эти цивилизации и не наблюдаем оных, хотя открытие пространственного туннеля наводит на некоторые трансцендентальные мысли – это уже тема другого разговора. Но нельзя хлопнуть по планете вот так с ходу, как по мухе. Надо сделать все постепенно, незаметно, под видом нарастания эскалации. Мол, воевали- воевали, а уж планетка пришла в негодность по ходу дела. В этом плане атака твоего Аргедаса нам очень на руку: можно затребовать дополнительные силы, да и пополнение растраченных ресурсов даст промышленности и транспорту большой зазор для работы.
Потом они еще пили, потому как у опера оказалось громадное количество запрещенных на базе напитков, и говорили о всяких текущих делах и о жизни Хадаса в стане врагов.
То, что жизнь похожа на зебру, Хадас знал и до этого, но то, что на следующий день после награждения он попадет в черную полосу, было полной неожиданностью. Всегда, всегда нужно быть готовым к ней. Сознание его было не настроено, а вот разум тела не подвел, и когда за углом его встретили эти самые неожиданности, то вначале он чисто автоматически уклонился от резиновой дубины, нацеленной ему в лоб, а потом тут же отпрыгнул, спасая живот от кроссовки, снабженной «утяжелителем». Это была засада, и охотники желали повеселиться вовсю. Еще не до конца разобравшись, в чем дело, Хадас сделал двойной прыжок назад. Его чуть не поддели на лету, потому как такой вид перемещения был далеко не самым быстрым способом путешествия в уменьшенной силе тяжести. Четверо нападающих – передовой отряд – успели окружить его, и путь к возможному отступлению был отрезан. Пилот уже сообразил, что это не военная полиция, а просто шайка разбушевавшихся техников. Мозг работал, как хорошие древние часы, только намного быстрее: он четко опознал одного из нападающих, однако не выявил причину нападения. Но сейчас было не до этого: нужно было принимать бой, раз уж так получилось. Хадас сильно уперся обувью в покрытую специальным ковром центральную поверхность коридора и несколько потоптался на месте, не отрывая ноги, для улучшения сцепления. Тончайшие, но прочные крючковатые волоски подошвы и пола вошли в хорошее зацепление, и Хадас Кьюм приобрел в этом мире дефицита веса надежные якоря, как парусник, встречающий бурю на мелководье.
Наступающие не спешили, они работали не по найму, а для собственного удовольствия. К тому же их было в восемь раз больше, и они считали себя носителями правды. Хадас понял это после слов обращения главного глашатая.
– Ну что, корвет-капитан, когда будешь удирать к своим? Докладывать о выполнении задания?
Пилот смолчал, концентрируясь и приводя мышцы в готовность.
– Что, не получилось у твоих дружков снизу нашу базу разбомбить? Небось локти кусаете, а?
Хадас уже внутренне подготовился и сказал как мог миролюбиво:
– Ребятки, шли бы вы своей дорогой. А хотите размяться, так спортзал открыт.
– Ты нам зубы не заговаривай, здесь тебе не Гаруда. – Говорящий нехорошо оскалился. – Всыплем ему, братва.
Вообще на базе было не слишком много развлечений, замкнутость пространства, отсутствие женского пола и прочие вредные для человека факторы вели к нервному перенапряжению. Потоки отрицательной энергии нужно было куда-то сбрасывать, одним из таких стихийных факторов была напряженность между техническим и летным составом. Обычно этот грязный водопад эмоций сдерживался плотиной чинопочитания, свято оберегаемого как той, так и другой стороной, однако часто он переваливал через эту неплотную дамбу, и тогда случалось всякое. Ясное дело, в очередной раз паводок эмоций прорвался из-за эпизода с механиком – настройщиком аппаратуры опознавания Золердом – техники искали случай сравнять счет.
