В коридоре замаячила очень довольная физиономия молодого человека Сани.
— Я же говорил, — ответил Емельян Павлович, — утром, когда рассказывал про “топоров”, про “отбойников”…
— Ты рассказывал вообще. Почему ты не предупредил, — Катя мотнула головой в сторону Сани, — что мысли умеет читать конкретно этот?
“Конкретно этот” подал голос, держась на безопасном расстоянии.
— Завидую вам, Емельян! Такой темперамент! Такая раскрепощенность!
Равномерная пунцовая окраска эволюционировала в пятнистую. Это уже означало “Все в укрытие!”. Леденцов поспешно подскочил и крепко прижал к себе Катеньку. Его хрупкая невеста в минуты ярости могла швыряться неожиданно тяжёлыми предметами.
— Саня! — сказал он. — У вас есть разряд по бегу?
— Я не собираюсь бежать от столь заводной особы! — теперь чтец неприличных мыслей решился приблизиться на расстояние вытянутой руки.
И зря. Руки Катеньки Емельян Павлович контролировал, но ногой она двинула очень резко и метко.
— В следующий раз сначала думай, а потом лягайся, — Саня снова оказался в конце коридора, поглаживая лягнутое колено. — Я хоть отскочить успею.
Катенька не удостоила наглеца ответом. Она прижалась к суженому и тараторила:
— Я ничего такого не думала! Он просто меня взял за руку и начал в глаза смотреть. У меня мысли сами по себе появились! Атак я только тебя люблю.
— Вас — так, — хихикнул Саня, — а меня собиралась эдак.
— Сейчас я её отпущу, — сказал Леденцов.
Катенька зарычала. Саня понял, что лимит острот на сегодня исчерпан.
— Не буду вам мешать, — произнёс он и скрылся.
Только теперь Катя позволила себе нескупую девичью слезу. Емельян Павлович уже начал промокать в области плеча, когда на кухне появился Иван Иванович.
— Екатерина, — сказал он, — что же вы плачете? Я же просил вас просто позвать Емельяна Павловича.
Катенька попыталась забиться под леденцовскую мышку. При этом она сама напоминала маленькое серенькое испуганное животное.
— Да успокойся ты, — Емельян Павлович поцеловал, куда смог дотянуться, — ну подумала и подумала. Это ерунда. Этот тип правильно сказал, в следующий раз сначала думай, а потом думай.
— Я не поэтому плачу. Я уже по другому плачу. Я тебе столько навредила! Мне рассказали, какая я плохая. Но теперь я тебя защищать буду, если не прогонишь.
Под строгим… нет, скорее безразличным оком Ивана Ивановича Леденцов чувствовал себя неуютно.
— Марш умываться, — скомандовал Емельян Павлович. — Ты самая лучшая и ни в чём не виновата. А будешь реветь, замуж не возьму.
Это был плохой ход. Только через десять минут изревевшаяСя досуха Катенька покинула мокрое плечо Леденцова.
— Значит, — сказал он Портнову, услышав звук включённого крана, — она теперь компенсатор.
Иван Иванович молча наклонил голову.
— Неужели эта бедняжка и была тем самым мерзавцем, от которого я должен спасти Вселенную? Слушайте, я не специалист в этих ваших трансцендентных штуках, но по поводу Катеньки вы явно перестраховались. Какая там Вселенная? Она только себе могла навредить. Ну и мне, наверное.
— Вы совершенно правы, — перебил его Иван Иванович, — она не могла. Это была так, разминка. Бой с тенью. Завтра мы начнём готовиться к настоящему сопернику. И разрешите вас поздравить, у вас очаровательная невеста.
Последние слова Катенька, судя по всему, расслышала, потому что из ванной показалась очаровательная мокрая рожица и показала очаровательный розовый язык.
29
Всю дорогу домой невеста прыгала на сиденье, как заводной чёртик. Катенька несла замечательную чушь обо всём на свете: о погоде и недостроенной церкви, о глупых сотрудницах и пирожках с капустой, о нахальном Саньке и милом Иване Ивановиче. Когда въезжали во двор, она немного притихла и стала поглядывать на Леденцова вопросительно.
Емельян Павлович решил не издеваться над бедной девочкой и объявил без церемоний:
— Сегодня я ночую у тебя. Не будешь же ты переезжать на ночь глядя. В холодильнике есть чего- нибудь?
— Куда переезжать? — спросила Катенька и затаила дыхание.
— Ко мне, конечно! У меня нормальная трёхкомнатная квартира, мы там замечательно разместимся. Ты мне зубы не заговаривай. У меня такое ощущение, что завтра утром ты же потребуешь от меня высококалорийной еды.
— Палыч! — завопила избранница и перестала заговаривать зубы.
Вместо этого она принялась их зацеловывать.
— Понимаешь, — трещала Катенька, пока Емельян Павлович выволакивал её на улицу, — я думала, это ты так, чтобы меня утешить. А сам сейчас скажешь “Пока” и поедешь к себе. А я тут останусь. А ты…
Невеста замерла на полутреске и уставилась на номера леденцовской машины.
— Что-нибудь не так? — спросил Емельян Павлович.
— У тебя номер счастливый. Смотри: 74-83. Семь плюс четыре — одиннадцать. Восемь плюс три тоже одиннадцать. Как я раньше не замечала?
— Да? Ну и хорошо.
— Обожди, — сказала Катенька и тут же выдала противоположное указание, — пошли за мной!
Леденцов еле успел поставить машину на сигнализацию. Катенька жила в старом панельном доме без лифта, поэтому четыре пролёта лестницы пришлось преодолевать вприпрыжку.
— Вот! — хозяйка, не разуваясь и не требуя этого от гостя, протащила Леденцова в комнату. — Смотри!
На стене криво висела приколотая кнопкой бумажка. На бумажке было написано: “38-02”.
— А это счастливый? — с надеждой спросила Катенька.
— Если я правильно помню арифметику — нет. Три плюс восемь будет…
— Да не обязательно плюс! Что ты пристал к этому плюсу? Есть ещё минус, умножить… ну, много там всего! Корень, логарифм!
— Честно говоря, — признался Емельян Павлович, — не очень помню, что такое логарифм.
— Производная интеграла, — не задумываясь, сказала Катенька. — Короче, думай пока, а я пошла готовить ужин. Вернусь — чтобы всё было придумано!
Леденцов взял лист бумаги и попытался что-нибудь сделать с цифрами. Через пять минут он появился на кухне и задумчиво произнёс:
— Кажется, нашёл. Восемь плюс три — одиннадцать, то есть две единицы. Единица плюс единица — два.
— Нечестно, — заявила Катенька, которая жарила и жевала одновременно, — нужно в одно действие. Иди и думай. Я в тебя верю.
Нельзя сказать, чтобы вера избранницы окрылила Леденцова, но расстраивать её не хотелось, а ужин ещё не был готов. Он вернулся в комнату и принялся изучать Цифры. Три и восемь… Как-то они были
