духа, и поэтому постепенно стал склоняться к психологическому террору — тем более, что средства уничтожения непрерывно совершенствовались и соответственно росла вероятность Его гибели. А жить Он хотел больше чем когда-либо — эта Его потребность с возрастом только прибывала. И еще долгие века Он находился в первых рядах врагов свободомыслия, способствуя созданию мощного аппарата подавления, пугая даже религиозных фанатиков своей беспощадной непримиримостью к любым отклонениям от церковных догм, в полной безопасности пытая и сжигая еретиков, иноверцев, просто инакомыслящих.
Но чем дальше, тем больше Его удручала тщетность собственных усилий. Мощная река человеческого прогресса безостановочно катила вперед, играючи снося воздвигаемые Им преграды, какими бы прочными они Ему ни казались, преодолевая пороги вспыхивающих то там, то здесь рецидивов средневекового зверства, медленно, но неуклонно отходя от первобытной свирепости в сторону всеобщего гуманизма. И, экстраполировав в будущее подмеченные тенденции, Он всерьез забеспокоился о том времени, когда люди изживут в себе звериное настолько, что Ему не на что будет опереться, и Он зачахнет, навсегда уйдет в небытие, лишившись единственного своего источника энергии — страдания разумных. Впервые пожалел Он об истреблении Создателей и их смертоносных орудий, о своем одиночестве, не позволявшем Ему развернуться с достаточным эффектом.
И поэтому Он снова исчез, посвятив десятилетия поискам, по крупицам собирая мудрость исчезнувшего народа, — никогда ничего не забывая, Он знал, где искать. Одновременно Он продолжал целенаправленно, всесторонне, вплоть до самых глубинных процессов, изменять свой организм.
И когда люди увидели Его снова, они узнали в нем Бога.
Андрей сам толком не понял, как это у него получилось, — вообще, он уже плохо соображал. Видимо, его страстное желание вырваться воплотилось в конце концов в прозрачную непроницаемую капсулу, которую Андрей образовал вокруг себя и отчаянным усилием двинул на одну из душивших его стен. Веретенообразное тело капсулы с протяжным скрипом протиснулось сквозь камень, и стена сомкнулась — уже за спиной Андрея. Тотчас же на суденышко набросился невидимый исполин и принялся сотрясать и раскачивать его. На борта хлынул яростный ливень молний, покрыв капсулу сплошной оболочкой огня. Наверное, отсюда не было принято уходить по своей воле, но Андрей игнорировал этот разгул стихий, сконцентрировавшись на усилии, которым он поддерживал движение капсулы сквозь бесчисленные перегородки.
Пронизав наконец последнюю, внешнюю, стену, капсула рванулась прочь — с ускорением, мгновенно убившим бы Андрея в вещественном мире. Через секунды негостеприимная «планета» затерялась в мерцающем тумане, еще через секунду Андрей вывалился в свою квартиру — взмокший, обессиленный, полуживой. Долго лежал, хватая ртом воздух, ощущая себя опустошенным, выжатым, как лимон, безразличным ко всему. Потом чувства стали возвращаться, и первым из всех — стыд.
Боже мой! — думал он потрясенно. А ведь я готов был задушить ее собственными руками — за боль, за унижение. Какой мерзавец, а? Оказывается, таких зверюг поискать! Сколько лет добрячка из себя строил, а как тронули за сокровенное, откуда только злоба взялась?..
И как тупо, бездарно я боролся! Как баран — лбом, с разгона… Дурак! — причитал он, кусая губы. — Ох, дурак! Идиот! Заблокировался, разогнался!.. Ну чего, спрашивается, я вообще вокруг нее крутился? Облизываться можно было и на расстоянии… Не поднаторев как следует в установке блоков и — что совсем уж непростительно! — напрочь забыв о болевых рецепторах… А она мягко, ненавязчиво так напомнила. Стерва! Что она еще может? Парализовать меня, обездвижить? Надо научиться блокировать двигательные центры… и вообще — все, что можно. Не расслабляться!
«Андр! — крикнул он в пустоту. — Ты смеешь спать? Чудовищно!»
«Уже и на сон надо разрешения спрашивать? — отозвался хмурый голос. — Ну, в чем опять дело?»
В следующий миг они смотрели друг на друга через невидимую перегородку «кабинета».