На Хадаса набросились сразу с трех сторон: один из нападающих имел прорезиненную дубину, не оставляющую следов, двое других применили ноги. Хадас не слишком опасался ударов, и, наверное, зря: уменьшился только вес, масса осталась прежней. Он перехватил вооруженную руку главаря и легко бросил его через себя, не сходя с места. Затем он успел схватить одну из ног, которая после нанесения удара по его бедру возвращалась в исходное положение. Хадас действовал очень быстро для этого мира уменьшенного веса, за два месяца на настоящей планете он привык к большему гравитационному сопротивлению среды. Второй нападающий, так же как и главный, отправился в замедленный полет на встречу со стенкой. Однако оба успели сгруппироваться, семикратно уменьшенная сила тяжести была в этом случае положительным, берегущим шейные позвонки фактором. А пилот тем временем отправил в полет еще одного из техников. К нему уже подскочили следующие трое, и это было на руку, он не хотел терять столь устойчивую оборонительную позицию. На этот раз он успел получить четыре чувствительных удара по ребрам, блокировав более опасные. Поскольку сдвинуть его с места без хорошей точки опоры было трудно, а никто из нападающих ее не имел, каждый их удар по законам физики получался с отдачей, и потому они тратили время, восстанавливая удобное положение после каждого выпада, а Хадас не терял понапрасну даже долей секунд. Он перехватывал все, что успевал, и отправлял в замедленный полет-падение. Совершив воздушное путешествие, нападающие вновь набрасывались на него, но уже менее рьяно. Хадасу было некуда отступать, а потому вопрос жизни, а может, всего лишь недели госпиталя решало ритмичное усиленное дыхание: не зря, ой не зря он проводил на тренировочных комплексах столько времени. Драка длилась еще очень недолго, менее нормального раунда в древнем боксе, однако каждый из агрессоров уже успел побывать в коротком свободном полете не по одному разу, и, не имея допуска к управлению обслуживаемым ими летательным машинам, техники стали более близки к настоящим птицам. У них добавилось злости, но верх брало недоумение. К тому же, несмотря на уменьшенную по сравнению с жертвой нападения сердечную нагрузку, некоторые из них начали испытывать одышку, а Хадас все еще был на ногах. Иногда техники подбадривали себя и друг друга криками типа «Бей шпиона!» или еще похуже. Однако на их стороне был явный количественный перевес, и к началу второй минуты у Хадаса начало сбиваться дыхание. Медленно и нерешительно по его лицу стекали большие капли пота, а одежда уже впитала предельную для себя порцию влаги, но ему не давали перерыва, а ряды наступающих поредели только на двух человек. Трижды ему угодили по лицу: все удары пошли вскользь, однако он ощутил несколько забытый вкус крови. Хадас не впадал в отчаяние, вряд ли его тут собирались убивать. Попадания по туловищу он более не считал, а к концу долгой, сто двадцатой секунды ему припомнилось доброе старое регби на далекой планете Земля, и он почувствовал второе дыхание. Главное было не сходить с места, чем дольше он стоял, тем более микроскопических, почти умных волосков коврового покрытия переплеталось с подошвами его ботинок, наращивая его главное преимущество – точку опоры, ту самую вещь, которой еще Архимеду недоставало для опрокидывания планеты. Еще через двадцать секунд атака стала совсем вялой – выдохлись все. Она проходила скорее по инерции, чем по воле принимающих участие. Удары стали менее точными, к тому же Хадас сумел прибрать к рукам резиновую палку. Он сразу стал более длиннорук и смог нейтрализовать слишком опасные, снабженные утяжелителями ноги врагов. Главарь нападающих, лишившись оружия, с вывернутой, а может, и переломанной рукой, уже отдыхал в сторонке. В распоряжении наступающих не имелось булыжников или чего иного с метательными свойствами: это была не какая-нибудь городская подворотня на благополучной матушке-Земле, они находились на стерильной космической станции, выдраиваемой автоматическими роботами-пылесосами. Поэтому бой велся только на ближней дистанции, и Хадас, несмотря на усталость и многочисленные ссадины, уже одержал моральную победу.
– Шли бы вы своей дорогой! – тяжело гаркнул он в промежутке между атаками. – Разминка окончена, сейчас начну убивать!
Однако они ему не поверили. Еще через некоторое, короткое время, показавшееся археологическим периодом, он получил тяжелый удар по голове: все поплыло перед глазами. Затем ударили по лицу, поскольку он еще не упал: надежное сцепление хранило его от такого казуса. Он почти перестал видеть, и не только от звездочек, мелькающих перед глазами, – от последнего удачного удара произошло временное нарушение зрения: зрачки сжались, словно вокруг была ночная тьма. Пилот не сдавался, он уже не мог применять блоки, но сделал несколько сильных прямых ударов в выплывающие из тьмы пятна-лица. Наверное, это решило дело: у последних из нападающих сдали нервы. Он еще стоял, хотя сознание уплывало от него со скоростью фотонной ракеты, когда они побежали, прихватив раненых, опасаясь его и военной полиции.
