карты.
— Так я и думал!.. Сегодня вечером надо ждать незваных гостей, — заметил Арей, бросая на карты косой взгляд.
— Самцов, что ли? — спросила Улита, облизывая губы.
— Что за двусмысленность? Одни мужики на уме. Ни о ком другом думать больше не можешь, бяка упитанная? — высунув язык, пакостно поинтересовался Тухломон.
Цепкая рука ведьмы впилась ему в пластилиновый нос и притянула к себе.
— Как ты сказал? С этого места, пожалуйста, по слогам! — хмуро произнесла она.
— Не дадо дрогать мой под! Я не скадад «дод-стая»! Я скадад упидаддая — прогнусавил комиссионер.
— Ты не прав, Тухломон! Я уверен: Улита говорила о лопухоиде по фамилии Самцов. Сегодня ночью мы увидим именно его, — пояснил Арей.
— А зачем он придет? — спросил Мефодий.
— Ты вылитый Евгеша! Недаром вы с ним родились в один день. Задаешь вопрос, на который сам знаешь ответ! Через пару часиков они убедятся, что тело Арея из особняка не вынесли и им захочется закончить работу! — фыркнула Улита.
Она кивнула на крайнюю карту, прицелилась в Мефодия пальцем и сказала «пуф-пуф».
— А разве пятое измерение их пропустит? — не поверил Буслаев. Он вспомнил произнесенные когда-то Ареем слова, что даже целая армия не проникнет в резиденцию, если они того не пожелают.
— Разумеется, пропустит. Мы сотрем руну. Было бы невежливо не открыть дверь тем, кто постучался в мою голову свинцовой пулей, — ухмыльнувшись, сказал Арей.
— Уу... Ночью будет весело. Так и быть, не пойду сегодня в клуб, — подытожила Улита. — А сейчас, пчелки, всем трудиться! Рабочий день никто не отменял! Дафна, продолжай! К вечеру наши маленькие друзья как минимум должны отработать способы исчезновения и маскировки. В противном случае они могут поймать пулю.
Весь день Мефодий, Мошкин, Чимоданов и Ната торопливо разучивали с Дафной руны. В конце концов, они были смертными, а неприятности уже нависли над ними Дамокловым мечом. Даф осталась довольна их успехами. Новые руны заглатывались на лету.
— Теперь я знаю секрет повышения успеваемости! Достаточно сказать, что всем, кто закончит школу без золотой медали, отрубят голову, чтобы рвение учеников возросло раз в сто! — заявила она, пугливо прикинув при этом, не потемнело ли у нее еще одно перо.
Часам к пяти все дико проголодались, и так как Улита в это время куда-то запропастилась, обедо- ужином пришлось заняться Даф. После продолжительных поисков неудачливой еды она нашла неподалеку, в столовой, большую кастрюлю овсяной каши, в которой часом спустя должен был утонуть влетевший на кухню воробей.
Мефодий, Ната, Евгеша и даже сама Даф поели без особых капризов, а вот Чимоданов заупрямился.
— Убери свою вонючую кашу! — поморщился он, отталкивая тарелку.
— Надо говорить: «спасибо, я не хочу!» — поправила его Даф.
— Спасибо, я не хочу эту кашу! От нее смердит, точно она протухла полвека назад! — сказал Чимоданов.
— Каша не тухнет! — сказал Мефодий.
— НО! Не только тухнет, но и мумифицируется... И вообще от овсяной каши меня тошнит, даже когда ее едят космонавты на орбите... — заявил Чимоданов.
Даф испытала сильное желание надеть кастрюлю / ему на голову. Создатель оживающих монстров имел врожденный дар мотать людям нервы. Не меньше Чимоданова ее раздражала Ната, которая целый день кокетничала с Мефодием. Причем Даф хватало опыта, чтобы обнаружить в ее кокетстве чисто спортивный интерес.
