Шуточка была явно троечная и провальная, но все же стоила хотя бы легкой улыбки. Однако Коля Кирьянов не улыбнулся.
— Да, хорошо. Если бы я засмеялся, вы могли бы взорваться…
— Что?! Это как еще? — мрачно спросил Ягун.
Коля показал руками как. Выходило, что играющий комментатор взорвался бы изнутри.
— Тут было бы грязно… Очень грязно, — сказал он виновато.
Ягун кивнул. Почему-то он не усомнился, что если Коля Кирьянов засмеется, то все так и будет.
— М-да. Весело с тобой… Славный ты паренек, — сказал он озабоченно.
Услышав, что он славный, Коля Кирьянов заулыбался, и Ягун с тревогой ощутил, что его начинает раздувать изнутри.
— Я так рад, что вас встретил… Так счастлив! Можно, на «ты», да? — спросил Коля.
— Можно. Если тебя это не слишком обрадует… Мне хочется немного пожить, — попросил Ягун, в тревоге косясь на свой живот.
Коля торжественно пообещал, что он попытается не смеяться.
— Немного радоваться все же можно. Тебя это будет только наполнять силами! Уж я-то знаю! — заверил он Ягуна.
— Верю, во все верю, Колян! Я по жизни доверчивый, — сказал Ягун.
Его, наконец, перестало пучить, и он смог вздохнуть спокойно. Одновременно он с опозданием понял, почему у Поклепа, который привез Колю в Тибидохс, был такой полуживой вид. Должно быть, во время полета Коля боялся и… со всеми вытекающими.
— А чего ты плакал-то? Ты же уже взрослый такой мужик… Лет двенадцать-то есть? — покровительственно спросил он у Коли.
— Де… десять… почти.
— Отличный возраст — десять лет! Самый расцвет юности! Столько всяких дел: пылесосы, авантюры, циклопов дразнить. А ты плакать на лестнице! Это, брат ты мой, не дело! Ты же, брат ты мой, подрастающее поколение… Скоро я буду стар и дряхл, и весь груз магического мира ляжет на твои плечи, сын мой Коля! — сказал Ягун, с удовольствием принимая важный и назидательный тон.
Коля Кирьянов слушал его с таким восторгом, что играющему комментатору стало неловко. В животе опять что-то забурлило. Ягун понял, что градус восторга Коли необходимо срочно понизить.
— Так чего-то ты плакал-то? — повторил Ягун уже менее пафосным голосом.
— Меня дразнят!
— Тебя? Ну они, блин, смертники в натуре!.. — изумился Ягун.
Кирьянов вздохнул.
— Кто дразнит-то? Однокурсники? — уточнил Ягун.
— Да многие… Говорят, что я косоглазый и тощий как гли… глис…
— Спокойно! Я понял! Пусть это будет червяк!.. Дыши глубже! — в тревоге крикнул Ягун, обнаруживая в правом глазу Коли вполне уже созревшую слезу.
Кирьянов задышал, и мозг у играющего комментатора перестал плавиться.
— Ерунда! — сказал Ягун. — Слушай меня, брат мой, и запоминай. Будешь цитировать своим детям, а они детям своих детей… Идеальных людей не бывает! У каждого есть хотя бы один недостаток. Кто-то толст, у кого-то лицо в прыщах, у кого-то ноги кривые, у кого-то фамилия звучит как у потомственного кретина, или на зубах пластинка… И, разумеется, находятся люди, которые счастливы об этом напомнить, чтобы жизнь медом не казалась. Вы злитесь, втайне страдаете, пытаетесь отшутиться, выискиваете убийственные фразочки…
— Они почему-то не срабатывают! — перебил Коля.
— Ты мудр, сын мой. Разумеется, они не срабатывают. А почему? Потому что тебе обидно и больно, а эти пиявки всегда чутко реагируют на чужую боль. Их не проведешь. И пока тебе будет обидно, они будут упорно присасываться и не оставят в покое, пусть даже их собственная кривоногость втрое превышает твое базовое косоглазие.
Ягун сделал паузу, зорко высматривая, нет ли новых слез.
