Таня Гроттер и колодец Посейдона

церемонясь, отбросить их внутрь купола, туда, где странное сияние слабело.

Таню швырнуло на гриф контрабаса. Пытаясь обхватить его, чтобы удержаться, она сделала неловкое движение смычком, и ее несколько раз провернуло вместе с контрабасом в воздушном потоке. Это был не полет и не маневр, а унизительное падение. Таня не пыталась уже понять, где небо, а где земля — в этом мельтешении это было уже бесполезно. Глаз не успевал отмечать происходящее. Она вцепилась в гриф контрабаса левой рукой, правой вытянув вперед смычок. Это был единственный способ перевести падение в минимально достойный полет, но не раньше, чем завершится этот безумный кавардак.

Где-то — внизу, вверху? — все смешалось в этом несущемся на громыхающей колеснице мире — скорбным огрызком карандаша мелькнула Большая Башня. Затем на еще более краткий миг Таня увидела бледное лицо Бейбарсова и метелку в его руке, жестко прижатую к ступе. В отличие от Тани его падение было контролируемым — ступу не кувыркало, хотя и несло к земле со стремительностью выпущенного из катапульты камня.

Таня внезапно осознала, что если сила, несущая их вниз, не вернет их инструментам способность к полету, то их не спасут уже ни Ойойойс шмякис брякис,ни Чебурыхнус парашютис форте. Против стихийной неведомой магии бесполезны и смешны все нелепые заморочки магов и чародеев, балующихся на досуге драконболом и летающих на семейных диванах оторваться на Лысую Гору.

Таня закрыла глаза. Даже учитывая, что их швырнуло от самой Гардарики, из высшей точки купола, падение не могла занять больше двадцаит — двадцати пяти секунл.

«Вот и все — смерть! О чем думают перед смертью?.. Как же я не подготовила последней фразы? Папа, сделай что-нибудь!.. Дед! Да что же это?» — мысли то путались, то становились предельно ясными. Она открыла глаза. Все происходило так стремительно, что Таня не успевала испугаться.

Внезапно совсем рядом вырос потрескавшийся зубец стены Тибидохса, залитый холодным розовым сиянием.

«Почему так быстро?» — с обидой подумала Таня. Она отчетливо поняла, что сейчас ее еще раз провернет и ударит о стену спиной и головой. Что ж… все произойдет мгновенно. Она снова закрыла глаза и покорно стала ждать удара.

Это будет сейчас… нет, сейчас… Раз… два… три… Странно… ну когда же… А вдруг все произошло так быстро, что она не успела ничего ощутить? Да, сомнений нет — она уже ТАМ. А не открыть ли глаза? Нет, если она уже там, то вокруг наверняка что-то иное. Что-то такое. К чему надо морально приготовиться. Вдруг она сейчас во тьме — и открывай, не открывай глаза — ничего не изменится? Для начала стоит проверить, есть ли вокруг хоть что-то?

Таня попыталась шевельнуть рукой. Зачерпнула пальцами воздух, пошарила… Нет, рука у нее есть, несомненно. Камни, а тут… гладкое, деревянное… Пальцы зацепили звякнувшую струну… контрабас! Просто подарок для Потустороннего Мира, если это, конечно, не какое-нибудь его отражение!

Таня открыла глаза. Она увидела сероватое, уже светлеющее утреннее небо и зубчатую стену, шероховатые камни, которыми была выложена стена сверху. Щекой она ощущала неровности камня и мелкий песок. Рукой она сжимала гриф контрабаса, однако не видела его глазами, поскольку голова ее смотрела в другую сторону.

Она лежала на Тибидохской стене где-то у Башни Привидений. Привидений? А вдруг и она теперь призрак… Заманчивая перспектива, нечего сказать. С поручиком Ржевский и Недолеченной Дамой они составят прекрасное трио. Интересно, что будут говорить в Тибидохсе? О, призрак Безумной Гроттерши опять шляется ночами! Дрыгус—брыгус тебя, Гротти! Топай отсюда — надоела, постылая.