Часов в семь все пятеро, включая Даф, собирались незаметно улизнуть из резиденции, не дожидаясь начала неприятностей, но Улита, выходившая из кабинета Арея с пачкой подписанных пергаментов, окликнула их.
— Прежде чем смываться в трубы московской канализации, выгляните осторожно за дверь! — посоветовала она.
Мефодий открыл дверь и выглянул, ощутив, как его лицо пронизало экран пятого измерения и вышло в реальный мир. Ощущение было странное. Его тело осталось где-то там, позади, в бесконечности, на расстоянии Вселенной от головы. Но голова, не ощущая подмены, жила, моргала и получала впечатления. От ужаса можно было тронуться. Именно поэтому завсегдатаи резиденции мрака предпочитали проскакивать завесу пятого измерения с разбегу.
То, что Мефодий увидел, было неутешительно. Прямо напротив входа стоял микроавтобус с затемненными стеклами. Трое мужчин, одетых в форму дорожных рабочих, топтались у открытого канализационного люка, почему-то не очень спеша спускаться вниз.
Мефодий вернулся в резиденцию и машинально провел рукой по шее, убеждаясь, что все его части тела вновь собрались воедино.
— Улита, почему ты думаешь, что с ними что-то не так? — спросил Мефодий.
— Я не знаю, сколько платят дорожным рабочим, но сомневаюсь, чтобы они могли позволить себе ковырять асфальт в кожаных ботинках стоимостью в пятьсот баксов. К тому же не совсем понятно, зачем им пистолетики итальянского производства? От крыс отбиваться? Нет, это мальчики Самцова! — заявила Улита.
— А если через черный ход?
— У черного хода еще двое. Правда, уже не такие модные, — сладко сказала всезнающая ведьма.
— И давно они там?
— Часов с трех, — произнесла ведьма, сваливая пергаменты к себе на стол.
— Меф, мальчик мой! Иди сюда! — окликнул из кабинета Арей.
Мефодий заглянул к нему. Арей, развалясь, сидел в кресле и ковырял в зубах ножичком для бумаг.
— Вы меня звали?
— Мне вот что пришло в голову. Как только мы! сотрем руну, здесь будет жарко. Выстрелы, крики, суета. Дешевый, конечно, вестерн, но тебя могут убить, Ты, увы, смертен, — сказал мечник мрака.
Мефодий уставился на заляпанное соусом пятно на стене, которое своими очертаниями напомнило ему вдруг Австралию.
— Тогда не стирайте руну, — сказал он.
— Разумеется, мы могли бы позвать Мамзелькину и выкосить неприятности под корень. Но это было бы слишком неинтересно. Мрак так не действует. Мы мгновенно потеряли бы уважение всех существующих канцелярий. И потом, мне будет забавно еще раз поговорить с Самцовым...
— Понимаю. Нас могут убить, а вы, кажется, да же не собираетесь и пальцем пошевелить, — сказал Меф.
Арей укоризненно поцокал языком.
— Как раз собираюсь. Поверь, я буду шевелить всеми — на руках и ногах... Но подумать все же стоит. Ты можешь окончательно стать одним из нас, обрести бессмертие и ничего не опасаться. Решайся!? Улита, дай ему пергамент и все что нужно!
Ведьма, невесть как оказавшаяся рядом, протянула пергамент, перо и ржавую иглу.
— Ты знаешь, что нужно делать. Ткни себя в жилу и можешь писать. Ранку я задую, — сочувственно сказала она.
Но Меф не смотрел на Улиту. Он смотрел на Арея, который, задумчиво покусывая губы, постукивал пальцами по столу. Второй раз Мефа вынуждали так явно: это было давление, причем давление грубое, а давления он не переносил,
— Форма заявления не имеет решающего значения, — сказал Арей. — Мы не придираемся к условностям. Впрочем, если не хочешь думать, могу продиктовать. Пиши: «Я, Буслаев Мефодий Игоревич,
