светилась, но едва-едва, умирающим, едва заметным светом.
Арей небрежно ковырнул этот второй, гаснущий эйдос толстым желтоватым ногтем и, сбросив его с пергамента, сдул на пол, где он сразу смешался с пылью. Арей нечасто позволял Улите убирать его кабинет. Второй же, сияющий эйдос он бережно ссыпал в дарх. И опять на краткий миг Мефодий услышал тоскливый и печальный гул.
– Стоило столько лет нянчиться с Глумовичем, чтобы в конце концов получить эту дрянь, – сказал он с насмешкой, кивая на пол.
– Это эйдос Глумовича?
– Эйдос? Это та гниль, которую он носил в груди. Теперь я понимаю, почему Тухломон так гадко ухмылялся все эти годы. Он знал, что мы увидим, когда аренду Глумовичу все-таки не продлят.
– Сразу знал, что эйдос гнилой? – не поверил Меф.
– Ну конечно. Этих маленьких бестий комиссионеров не проведешь. У них нюх на эйдосы и вообще нюх… Они как мелкие чиновники задолго до падения большого начальника, когда тот еще витает в облаках, знают, что он вот-вот рухнет, и поспешно раздвигаются, чтобы, падая, он не придавил их… Про эйдосы же они знают вообще все! Пронырливые липкие гадики!
Смягченное и вместе с тем противненькое слово «гадики» из уст Арея прозвучало неожиданно. Со склонностью к анализу, проявившейся у Буслаева в последнее время, когда он стал вести дневник, Меф подумал, что логичнее было бы услышать его от Улиты. Хотя и сюда, в кабинет, могло проникнуть заразное, как грипп, влияние ведьмы.
– А у стражей мрака нюха нет? – спросил он с удивлением. Это было нечто новое.
– Стражи – охотники, комиссионеры – наши псы. Ожидать от охотника, что он будет бегать на четвереньках и носом тыкаться в след, довольно глупо. Да, у комиссионеров нюх лучше. Когда умирает человек с эйдосом, который они считают негодным, они даже не являются. Сколько раз их наказывали за это. Иной раз и комиссионер может ошибиться. Возможно, эйдос залепило жиром. Всякое бывает.
Заметно было, что Арей раздосадован. Он то и дело посматривал на пол, где в пыли лежал бесполезный эйдос Глумовича.
– Я этого не знал, – сказал Мефодий.
– Да, стражи мрака не всегда бывают зоркими. Равно как и светлые стражи не всегда так мудры и добры, как многим бы хотелось. Но разве грибник всегда видит: трухлявый гриб или нет? В большинстве случаев он может лишь предполагать это, но наверняка узнает, лишь когда гриб уже срезан.
Арей вытянул через ворот за цепочку дарх и стал задумчиво покачивать его. Витая сосулька гипнотически закручивалась спиралью. Меф понял, что не может отвести от нее глаз. В памяти проснулся забытый детский восторг: вот он стоит и смотрит на елку, а на елке такая же игрушка, с ваткой, торчащей из закрученного стекла, взамен потерянной распорки с колечком.
– Думаешь, эйдосы ничем не отличаются? Это все равно что утверждать, что все бриллианты одинаковы или все собаки похожи, – с увлечением продолжал Арей. – Встречаются эйдосы гиганты – с горошину, и эйдосы карлики – с семя перца. Есть яркие и тусклые, есть со светом пронзительным, атакующим, бесстрашным, а есть с сиянием мягким, задумчивым, чарующим. Одни ласкают, другие прожигают, третьи забавляют, четвертые поражают глубиной и печалью. Их можно разглядывать бесконечно. У каждого свой звук, своя мелодия, свое чувство. Каждый дает свои силы! И что за силы – ты расширяешься до размеров маленькой вселенной. Что мы все без эйдосов? Сдувшиеся шары, фантик от ничего.
Не потому ли светлые так любят заполучать их в свой сахарный Эдем? Да, они дают им свободу, но разве в дархе знающего им цену стража мрака хуже?
Меф предпочел не отвечать на этот риторический вопрос. В частности потому, что его собственный эйдос обжег его. Точно к сердцу прикоснулись тлеющей сигаретой.