«Неважно выглядишь, — заметил боевик. — Я же просил тебя не увлекаться».
«Проклятье, Андр! — пожаловался Андрей. — Видишь? У меня вся рука искусана».
«А у меня плечи, — сказал Андр, неловко усмехаясь. — Черт бы побрал этих бешеных кошек!»
«Оставь, до них ли сейчас!.. Ну скажи, что ты думаешь о моих новых записях?»
Андр пожал плечами:
«Где-то я слышал про подобные бесконтактные избиения. Или убийства?»
«Глаза… Ну да! Если они не только воспринимают лучи, но и испускают их… и если это излучение способно воздействовать на нервные центры…»
«Ты в своем уме? Не думаешь же ты всерьез, что встречался с этой девицей? Черт побери, да взгляни же на вещи здраво!»
«Если смотреть на вещи здраво, — вскипел Андрей, — то тебя, милый мой, вообще не существует, ты — мой бред, а я — нормальный шизофреник, страдающий раздвоением личности!.. Ну разумеется, все это происходило не в вещественном мире — так же, как и наши с тобой свидания. Как я понимаю, в этих сценах мое сознание конкретизирует сеансы психоконтакта с этой ведьмой».
«Тогда при чем здесь чудовище?»
«А ты еще не понял? Речь идет о биороботе, созданном древнейшей цивилизацией для борьбы с внешними врагами, но затем вышедшем из-под контроля. Это существо неуязвимо в атмосфере вражды и насилия, поскольку питается ненавистью и страхом, его сила растет от людских страданий… Это же предыстория Отца! Но вот зачем ее подбросили мне?»
«Опомнись, парень! — повысил голос Андр. — У тебя опять разыгралась фантазия. Я не утверждаю, что это твой бред, но ведь могла бредить и девица. Галлюцинации сумасшедшей ты принимаешь за откровения».
«Господи, ну и зануда! — воздел руки Андрей. — Где ты видел такой связный, логичный, аргументированный бред?»
«Я не специалист по психозам. Да и ты, по-моему, тоже».
«Где же я возьму тебе специалиста? — язвительно осведомился Андрей. — Приходится полагаться на собственные извилины».
«В лучшем случае это приманка».
«Приманкой приманивают, разве нет? Почему же тогда меня вышвырнули, как только я заглотнул первую порцию? Где логика?»
«И все равно я в это не верю!»
«Тогда тебе прямая дорога к Отцу, — запальчиво сказал Андрей. — Это он поделил твой народ на верующих и мыслящих. Выбирай!»
«Думай, что говоришь!» — хмуро предупредил Андр.
Нервы, нервы! — подумал Андрей, но остановить себя уже не мог.
«А что? — сказал он, болезненно кривя губы. — Мне, кстати, не показалось, что тебе так уж претит бытие храмовника. Подумай, стоит ли месть риска? Ведь идеи тебя волнуют не слишком, разве нет?»
Смуглое лицо Андра потемнело еще больше. После продолжительной паузы, к концу которой Андрей уже пожалел о сказанном, боевик сдержанно произнес:
«Что-то нам стало тесно вдвоем. Может, и в самом деле лучше на время разойтись?»
«Не знаю, — ответил Андрей, едва разжимая челюсти. — Надо подумать».
«Ну, ты думай, а я пока посплю, — решил Андр. — Завтра все обсудим».
Андр отключился, заснул почти мгновенно. Но на этот раз его ровное дыхание не помогло Андрею расслабиться.
Поговорили! — думал он обиженно. — Единственный человек рядом — куда уж ближе! — и то не можем договориться. Где же тогда рассчитывать на понимание? Эх, жизнь!..
В «кабинете» ему сегодня было зябко и неприкаянно, и даже райские забавы не соблазняли. Воссоединившись с телом, Андрей тяжело поднялся и поплелся в ванную, бережно неся искусанную руку. Кое-как перевязал ее, вернулся в комнату и включил магнитофон, игнорируя ночное время. Под музыку лучше думалось, а соседи потерпят — не все же ему одному…
Итак, размышлял Андрей, какая роль в игре этой приветливой садистки отводится мне? Наверняка я побывал в шкуре Отца с ее подачи, хотя за это она и покуражилась надо мной от души. Но откуда у нее