Затем он упал, и микрокрючки на подошвах нехотя отпустили своих ковровых братьев, вырывая их с корнем.
Теперь Хадас в очередной раз сменил обстановку. Вначале это была камера для арестованных, потом родная каюта, о которой он с умилением вспоминал там – в подземном мире Гаруды, а теперь это была больничная палата. Над ним последовательно трудилась целая группа врачей и десятки видов восстанавливающих силы и здоровье препаратов. Похаживал к нему и подполковник Дюбари. Вначале он выяснял подробности инцидента, а после обычно высказывал свои стратегические соображения. Посему Хадас наслаждался не только отдыхом, но и дискуссиями.
– Мы владели силой, корвет-капитан, чудовищной силой. Она была настолько подавляющей всякое сопротивление, что мы могли просто наслаждаться ею. Как кошка, играющая с мышью и не доводящая дело до конца: она – для продления удовольствия, мы – для других, не имеющих сейчас значения, целей. Однако мы увлеклись и потеряли бдительность. Вроде бы дохлая мышь внезапно ожила. Она ухватила нас громадными зубами, появление коих мы прошляпили, и едва не перегрызла горло. Нас спасла случайность. Вы согласны с этим, капитан?
– Может, и так, но ведь справедливость на нашей стороне? – переметнулся Хадас.
Клавдий Дюбари воззрился на него с некоторой долей превосходства.
– Послушайте, офицер, при чем здесь это? Справедливость, несправедливость… Какая, к черту, разница, друг? Мы считаем действия справедливыми, потому как мы на этой стороне, будь мы на той – все было бы иначе. Вы снова не согласны?
– Но ведь есть справедливые и несправедливые войны, разве не так?
– Где вы наслушались этого бреда, вы ведь старший офицер? Возможно, войны делятся на захватнические и оборонительные, но даже здесь все очень условно. Поверьте, любой из участников, вступивший в войну, имеет на это веские причины, даже если они скрыты кучей отвлекающих поводов. Любую войну можно назвать освободительной, если чуточку порыться в летописях: все там трактуется так или иначе, в зависимости от того, что искать. С точки зрения стороны, ведущей агрессию, она права. Она расширяет ареал обитания, либо хочет завладеть ресурсами, волею случая расположенных на чужой территории, либо просто должна выплеснуть вовне отрицательные эмоции, дабы они не разрядились внутри, а может, там назревает революционная ситуация, ее правительство, из-за неумелого управления общественными процессами, на грани кризиса, и есть только один путь разрешить конфликт: начать бойню. Ведь никто не решится впрячься в телегу войны на авось: нужна подготовка. Война – это риск, большой риск. Все здесь может повернуться так или эдак. Даже в шахматах нельзя перебрать все варианты, а уж тем более в жизни. Все эти годы мы были уверены, что наконец-то научились держать руку на пульсе войны, научились ее контролировать, вести по плану, не давать ей угаснуть и не позволять разгореться чрезмерно, как наши давние предки в скальных пещерах, поддерживающие пламя кусочками коры. Мы контролировали расходы на ее ведение, учитывали даже вероятностные потери в людях своей стороны, потери противника давно свелись в работу по площадям, в подсчет переработанной в пыль территории суши. Мы так свыклись с этой войнушкой, так полюбили ее.
– Вы считаете, что наше правительство не давало сражению разгореться чрезмерно? Да я сам лично много раз сбрасывал «колотушку»: обычно это десять мегатонн, но бывает – пятьдесят!
– А ведь все-таки можно было бы за эти годы постараться сделать что похуже? – расплылся в улыбке Дюбари. Любил он улыбаться по всяким кровожадным поводам.
– Например, вариант «Квазар», – внезапно вспомнил Хадас. – Вы, кажется, о нем недавно упоминали.
– Так точно, корвет-капитан. Когда звезда с параметрами Солнца облучается сверхлазером со специзлучением: и пшик… Он работает, как катализатор термоядерной топки, если помните. И вот вам сверхновая тут как тут. Индра достаточно далека от нашей родной системы, последствия не скажутся никогда, ведь правда?
– Но ведь нужна колоссальная мощность?
