Роллс-Ройса», доделала то, что начала еще Улита своим ультразвуковым смехом. Край решетки остановился всего в каком-то полуметре от головы Мефа. Мамай, пыхтя, вышиб треснувшее стекло ногами и, отшвырнув решетку, вновь тяжело плюхнулся на сиденье.
— Эй, хан, ты вообще зрячий или как? Если с синьором помидором что случится, пока его эйдос не у мрака, с Арея спустят семь шкур! А меня так вообще живой закопают! — вспылила Улита.
Мефодий напрягся. Ему почудилось, что сейчас перед ним на мгновение приоткрылся занавес, но так быстро, что он не успел разглядеть, что на сцене.
— Почему? Почему с вами все это сделают? — быстро спросил он, но Улита уже спохватилась, что сгоряча сболтнула лишнего.
— Ты же у нас ценный кадр! Трудяга, молодой специалист! — неопределенно протянула она и вдруг, глядя на дорогу, завизжала: — Собака, Мамай, собака!
Лохматая дворняга со свалявшейся шерстью, полной репьев, возникла настолько кстати для Улиты, что Мефодий не усомнился: ведьма сама же и телепортировала ее на дорогу, чтобы избежать нежелательного для нее разговора.
Хан заулюлюкал. В его воспаленном, не дружившем с логикой мозгу при виде собаки замаячила серая волчья спина, петлявшая по полю, и сам он — потный, молодой, страстно визжащий, свесившийся с конской спины и уже занесший нагайку.
— Ату ее, ату, Мамай! — закричала Улита.
Погнавшись за дворнягой, которую ему во что бы то ни стало захотелось переехать, хан круто вывернул руль и оказался на пустой длинной улице. Это был заводской квартал с бетонными заборами, тянущимися по обе стороны дороги. Следом за ними в тот же проезд свернул и синий японский микроавтобус. Ни Улита, ни Мефодий не обратили на него внимания. Вцепившись в руль, как в поводья, Мамай мчался за петлявшим псом и почти нагнал его, когда дворняга, сориентировавшись, нырнула под бетонный забор.
