голова, а не свинья-копилка! — заявила она, комкая лист бумаги.
Дафна легко подула на пальцы, и скомканный лист мгновенно разгладился.
— Тяжело в учении, легко в бою! Когда на тебя набросятся шесть темных стражей, ты скажешь мне спасибо... — назидательно произнесла она, вздымая к потолку палец.
— Светлых стражей... И спасибо говорить нельзя! — шепотом подсказал Мефодий, незаметно кивая на подслушивающие картины.
— А... ну да... В общем, читай что знаешь, понимай как хочешь! — спохватилась Даф. — Каждая руна существует в мире в единственном экземпляре! Чтобы в нужный момент вдохнуть в руну силу, нужно ощутить ее сущность!.. Поехали дальше! Руна ветра!.. — сказала Дафна.
Покосившись на свой палец, учительски вздымающийся к потолку, Дафна с удивлением обнаружила, что подражает Шмыгалке. Ну и дела! Столько раз мысленно ворчать, осуждая ее метод преподавания, а теперь, по сути, самой стать такой же Шмыгалкой. Верно говорят в Эдеме, что никто так не осуждает деспотизм, как скрытый деспот, которому не удалось реализоваться. «Скорее бы Улита сама занялась обучением», — подумала Дафна.
Неожиданно в приемной мрака хлынул проливной дождь. Его косые струи рассекали воздух. Поток мутной воды со смытыми закладными пергаментами завертелся между ножками стульев. Чимоданов от неожиданности скатился с дивана прямо в лужу. Картины горбуна Лигула в ужасе пищали: боялись, что их смоет.
Даф спокойно подошла к Мошкину и взглянула на его почти размокший лист.
— Чудно! У тебя получилось!.. Правда, это не руна ветра. Не стоило так далеко тянуть горизонтальную линию и загибать ее вниз... Вот и получилась руна дождя, — сказала она и, дунув на лист, стерла руну.
Дождь прекратился. Лужи высохли. Влажными остались только волосы и одежда Вихровой. Даф про себя решила не оказывать ей слишком много любезностей.
— Это я вызвал дождь? — спросил Мошкин с тревогой,
— Ты... Я же просила не дорисовывать руну до конца. Оставлять хотя бы маленький зазор. Впрочем, когда рисуешь наобум, пытаясь пробудить чутье, это невозможно... — великодушно сказала Даф.
Сообразив, что ее способ занятий не идеален, Даф решила изменить методу преподавания. Она материализовала посреди приемной плоскую чашу с песком и стала вычерчивать руны краем флейты, немного не дорисовывая их, чтобы они не обретали силу. Депресняк посматривал на песок с нездоровой любознательностью. Дафне то и дело приходилось грозить ему кулаком.
Внезапно из кабинета Арея послышался хлопок, звук разлетающегося стекла и негромкий хриплый вскрик. Секундой позже громко взвизгнула Улита.
Мефодий дернул ручку и ворвался в кабинет. За ним бежала Дафна. В окно пробивался свет. Большой кусок строительной сетки за окном был умело не то надрезан, не то надорван. Арей лежал, свалившись головой на стол и опрокинув грудью чернильницу с кровью. В руке у него было зажато перо, которым он только что подписывал бумаги. Над Ареем, визжа, стояла Улита.
По стеклу окна разбегались трещины, а в центре трещин было одно небольшое круглое отверстие. Стреляли, должно быть, с одной из ближних крыш. Оттащив Улиту, Мефодий на четвереньках подбежал к окну и задернул жалюзи.
Когда он вернулся, Улита уже не визжала, а Арей вставал из-за стола. Его белая манишка была залита кровью из чернильницы.
— Браво, мальчик мой! — произнес он, гулко хлопая в ладоши. — Ты вовремя догадался это сделать, а то мне. признаться, надоело уже лежать.
— Он промазал? — спросил Меф.
— Зачем промазал? — радостно удивился шеф, показывая небольшое, с горошину, красное пятнышко на виске.
— И вы уцелели? — спросила Даф, поднимая с пола расплющенную пулю.
Арей самодовольно похлопал себя по животу.
