совершило эту акцию намеренно. Искусственно реализовалось событие, происходящее в природе один раз в сто или двести миллионов лет. Мы прикончили планету. Поздравляю всех участвующих с выдающимся достижением! Ура!»
Астероид Даккини ворвался в атмосферу с гигантской скоростью около пятидесяти тысяч метров в секунду. Верхние слои воздуха представляли собой разреженную массу свободных молекул, почти не взаимодействующих друг с другом. Однако для Даккини, летящего столь стремительно, они оказались серьезной преградой. Железный камень ударился о них более плоской стороной, и, поскольку внутренняя изначальная структура его была нарушена еще первыми взрывами, это стало решительным поворотным событием.
Астероид распался на два несимметричных больших фрагмента, и теперь каждый из них следовал своей дорогой. Разойтись далеко они, естественно, не могли, но на каждом из них продолжали работать гигантские «Сканды», и рассчитанная заранее траектория сбилась. Атмосфера представляла собой тысячекилометровую подушку, метеориты прошили ее за считанные секунды, однако ни один из них не рухнул непосредственно на Хануманское предгорье. Один обрушился на горы, смяв своей массой гигантскую вершину Тшитрия. Сейсмические и ударные волны всколыхнули всю окружающую гряду. Гигантские куски породы, целые скалы, разлетелись по округе, роя наклонные кратеры в десятки метров глубиной. Даже с очень удаленных мест сошли все лавины, а ближайшие к Тшитрии – взрыв испарил начисто. Изрядно грязная атмосфера Гаруды получила гигантскую добавку пыли на всей протяженности.
Одновременно с этим в море, словно раскаленный нож, врезался второй обломок, получивший волею судеб наибольшее ускорение, благодаря двум умело закрепленным «Скандам» и большей из двух массе. Он нырнул поблизости от окончания материкового подводного шельфа и, несмотря на чудовищный удар о плотную многокилометровую жидкую преграду, прошел ее всю. Затем, лишь чуть погасив скорость, он пронзил, не замечая, весь слой отходов жизнедеятельности подземного города-государства, накопленных здесь за двадцать лет, и впился в кору планеты. В этом месте кора представляла собой довольно тонкую структуру, не более десяти километров в толщину. Сочетания массы и скорости обломка не позволили пробуравить ее насквозь, но метеорит не дошел до мантии относительно немного, когда встречное безумно высокое давление заставило его почти полностью испариться.
Все происходящее вершилось так быстро, что обычные химические процессы не успевали за событиями. Еще вначале, когда верхние слои железа уже сдувались встречным потоком воздуха, мгновенно раскалившись до тысяч градусов, внутренности небесного странника все еще оставались холодными, как космос; когда его развернутая к Гаруде сторона начала вдавливаться внутрь, расслаиваясь, словно кожура лука, внутренняя кристаллическая решетка металлических связей еще даже не думала дрогнуть, но, когда «самый тяжелый из управляемых человеком кораблей» прошил несколько километров скального грунта, его внутренние слои впрессовались друг в друга, и самая дальняя и холодная сторона, двигаясь по инерции, обогнала заторможенную лобовую поверхность. В течение мгновения астероид вывернулся наизнанку, пройдя через себя самого. Пользуясь привычными вещами, мы редко вспоминаем, что все они состоят в основном из пустоты, по-настоящему плотные вещи, типа атомных ядер, до бесконечности малы. Здесь, в несчитанно малую долю единиц измерения привычного времени, все законы обыденного мира нарушались. Получалось, что с корой планеты все время сталкивалось новое, абсолютно холодное космическое тело и за мгновение, покуда оно успевало нагреться, исчезнуть и замедлить свой порыв, его обходили, обгоняли на вираже новые вывороченные слои. И астероид, ломая сопротивление, все еще двигался вперед. И хотя взрыв, случившийся в недрах, имел химическую природу – он не зашел в область ядерных преобразований, – массы, вовлеченные в него, стали гигантской силой.
Первый из обломков отдал всю энергию преобразованию поверхности, второй, благодаря углубке и мощности, стал инициатором нового, невиданного в геологии процесса: он всколыхнул всю литосферу целиком, и тогда древние, доселе дремлющие в ней демоны ожили.
