леопард, воя, подкатился к его ногами.
Придерживая очки, Сарданапал проницательно уставился на леопарда.
— Ужас! Так довести почтенного пожилого джинна, заслуженного сотрудника Тибидохса! — задумчиво сказал он.
Академик небрежно щелкнул пальцами, и леопард исчез. Тузиков перестал выть. Укоризненные глаза Сарданапала остановились на Тане.
— И это состоявшиеся, самостоятельные маги, которых мы выпустили во взрослую жизнь! — негромко произнес академик и, покачав головой, удалился. Тане стало неловко, когда она представила себя со стороны. Красная, разгоряченная, растрепанная девица, которая только что подглядывала в щель, точно первокурсница.
— Фу ты, ну ты! Дурацкая история!.. Я то ладно, с меня взятки гладки! А вот ты, Гроттерша, взрослый, состоявшийся маг, скажи мне, как ты могла так низко пасть? — хохотнула Гробыня.
Таня не ответила. Она вспомнила лицо академика, и ей показалось, что Сарданапал выглядит уставшим. Под глазами у него были круги, да и борода не плескала с беспокойным озорством, как неделю назад.
— Ага, вот и я о том же! Бедный Черноморчик! Задолбали сивку американские горки! — угадывая ее мысли, согласилась с ней Склепова.
Таня кивнула. Сказано было зло, но верно. Тем временем Гробыня разжала вначале одну руку, затем другую и с недоумением уставилась на пустые ладони.
— Кто хочет хохму? Я Гуню где-то посеяла!.. Пойти, что ли, поискать ради приличия? — сказала она и отправилась по лестнице вверх, всматриваясь в ступени взглядом человека, который ищет какую-то мелочевку.
Через двадцать ступенек она к крайнему своему удивлению уткнулась лбом в чью-то грудь. Это был Гломов, вполне восстановивший медвежью капитальность своего телесного строения. Гуня стоял и хмуро смотрел на подругу дней своих суровых.
Тане стало интересно, как Гробыня будет выкручиваться, однако она сделала это легко и изящно.
— Привет, слоненок! У тебя такой недовольный вид! Ты, наверное, голодный? — проворковала она.
Гуня издал хриплое рычание. Слоны так не рычат. Так рычат обитатели берлог.
— А почему леопард тебя не сожрал? Дай я сама догадаюсь! Это всё Сарданапал, да? — догадалась Гробыня, запечатлевая на щеке Гуни средней нежности поцелуй.
Гломов продолжал пыхтеть, однако температура его раздражения заметно понизилась.
— Я чуть ноги себе не переломал! Ты соображаешь, с какой высоты ты меня сбросила? — просопел он.
— Извини, Гунечка, я нечаянно. Ну позязя, прости девочку! Со сломанной ножкой я бы тебя еще больше любила. Ты бы был такой… такой кривошеенький… такой несчастненький… Все бы говорили: она живет с ним из жалости. Романтично, правда?
Гуня положил ей руки на плечи.
— Я тебя придушу! — сказал он, однако Гробыня только фыркнула. Она видела, что Гуня остыл и дальше ворчания дело не пойдет.
— Ну всё, Танька, пока! Надо пойти отоспаться пару часиков! Сегодня вечером побузим… Оторвемся по полной. В Зале Двух Стихий в восемь, да? — крикнула она и, махнув Тане рукой, отправилась дальше, буксируя за собой недовольного Гуню.
Глава десятая.
КАМЕННАЯ ЛАПА
— Мне ничего не нужно! — сказал человек, равнодушно взглянув на сундук с самоцветами.
— И напрасно. Когда человеку не нужно ничего земного, он становится по-настоящему опасен для нашей организации. И тут уж мы беремся за него всерьез! — озабоченно ответил дух.
Ванька и Ягун успели вовремя, чтобы не упустить ничего интересного. Сыновья Гоярына щелкали зубами и бестолково выдыхали клубы дыма. Между ними стремительно проносился и непрерывно атаковал струями пламени крошечный дракон.
Обезумев от боли и ярости, сыновья хлестали хвостами и метались, налетая на жавшихся к земле игроков. Соловей, прихрамывая, быстро спускался с трибун, сердито грозя кулаком.
Ягуну тоже захотелось погрозить кулаком, и он стал озираться, размышляя, кому адресован жест Соловья. И — запоздало понял, что грозит-то Соловей, собственно, самому Ягуну. Должно быть, по старой привычке, считает его источником всех проказ.
— И как только этот мелкий нахал пролез под купол? — недоуменно крикнул Ванька, но тотчас сам себе дал ответ, вспомнив, что в одном месте, со стороны скамейки арбитров, купол имеет проход.
Снизившись, Ягун протиснулся в тот же проход для арбитров, что и дракон, и принялся гоняться за Тангро. То справа, то слева проносились струи огня. Сыновья Гоярына, не отличавшиеся сообразительностью, атаковали теперь всех подряд.
— Сдавайся, мелочь! Скидка выйдет! — вопил Ягун, однако Тангро не спешил воспользоваться его предложением.
С упрямством юркого истребителя, атакующего неуклюжие бомбардировщики, он жалил сыновей Гоярына то в шею, то в живот кинжалами своего пламени. Искристый сгоряча налетел на одного из игроков и тот кувырком полетел с пикирующего матраца, едва успев пробормотать ускоренное тормозящее.
— Лови своего дракона! Он всех перекалечит! Лови! — кричал Ягун Ваньке.
Ванька хаотично размахивал руками. Он и глазами-то едва успевал следить за Тангро — где уж тут его схватить? Напрасно Ягун бросал пылесос из стороны в сторону, карликовый дракон был гораздо резвее его ревущей машины.
Внезапно свист, как штопор, ввинтился в воздух. Он был такой силы и плотности, что нельзя было даже сделать вдох. Казалось, свист втиснется в тебя и разорвет. А тут еще песок взметнулся в воздух, и сразу день стал ночью. Солнце исчезло и угадывалось лишь белым расплывчатым пятном.
Сыновья Гоярына не смогли удержаться в воздухе, и по примеру всех драконов, попавших в бурю, стали искать себе убежище. Единственным подходящим убежищем оказались их собственные ангары, где ими немедленно занялись драконюхи.
Ванька и Ягун, сброшенные ураганом с пылесоса, повисли на ускоренных тормозящих. Ураган швырял их из стороны в сторону, и в его завываниях угадывалась чья-то непреклонная воля.
Когда Ванька почти уже лишился надежды, что когда-нибудь его перестанет швырять, ураган внезапно стих. Напоследок тугая петля свиста захлестнула Ваньку и Ягуна и бросила к ногам Соловья О.Разбойника. Сверху, почти на голову Ягуну, упал его пылесос. Единственный глаз Соловья О.Разбойника сердито перескакивал с играющего комментатора на Ваньку. Ягун увидел, как с песка один за другим поднимаются игроки младшей сборной. К некоторым из них бегут санитарные джинны.
— Вы сорвали тренировку! Едва не оставили Тибидохс без команды. Я не пытаюсь найти в ваших поступках логики. Я лишь спрашиваю: зачем?!! — сказал он с раздражением.
Послышались торопливые, точно воробьиные удары крыльев, и на колени сидящему на песке Ваньке опустился Тангро. Неизвестно, где он переждал бурю, но вид у него был бодрый. И произошло странное. Соловей вдруг неуклюже — мешала негнущаяся нога — лег на песок и совсем близко посмотрел на Тангро. Того, что тот дохнет пламенем, Соловей почему-то не опасался. И, ощущая это, дракончик вел себя паинькой.
