— Увещеваю тебя, брат мой, остановись, ибо ты не ведаешь, что творишь! Услышь глас совести! Не бей сего несмышленого младенца! — повторил он.
Пока пузан переваривал информацию, «несмышленый младенец» воспользовался рекламной паузой и укусил его за палец. Выругавшись, борец вновь схватил Мефодия за волосы.
— Не кусай его, опрометчивый юноша! Подумай о микробах, кои живут на его пальце! Ты тревожишь их покой! — назидательно сказал незнакомец.
Терпение пузана истощилось. Он давно бы уже кинулся на нового противника, если бы не необходимость держать Мефодия.
— Вали отсюда, убогий, пока тебе отходняк не сыграли! Ну, пшел!.. Живо!..
Байкер удивленно заморгал. Похоже было, он впервые сталкивался со случаем, когда его увещевания не действовали.
Мефодий открыл заплывший глаз.
— Ты кто такой? — прохрипел он.
Байкер заколебался.
— Э-э... Не знаю, стоит ли об этом говорить. Но так и быть... Я страж-хранитель. Мое имя Эссиорх.
— Страж? Светлый? Тогда сделай что-нибудь! — потребовал Буслаев.
Эссиорх развел руками.
— А что я могу? Слова мои отлетают от ушей этого амбала, яко сухой горох от каменного строения. Прими сии побои во вразумление, ибо как в мире сем бьет тебя сей злобный муж, так и в Тартаре будут побивать тебя комиссионеры и прочая нечисть!
— Перестань разглагольствовать! Ты мой страж-хранитель! Ты обязан мне помочь! — прохрипел Мефодий. Жирная туша придавливала его к асфальту, как каменная плита.
— Все ясно! — с просветлевшим лицом сказал борец. — Я понял! Вы оба психи!
Эссиорх ласково покачал головой и, присев на корточки, таинственно сказал, обращаясь к Мефодию:
— Ты ошибаешься! Я не
— Но меня убьют, и Даф огорчится! Она, может, тоже умрет, потому что наши судьбы связаны! — крикнул Мефодий, надеясь найти хоть какой-то подход к этому буквоеду.
— Хм... резонно... Рассмотрим философскую схему: друг моего друга — мой друг. Следовательно, страж моего стража — мой страж. Надо посмотреть, что говорит по этому поводу кодекс, — пробормотал Эссиорх.
Он достал из кармана небольшую, не больше ногтя, книжку, подув на нее, увеличил до необходимых размеров и принялся неторопливо листать.
— В отдельных случаях, как то: стихийное бедствие, авария, извержение вулкана либо нападение разбойников, страж-хранитель, наделенный полномочиями класса А, имеет право отступить от своей обычной доктрины невмешательства и совершить действия, хотя и несколько противоречащие свободе воли, однако в данных конкретных обстоятельствах являющиеся... — бормотал Эссиорх.
На устремившегося к нему громилу с битой, который недавно вырубил Мамая, он не обратил особого внимания, лишь досадливо отмахнулся от него рукой.
— Вот видишь! Там есть про разбойников! — завопил Мефодий.
— Секундочку, я должен удостовериться в твоей правоте! Не стоит спешить с суждениями! — сказал Эссиорх, поднимая голову от книги. — Простите, пожалуйста, друзья мои, являетесь ли вы разбойниками? Говоря иными словами, можно ли вас классифицировать именно по этой статье?
Мужик с битой на миг оцепенел от наглости.
— Ща классифицируешь! Ща все будет! Допросился, умник! Тебе хана! — прохрипел он и попытался ударить Эссиорха по голове.
Однако прежде чем бита описала полукруг, правый кулак Эссиорха профессионально врезался нападавшему в подбородок. Громила рухнул как подкошенный, а в следующую секунду Эссиорх, шагнув, резко ударил ребром ладони по шее подмявшего Мефодия борца. Тот обмяк и уткнулся лбом в асфальт. Мефодий с трудом выбрался из-под него и поднялся на ноги. Последний из нападавших бросил лом и кинулся к микроавтобусу, явно намереваясь извлечь оттуда нечто более эффективное, чем ломики, лопатки и прочее землеройное вооружение.
Эссиорх не стал его преследовать. Вместо этого он поднял ладонь и, буркнув что-то, подул на руку, точно отсылая свои слова. Послышался негромкий хлопок. На асфальте остались растянутые спортивные брюки. Хранитель уныло потупился.
— Ну вот, вечно со мной такое. Не надо туда смотреть! — пробурчал он, вставая между Мефодием и микроавтобусом.
— Что ты с ним сделал?
— Да ничего!
— Как ничего?
— Я всего-то и произнес простенькое заклинание возврата зла. Бедняга за полсекунды услышал о себе все то дурное, что сам сказал о других за год. Обычно все заканчивается невинно. Кто мог ожидать, что этот окажется таким злоязычным?
— Угу. Но больше похоже, что он забыл поставить каток на ручной тормоз, — мстительно прокомментировал Мефодий.
Воздев к небу палец, Эссиорх сурово воззрился на него.
— Можешь не благодарить меня, я действовал строго по инструкции. И усмири, будь любезен, свое магическое поле. Оно так бурлит, что стоять рядом с тобой неуютно, — попросил он.
— По какой такой инструкции? — поинтересовался Мефодий.
Эссиорх открыл кодекс и, отчеркнув ногтем место, назидательно прочитал:
— Вот... Пункт № 342. «Попытка нанести повреждение используемому стражем прокатному телу как то: кирпичом, палкой, кулаком, ракетой „земля — воздух“ или любым другим подобным средством — расценивается как умышленная порча небесного имущества, и посему страж имеет право пресечь ее, не нанося при этом нападавшему непоправимого физического урона и не влияя на его эйдос».
— Ну и свинья же ты! — возмущенно воскликнул Буслаев. — Выходит, ты вступился в основном потому, что тебе хотели дать по кумполу?
— Ты воспринимаешь все слишком упрощенно, не ведая, что служит твоей же собственной пользе, — сказал Эссиорх.
— Что за чушь ты мелешь? — вскипел Мефодий.
— Рассуждай здраво и без горячности. Что такое тело? Бренная, склонная к тлению оболочка, эйдос же — бессмертен. Именно о нем я и заботился в первую очередь. Рано или поздно сии мужи, избивающие тебя, понесли бы наказание за свой поступок, а тебе за принятые побои простилась бы часть грехов.
— Но они могли убить меня! — сказал Мефодий.
— Не тебя, а лишь твое тело, — поправил страж.
— Если тебе до такой степени плевать на мое тело, чего же ты так трясешься о своем? — спросил Мефодий.
Эссиорх укоризненно соединил руки.
— Я не трясусь о своем теле, а лишь отношусь к нему бережно. Тело, в котором ты меня видишь, только временная оболочка, и им в дальнейшем, возможно, будут пользоваться другие стражи. Посему я и храню его, дабы не заслужить упрека в небрежении к тому, что нужно многим. Тело же я ничуть не ценю и готов хоть сейчас его покинуть.
Мефодий, прищурившись, посмотрел на него. Эдя Хаврон не зря был его дядей, а Зозо Буслаева матерью. Любую фальшь в интонации он просекал еще на подлете.
— Покидай! — сказал Мефодий.
— Чего?
— Тело покидай. Прямо сейчас! Ну!
— Эссиорх заколебался.