Часть V
ЗАНАВЕС
Руи Скилачче был осторожным человеком: он всегда понимал, что его работа опасна и остаться на этом свете либо нет, зависит полностью от него самого, но сегодня перед полетом он был даже доволен: уже месяц он считал, что пилотское кресло осталось там, в прошлом, в воспоминаниях, и вот он снова у пульта. Однако когда из темного, враждебного, но столь привычного ему космоса он ворвался в атмосферу, ему пришлось собрать всю волю в комок. Что-то изменилось в самой планете. Раньше он считал ее мертвой декорацией под крыльями, живым был только воздух: он обладал плотностью, он имел течения, в нем были невидимые ловушки и статическое электричество, а на самой Гаруде не было ничего. Мертвые, безжизненные ландшафты с вкраплениями остатков некогда возомнившей о себе цивилизации. Теперь все изменилось: эта мертвая космическая глыба с диаметром чуть менее пятнадцати тысяч километров ожила. Она очнулась от сна, сравнимого по длительности с ее размерами. Все, все изменилось там внизу, под крыльями. Пришельцы с другой звезды долго издевались над этим небесным телом, и, похоже, теперь оно желало им отплатить.
У Скилачче был разведывательный «Тор», напичканный электроникой, как хороший сыр дырами, однако эти сложные побрякушки, фиксируя по возможности все происходящее в пределах невидимого глазу горизонта, и даже далее, в огромном числе диапазонов, недоступных человеческому восприятию, не могли сделать обобщающих выводов: что же происходит. И Руи Скилачче нервничал. Он уже жалел, что согласился на эту авантюру. Официально, конечно, он еще состоял на службе, но ведь это просто в ожидании следующего транспорта с Земли, который увезет его к большому капиталу, накопленному за эти годы. Он мог сослаться на болезнь: возраст есть возраст; мог сказать, что не уверен в себе и пусть слетает кто-то помоложе. Ну не могла же такая слабость перечеркнуть всю его прошлую службу? Конечно, не могла, или все-таки могла? Да, рисковать было опасно, по большому счету у них сейчас не условные, а натуральные боевые действия, к тому же за боевой вылет и платят по-боевому, крупный риск – крупные дивиденды. Честно говоря, он ведать не ведал, что будет делать на родине с этими самыми деньгами, но работать задарма – нет уж, увольте.
Но все это, конечно, враки, он бы согласился слетать и задарма, теперь, после гибели стольких ребят, это стало вопросом чести. Он должен был найти этих подземных паразитов или же убедиться в их полном исчезновении. Пока приборы не показывали ничего, точнее, не показывали ничего нужного, более того, они вообще не давали даже необходимых знаний. Он не ведал, где находится, то есть, по старым расчетам, он был на долготе такой и широте эдакой, но в действительности под ним простиралась вовсе незнакомая местность, и бортовые компьютеры не могли ее распознать, перебирая все имеющиеся варианты из своей электронной библиотеки радиолокационных снимков-панорам. Раньше Руи Скилачче был убежден, что вся поверхность планеты Гаруды отснята спутниками полностью, уж за два десятилетия можно было бы это как-нибудь успеть, но теперь в нем зрела уверенность, что в картографической службе давно не применяли военно-полевого суда, он бы с удовольствием принял в нем участие.
Мысли его текли неспешно, поскольку он во всем полагался на приборы: являясь глупыми, по большому счету, в такой мелочи, как ведение космопланетолета на малой высоте в условиях почти полной визуальной невидимости, они были бесценны. Если до этого над Гарудой были сплошные сумерки и ночью и днем: местный господь уже разделил свет и тьму, но еще не создал наблюдаемого солнца, то теперь он и проделанную работу свел на нет: вокруг была тотальная тьма. Поднятая рухнувшим Даккини пыль превысила по массе то, что земляне забросили в стратосферу за несколько лет. И кто теперь ведает, может быть, атмосферу загаживало что-то еще, выведенное из дремоты столкновением. Кто мог это знать: спутники, те, что смогли удержаться на орбитах, после того как какие-то неведомые силы начали вводить в их траектории изменения, были совершенно сбиты с толку. Три вида ориентации: друг по другу, по местным созвездиям и по радиолокационному отражению снизу – вошли в противоречие друг с другом – там, внизу, словно подменили планету.