— Это тело довольно прочное, девочка моя. Оно сделано с большим простором для людской любознательности. Что с ним только не делали в разные эпохи: и булавой его по голове колотили, и саблей, и алебардой, я уж не говорю про кинжалы! — сколько их торчало у меня под лопаткой, и не сосчитать. Однажды, поверишь ли, из пушки стреляли картечью почти в упор. И как у них рука поднялась, на меня, на стража-то мрака! Вот до чего доводит человеческая самостоятельность! Раньше, чтобы подбить человека на какую-нибудь гадость, его приходилось долго уговаривать и искушать. Теперь же люди делают все сами, да еще сами на себя и доносят! Полное самообслуживание!
Арей говорил это почти с восторгом, то и дело поглядывая на Мефодия и как бы призывая восторгаться вместе с ним. Потом он подошел к окну и, отогнув жалюзи, выглянул наружу.
— Взгляни-ка, Меф! Не бойся, его там уже нет. Видишь ту трубу? Попасть в меня из-за нее, да еще когда нога скользит по крыше, это тебе не хухры-мухры. У него, кстати, еще и желудок болел. И руку он разодрал проволокой, когда сегодня ночью надрывал сетку за окном. Наверняка на Страшном суде на этот фактец будет особенно упирать защита, с целью, так сказать, смягчения приговора...
— Вы знаете, кто в вас стрелял? — удивился Мефодий.
Арей снисходительно потрепал его по щеке.
— Еще бы! Десять минут назад я самолично убрал завесу пятого измерения над вторым этажом. Как иначе этот милый человек смог бы нажать на курок? Он элементарно не увидел бы в прицел ничего интересного. Если, конечно, он не любитель пострелять по случайным прохожим.
— Вы специально сняли завесу? Зная о покушении? — не поверил Мефодий.
— О воды Леты! Что за бредовые вопросы!!! Неужели ты до сих пор считаешь Тартар дилетантской организацией, от которой можно что-то утаить? Да, у нас есть своя рутина, но Тартар существует с тех пор, как Каин убил Авеля, и уж кое-чему мы смогли за это время научиться. В Тартаре отслеживается и берется на карандаш все, что происходит на Земле — от грандиозных преступлений до мелкой зависти, которую испытывает домохозяйка, когда видит на соседке новую шубу. Разумеется, я знал, что этот человек с крыши в меня целится, равно как я знаю и многое другое: его имя, его дурные привычки и даже то, как его отец когда-то давно бил его мать, а ребенок смотрел на это и не плакал.
— Кто этот человек? — спросил Мефодий. Арей презрительно махнул рукой.
— Мелкая сошка. Исполнитель. Мне любопытнее тот, кто послал его, хотя и здесь все довольно прозрачно...
Барон мрака подошел к столу и недовольно уставился на забрызганные пергаменты.
— Улита, вытри стол и наполни чернильницу! Мне нужно работать! — недовольно крикнул он.
Стащив с себя заляпанную рубашку, Арей швырнул ее на пол, а сам, голый до пояса, с мохнатой седеющей грудью, плюхнулся в кресло. Потом помахал кому-то рукой.
Мефодий обернулся и заметил, что из приемной на них смотрят Ната, Чимоданов и Мошкин. Мошкин, разумеется, был в ужасе, Чимоданов заинтересованно шмыгал носом, Ната же сильно наклонилась вперед, почти уже просунув голову в кабинет.
— Ни фига се — сказала она. — А кого грохнули?
— Подробности почтой!.. Возвращайтесь к занятиям! — приказал Арей.
Вошла Улита с тряпкой и стала вытирать стол. Потом зачерпнула в чернильницу крови и придвинула ее Арею. Тот задумчиво кивнул и движением руки отослал ведьму из кабинета.
Дафна и Мефодий тоже хотели удалиться, но Арей задержал их. Вскоре в кабинет заглянула Улита. За ее спиной мялся вездесущий Тухломон, уже пронюхавший, что в резиденции происходит нечто интересное.
— Выяснила? — спросил у Улиты Арей.
— Еще нет. Как раз собиралась! Ведьма достала карты Таро и стала раскладывать их на столе у шефа.
— Видите? — сказала она с негодованием, выщелкивая из ряда сразу три выстроившиеся
