пять минут? Час? Три часа?
Сейчас нельзя было отвлекаться на всякую ерунду. Емельян Павлович чувствовал — вот он, предел, за которым всё кончится. И полоса несчастий в Катенькиной жизни, и неприятности, которые она несла ему. И самое главное — кончится эта пытка, эта безумная пляска луча света по полированной поверхности выдуманных предметов.
Он выдохнул и пожелал так сильно, как только смог. Стеклянная оболочка их с Катей мечты разом вздыбилась, пошла пузырями — и с бесшумным грохотом разлетелась в невидимую пыль. Вместе с балдахинами, тумбочками и тапочками…
27
Утром Катенька проснулась рано, что было совсем на неё не похоже. Емельян Павлович к тому времени тоже открыл глаза, но не шевелился. И старался не думать.
— Палыч! — сказала Катенька. — А что это вчера было? Ты меня будил среди ночи?
Леденцов осторожно поцеловал её в ухо.
— Значит, мне приснилось, — решила Катя и села в кровати. — Странный такой сон. Мы с тобой живём в одной квартире. А потом начинаем думать одно и то же. Как будто слышать одно и то же. Это сон, понимаешь? И вообще, я в душ, а ты сделай мне бутерброд. Ты мне за вчерашнее должен.
Возвратилась она свежая и, кажется, чуть-чуть накрашенная.
— Ты ещё, валяешься? Ты не Леденец, ты Ленивец! Где мой бутерброд? А ну бегом на кухню!
Емельян Павлович насладился очаровательным возмущением и извлёк из-под одеяла огромный сэндвич.
— С ветчиной! — Катенька с грацией колибри выхватила добычу из его рук. — И с помидорами! И сыром! Как я люблю! Лебиме, фы фуфер!
— Чего?
— Леденец! Ты супер! Я бы даже сказала, гипер! Я сегодня буду любить тебя вечно.
— Теперь так всегда будет, — сказал Емельян Павлович, откидываясь на подушке.
— В шмышле?
— Выходи за меня замуж.
У Леденцова совсем не было опыта предложения руки и сердца. Он не знал, что это нужно делать в атмосфере романтической, полуосвещённой — и ни в коем случае не тогда, когда избранница жуёт обалденно вкусный сэндвич.
Минут пять Катенька не могла откашляться.
— Палыч, — наконец проговорила она, — ты решил сразу стать вдовцом?
— А что ты полный рот напихала?
— Так вкусно же!
— Теперь я всё время буду тебя так кормить.
— Каждый день?
— Когда будет настроение.
— Тогда я должна подумать.
— Времени на раздумье нет, — Емельян Павлович нежно облапил хрупкую фигурку и начал демонстрировать самые серьёзные намерения.
— Отвали! — хохотала Катенька, торопливо дожёвывая пищу. — До свадьбы ни-ни! Ну дай доесть, зараза!..
Второй раз они проснулись уже в одиннадцать.
— Вставай, жена! — произнёс Леденцов сквозь зевоту.
— Во-первых, невеста, — ответила Катя, не открывая глаз и не меняя позы, — во-вторых, я ещё не дала согласия. В-третьих, скажи спасибо, что месячные закончились именно сегодня.
Тут будущая госпожа Леденцова встрепенулась и задумчиво сказала:
— А если я забеременею, ты меня все равно возьмёшь?
— Забеременеешь, когда я скажу, — отозвался Емельян Павлович.
“В конце концов, — подумал он, — это моя будущая жена. У нас не должно быть тайн”. И в порыве благодарной откровенности рассказал всё, что знал, о мастерах сглаза и силы. Катенька выслушала всё это с неподдельным интересом.
— Бред какой, — довольно сказала она. — А я опять есть хочу.
Однако бутерброд ей пришлось делать самой — зазвонил телефон, и следующие двадцать минут Емельян Павлович объяснялся с Портновым. Тот требовал немедленного свидания (“И Екатерину обязательно привезите!”) и всячески выражал недовольство. Как только Леденцов опустил трубку на рычаг, его плечи оказались во власти тонких, но цепких рук.
— Па-а-алыч, — попросила Катенька, — перестань злиться! Ты плохое задумал, я чувствую. Давай пусть будет хорошо.
— Так звонят всякие, — буркнул Леденцов, — хотят, чтобы мы с тобой все бросили и ехали к ним.
— Это тот милый старичок? Иван Иванович?
— Разве он старичок?
— Конечно. Он так смешно говорит. И головой так делает, как в фильмах про дворян. Поехали! Все, я пошла одеваться.
Пока Емельян Павлович ждал Катеньку в машине, мысли этого сумбурного утра начали выстраиваться. Прежде всего, следовало проверить, добился ли он вчера своей цели. “Чего она может сейчас хотеть? — размышлял Леденцов. — Поехать со мной куда-нибудь к людям, и чтобы все ею восхищались, и чтобы я во всеуслышание объявил, что беру её в жёны. Попробуем”.
Леденцов как можно более тщательно представлял сцены Катиного триумфа. Дошёл даже до бракосочетания (правда, платье невесты вышло несколько невнятным). “Зеркальце” ни разу не появилось.
“Будем считать, — решил Емельян Павлович, — всё получилось. Катенька больше не «отбойник». Иначе…” Он энергично потряс головой. В целях психической безопасности следовало остановиться на первом варианте. “Портнов говорил, что свято место пустым не остаётся. Рана, так сказать, зарастает. Вернее, на её месте что-то вырастает. Что?”
Емельян Павлович пожалел, что не курит. Подобные мысли следовало обдумывать за крепкой сигарой.
“Компенсатор? Или чтец мыслей? — Леденцов поёжился. — Только не это. Но ведь как ловко она про «плохое» учуяла! Или это так компенсаторы чуют? Черт, как мало я обо всём этом знаю”.
Тут припрыгала Катенька, и Емельян Павлович всю дорогу от греха подальше думал только о том, как она очаровательна. Это было несложно.
28
Впервые в центре внимания Ивана Ивановича и компании оказался не Леденцов, а Катенька. Емельян Павлович мудро решил не педалировать обиду. То есть сначала он решил просто не обижаться, но потом вспомнил недавно подслушанное словцо и решил не педалировать. Он просто сидел на кухне и пил чай, пока вдохновлённая общим вниманием невеста порхала по квартире. В середине “второй воды” первой чашки она пропала.
На начале третьей чашки Катенька возвратилась в кухню. Щёки её пылали.
— Товарищ Леденцов, — сказала она, что было сигналом “Осторожно, опасность!”, — ты почему мне не сказал, что этот… молодой человек умеет читать мысли?