Руи Скилачче не слишком задумывался над глобальными проблемами, он не работал в каком-нибудь аналитическом отделе разведки, его задачей было просто умело водить космолет по заданному курсу. Конечно, теперь курс ему никто не задавал – кто его теперь ведал: те, кто им командовал, ожидали чуда от его развитой за многие годы интуиции, но в своей мистической уверенности и сами себе они боялись признаться.
Полет проходил тяжело, отвлекающие мысли летели сами собой, но одновременно с этим глаза и руки вице-пенсионера оставались в напряжении. Очень долго он вел самолет вдоль какой-то пологой горной гряды, неизвестно откуда явившейся, затем он перемахнул через нее, легко набрав высоту, однако при спуске, на пятисотметровой отметке машину бросило в сторону внезапно проявившимся воздушным потоком. В этих условиях полет на большой высоте представлял опасность и, кроме того, требовал повышенного расхода топлива на коррекцию. Руи Скилачче снова снизился, подозрительно глядя на высотомер, и изменил курс на девяносто градусов: ведь никто не давал ему задания изучать здесь только горы. Через сорок километров, то есть всего через минуту полета, магнитометр запищал. Руи Скилачче снизил скорость, а затем просто завис на одном месте. Его вдавило в крепящие ремни.
– Вот это, я понимаю, демонстрация силы, – сказал при встрече подполковник Дюбари. – И что следует заметить, мой верный «атомный ас», – это была спонтанно спланированная операция, так сказать – экспромт. И тем не менее Даккини сделал, наверное, в этой планете дыру, для производства коей у нас бы не хватило всего наличного запаса за многие годы, разве не так? Представьте, что было бы при планировании подобной акции заблаговременно? В этой звездной системе что – мало метеоритов?
Да, черт возьми, этот милитарист был прав на все сто.
Связи с базой не было, но у Руи Скилачче было достаточно топлива, его загрузили взамен оставленного вооружения. После катаклизма, инициированного землянами, над планетой постоянно грохотали громы и проносились бури, огромные воронки ураганов двигались под камерами спутников-шпионов. Эти процессы дополнили привычное воздействие ионизационного слоя, и связь из некоторых районов планеты стала окончательно невозможной. Сейчас машина Руи находилась именно в такой местности. Но то, что он обнаружил, являлось чрезвычайным в его понимании. Он решил рискнуть и на время выскочить в верхние слои атмосферы для передачи данных. Это была страховка на случай непредвиденных обстоятельств: под этим понятием имелось в виду невозвращение пилота на базу.
Хадасу выдали пива по первому требованию. После того как корвет-капитан стал водиться с Клавдием Дюбари, на взгляд окружающих, он приобрел черты непотопляемого авианосца, которому не страшны никакие бури и штормы, даже Эдмонд Бланш, когда-то обвинявший его на суде, при встрече вел себя растерянно, а уж младший опер, исполняющий обязанности бармена, вообще считал доверенным лицом своего старшего товарища по противошпионской деятельности, он начисто оставил попытки завербовать Кьюма в осведомители. Находясь у стойки, Хадас одним глазом поглядывал на оставленного за столиком в одиночестве Цара. У пилота был вид растерянного ребенка, казалось, что, если его не держать постоянно за руку, – он сбежит и не остановится, пока его не сморит усталость.
– Большую воронку вырыл Даккини? – спросил его Хадас, разливая напиток.
– Кьюм, только не говори никому, нам, похоже, никто не верит: командование опрашивало нас раздельно, сверяя показания.
– Что же там такое? – сглотнул слюну Хадас.
– Мы не нашли воронки от упавшего камня, мы вообще ничего не нашли… Там нет Хануманского плоскогорья и нет самих гор.
– Он что, их снес? – похолодел Хадас.
– Их там вообще никогда не было, мы обшарили сотни километров: там нет гор, там вообще какое-то другое место.
– Как же можно спрятать горы?
– Не знаю я, капитан, я ничего не знаю и ни черта не пойму. – Цар поднял стакан – руки его дрожали. – Одно я знаю твердо: я больше не согласен туда лететь, пусть ищут других дураков.
Снова очутившись вблизи поверхности, Руи Скилачче оказался почти на пятьсот километров от того места, где сделал свою