– Теперь я понимаю, почему малютку Лигула так колбасило в последние месяцы. Жадность обуяла. Хороших эйдосов все меньше. За ними приходится охотиться. Пошла бедная, убогая порода. Там, где прежде был строевой лес, теперь лишь пеньки и кислый осинник, – продолжал мечник.
Арей подошел к окну, нетерпеливо дернул ручку и, когда она в очередной раз обломилась, легко высадил раму толчком ладони. Мелочь, комиссионеры восстановят, а если нет, то рамы можно вылепить и из самих комиссионеров, замазав щели неуместно хихикающими суккубами. В кабинет ворвался морозный воздух. Снежинки, смелея, оседали на столе и пергаментах. Высушенный в Тартаре язык, жадно шевелясь, слизывал их.
– Улита! – негромко, но властно окликнул Арей.
Ведьма тотчас явилась. Она умела разбираться в интонациях шефа. Порой можно было не приходить по полчаса, иногда же и за секундное опоздание тебе могли оторвать голову.
– Собирайся! Мы едем на встречу с бонзами мрака.
– Что? На какую встречу? – ошалел Меф.
– На такую. Лигул почтил наш карликовый городок своим великанским присутствием, – насмешливо отвечал Арей.
Воспользовавшись тем, что мечник отвернулся, Улита провела большим пальцем по горлу и на секунду высунула язык, точно висельник. Лигул в Москве! Ну и новость! То-то забегает, замечется всякая подлая мелочь!
– А почему у нас? Что, других мест нет? – спросил Меф.
– А Тартар их знает… Хотят попутно поглазеть на снегопад.
Глаза Арея насмешливо сузились. Меф вспомнил, как весь вечер и часть ночи они выгоняли комиссионеров на поиски мистической воблы.
Больше всех усердствовал, конечно, Тухломон. Он нарядился в альпийскую куртку, взял с собой две лопаты – штыковую и совковую и стал требовать себе индивидуального сенбернара с пристегнутым к шее бочонком, на случай, если его, Тухломошу, придется спасать из-под лавины. В таком клоунском виде он выперся из резиденции на Большую Дмитровку и тут же, с ходу, утянул эйдосы у группы хохочущих иностранцев, заставив их повторять формулу отречения от эйдоса под предлогом разучивания популярной военной песни.
Другие комиссионеры, не наделенные в такой мере творческим воображением, завистливо вздыхали.
– Когда встреча? Что, уже сейчас? – спросила ведьма.
Арей покосился на часы:
– Мы опаздываем… Другое дело, что вовремя у нас никто не приезжает. Вызывай Мамая!
Улита кивнула и вышла. Почти сразу рев мотора сообщил о прибытии хана.
– Это все письмо, которое принес Тухломон, да? – спросил Меф.
– Ты как всегда прозорлив, синьор помидор! Золотую медаль за интуицию можешь взять из мусорной корзины!
– Обязательно, – спокойно пообещал Меф. – А что за тема конференции?
– Тема определится по ходу дела. Сдается мне, с этими гнилыми эйдосами надо что-то решать.
Последнее время они стали портиться, как битые фрукты. Улита, где ты там? Скажи Мамаю, что мы едем в спортклуб «Пижон»!
– В спортклуб? Что, серьезно? Неожиданное место!
– У мрака не бывает неожиданных мест. В равной степени все бонзы мрака могли бы встретиться у тебя в ухе… Опять же в спортклубе неплохая сауна. Сдается мне, заседать мы будем там. Буслаев испытал мгновенный укол авантюризма.
– А мне можно в сауну? – спросил Меф.
Мечник ухмыльнулся.
– А кто будет трудиться? «Работать, сестры, работать!» – так говорил великий Чехов, пощелкивая кнутом. Ну так и быть… Ты сможешь приехать к нам позднее, когда разберешь пергамента.
Мы пришлем за тобой Мамая. Говорят, у него новая машина. На прошлой он влетел под бензовоз.
Не смотрел новости? Все каналы снимали. Никак не могли понять, куда делся труп водителя легковушки.