— Ты не думал, почему все цепляются к тебе, а не цепляются к какому-нибудь Васе, у которого три раза в день лопаются сзади брюки? Или к Зое, у которой передние зубы торчат параллельно носу? Или к Роме, у которого уши в последний раз мыла акушерка в роддоме? Что, у них придраться не к чему? — продолжал он.
— Думал, — убито кивнул Коля Кирьянов.
— И что? А причина, брат ты мой, в том, что и штаноголовый Вася, и стозубая Зоя, и какой-нибудь Петя, у которого все лицо сплошной прыщ, плевать хотели на свои недостатки. Они их не скрывают и не комплексуют. Им не больно, и несчастным пиявкам не к чему присосаться. Ясно тебе?
Коля Кирьянов задумался. Его глаза-тарелки провернулись в орбитах. Ягун попытался уследить за зрачком, но подумал, что сделает это в следующий раз.
— А тебя в детстве дразнили, Ягун? — спросил Коля.
— Разумеется. Видишь, какие у меня уши? А я вот рад, что не вижу. Кроме того, у моей бабули — ты к ней в магпункт не попадал еще? — была кошмарная привычка заявляться на урок, вытирать мне платком нос и совать в руку какую-нибудь сосиску в салфеточке. Только вообрази, как все ржали! — с негодованием сказал Ягун.
Коля Кирьянов понимающе закивал.
— Поначалу я жутко переживал, лез в драку, а потом махнул на это рукой. Когда меня сильно доставали, я спокойно говорил: «Да, я такой! Я помешан на пылесосах и драконболе. Да, у меня торчат уши, и бабуля у меня здесь, в Тибидохсе… И если тебе нечего больше сказать, иди и придумай что-нибудь новенькое!» — заявил Ягун.
— И что, отстали? — с надеждой спросил Коля. Голос у него звучал недоверчиво. Неужели великолепного Ягуна, гордость всей школы, могли дразнить?
— Мало-помалу отстали, хотя и ни в один день. Главное внутри оставаться спокойным и верить в то, что говоришь. Тупое заучивание фразочек тут не спасет. Люди слышат не слова, а то, что за словами. Правда, у меня еще искра была горячая, да только до твоего смеха ей далеко… Эй, перестань сейчас же радоваться! — завопил Ягун.
Однако рот Коли Кирьянова уже расползался в счастливейшей из улыбок, а вместе с этой улыбкой раздувался и сам Ягун.
— Я сейчас расхохочусь! Мне так хорошо! — предупредил Коля.
— Хорошо ему?.. А другим должно быть плохо? Прекрати сейчас же! Эй, огорчайся немедленно, а то косоглазым назову! — всполошился Ягун.
— А мне все равно, я не обижусь… Сам Ягун поговорил со мной! Я так счастлив! — сказал Коля.
Рот его становился все больше, а в груди назревал неостановимый вулканический звук.
— Счастлив он! А мне что делать? Ты же меня убьешь! — всполошился Ягун.
Он уже просек, что против смеха и слез этого первокурсника не существует магических блокировок.
— Убегай, Ягун! Секунд десять я продержусь… Если ты будешь далеко — уже не страшно! — сказал Коля.
Он зажимал себе рот рукой, но все равно кашлял от смеха. Не заставляя себя просить дважды, Ягун бросился бежать по лестнице. Он мчался в темноте, высоко вскидывая колени, как укушенный оводом орловский рысак, и думал, что давно пора включить бег по лестнице в олимпийские воды спорта. Время, этот вечный бухгалтер со старыми счетами, неумолимо перекидывало костяшки секунд. Ягун взлетел уже на три пролета, когда волна смеха нагнала его и толкнула в спину. Наполненный смехом как воздушный шар, Ягун взлетел еще на пролет. Здесь магия Коли Кирьянова наконец отпустила его.
Внизу что-то грохотало, тряслось и стонало, точно лава Тартара прорвалась из Нижнего Подземья. Своды Тибидохса ходили ходуном в руках у атлантов. По Залу Двух Стихий, рассыпая золотые искры и теряя перья, носились переполошившиеся жар-птицы.
— Перспективный мальчик! Он потряс мое воображение. Надо будет шепнуть Соловью, чтобы взял его в команду. Это будет наше секретное оружие против Кэрилин Курло, — проворчал Ягун.