Внезапно в поле ее видимости возникла нога. Некоторое время Таня созерцала туго зашнурованный высокий ботинок военного образца, размышляя, кого могло потянуть на такую брутальную обувь. Что там зеркало души — обувь или глаза? Ох-ох-ох! Туговато стало с цитатами. А если и то, и другое? И даже вместе? Нет, глаза на обуви выглядели бы совсем печально. «Это было бы верным признаком того, что она пришла. Моя шиза…» Тут-тук, я останусь до понедельника? — спрашивает она. «Да нет проблем!» — подумала Таня.

— Тебе помочь? — спросил у нее голос.

Таня скосила глаза. Ага, Глеб Бейбарсов, мальчик-вуду! Вот она, приставочка к высоким ботинкам!

— Не знаю. А я себе ничего не сломала?

— Не-а.

— Даже контрабас?

— Похоже на то.

— Странно. Неужели все-таки ойойойс помог?

— Не думаю, что ойойойс… нас что-то подхватило. Уже у самой стены. Что-то другое…

Таня осторожно встала. Все кости были целы. Контрабас тоже не пострадал. Разве что парочка царапин, которые потом можно будет вновь покрыть лаком.

— Хотел бы я знать, что это была за розовая вспышка? Розовый туман просочился сквозь Гардарику, и ничто не смогло ему помешать. Это из-за него мы чуть не разбились, — задумчиво сказал Бейбарсов.

На дне сознания Тани шевельнулась тревога, всплыло на миг что-то, стойко связанный со словом «розовый». Облако? Свет? Дым?

— А я ничего не хочу знать. Во всяком случае сегодня! Сейчас я хочу просто спать… А думать… думать буду завтра… Или не думать совсем… — устало произнесла Таня.

Она взяла контрабас, который показался ей очень тяжелым, и пошла по стене, вдоль серых зубцов, нечетких в этот предрассветный час. Башня Привидений и стоявший возле нее Бейбарсов медленно уплывали, пока их не скрыл молочный туман.

Глава 7. МЕЧТА, ЛУЧШАЯ ПОДРУГА КОШМАРА

Пробираясь в Большую Башню по бесконечным лестничным переходам, Таня то и дело останавливалась и прислушивалась. Риск, что она напорется на защитное заклинание, а то и на самого Поклепа, любившего ночами устраивать ученикам засады, был не мал. К тому же — хочешь не хочешь, а ей вновь придется подняться по лестнице, чтобы забрать с крыши Большой Башни футляр от контрабаса. И зачем она его там оставила? А с другой стороны, кто мог предположить, что обратно с небес им придется возвращаться кувырком?

«А что, если это Великая Зуби или Медузия в такой милой форме попросили нас снизиться и не летать по ночам?» — задумалась Таня. Это было вполне в духе непредсказуемых тибидохских дам. Особенно в духе Зуби, которая порой начинала мудрить, если у нее не ладилось с вязанием или она ссорилась с Готфридом. Причем повод мог быть самый надуманный. Все зависело от внутренних течений в душе Зуби.

«Эй, муж наелся груш! Вот ты якобы аристократ и фамилия у тебя Бульонский! И ты еще будешь говорить, что Генка Бульонов не твой родственник?» — доставала она его.

Вспыльчивый Готфрид начинал топать ногами, переходил на старофранцузский, хватал копье и бежал в подвалы Тибидохса гонять неугомонную нежить.

Но чудо! Дважды — вверх и вниз — пройдя лестницу Большой Башни, Таня не встретила ни одного преподавателя. Не встретила она их и на Жилом Этаже, когда с футляром прокралась к двери своей комнаты.

Выспаться Тане снова не удалось. Пипа и Гробыня играли в карты. Сдвинув вместе кровати, они расстелили на стыке одеяло, кинули пару подушек и азартно резались в дурака пара на пару. Компанию им