— Спасибо.
А когда она подала ему банку, он посмотрел на надпись мелким шрифтом и отдал ее обратно.
— Сделано в Сиднее, а мы из Перта. Не подойдет.
— Что же вам тогда дать?
— Водку, — сказал он с довольным видом. — И лед. То же для моего друга.
— И апельсиновый сок, — попросил я.
Когда она отошла, он продолжил:
— Перестройка означает реконструкцию. Практически всего, что есть в государстве.
— Вам лучше знать.
Он был таким вежливым, непринужденным и невозмутимым, что я очень скоро и думать забыл о том, кем он был.
— Сюда относится, например, КГБ?
— Да. Все управление Комитета. — Потом он широко улыбнулся и уточнил: — Ну, скажем, почти все. Включая ГРУ — военную разведку. Все подлежит реформированию. Вы, наверное, заметили, что у нас новые президенты. Очень энергичные очень решительные. А вы, не сомневаюсь, знаете второй закон термодинамики.
— Я учил его в школе.
— Не могли бы вы повторить его сейчас?
Я заученно сказал:
— Всякое действие рождает равное противодействие. Принцип работы реактивного двигателя. Значит, кое-кому изменения не нравятся.
— Трудность в том, что некоторые из недовольных людей имеют доступ к ракетам, ядерным снарядам, военным кораблям, танковым войскам и реактивным двигателям, о которых вы упомянули. Среди них есть Маршалы Советского Союза, некоторые в морском, некоторые в воздушном флоте, а также в Верховном Совете, хотя их и меньше, чем было раньше.
— А вы кто?
Он засмеялся:
— Простой чиновник, и все, Джон. Я ведь могу, по австралийскому обычаю, называть вас Джоном?
— Конечно, Сергей, можете.
Он неожиданно одним глотком выпил водку.
— Так что вы понимаете мою проблему?
Я с минуту раздумывал над его словами.
— Это что же, проблемы многих разрешились, если бы кому-то одному пустить пулю в лоб? — спросил я.
— Можно и так. Видите ли, этих людей нельзя обвинять по-настоящему. Любой, кому теперь около семидесяти, всю жизнь воспринимал только одну модель мира, в которой существовал. Возможно, это был не самый удобный мир, может, в нем не хватало свеклы для борща. Но правила были ясны, а людям нравится, когда правила ясны. И вдруг появляются молодцы, одержимые желанием реформировать, и уже крестьяне в колхозах не вольны бездельничать около сломанного трактора и вкалывать по вечерам на своих приусадебных участках. Теперь хотят, чтобы они работали! Я скажу тебе, что человек с подковой в руке недоволен по меньшей мере так же, как тот, у кого в руке жезл.
— Выходит, вы на стороне Гор...
Он перебил меня:
— Не так скоро. Вопрос не в том, чью сторону принять. Все не просто.
— Но вы только что осветили мне эти стороны!
— Враждующих сторон пока нет. В этом все дело. А теперь давайте посмотрим: есть две группы, настроенные одна к другой в десять раз непримиримее, чем либералы и лейбористы в Австралии, где нет прецедентов политической агрессии. Это России такая традиция свойственна. Во главе одной стороны — генерал А, во главе другой — мистер Б. Вовсе не легко одному избавиться от другого, выбрав какую-либо форму убийства. Каждый их них окружен всевозможными мерами безопасности.
— Юлия Цезаря это не спасло, — напомнил я.
— Вождь всегда уязвим. Никто не может ничего поделать против вдруг ставшего убийцей друга или коллеги, который говорит: «Доброе утро, Джордж», — и тут же втыкает перочинный нож боссу в живот.
— К чему же это все ведет?
Сергей вздохнул:
— Знаете, мы сейчас импортировали обучающих менеджменту. Это очаровательные, явно цивилизованные господа из Гарварда, которые симфоническую музыку называют «товаром». Не используют артиклей: ни определенного, ни неопределенного. В описании моей работы говорится о внешнем кольце. Мне нужно предотвратить удар противника.
— Догадался я, на чьей вы стороне, или нет?
Он вздохнул еще раз:
— В этом, видите ли, заключается трудность. Я мог бы представиться одним, а оказаться другим. Но вам нужно это уяснить, потому что рано или поздно придется кому-то довериться. Выпьем еще?
Самолет приземлился в Дели, потом взял курс на север. Сначала мы летели над Афганистаном, потом над Россией. Когда пилот объявил, что мы летим над Россией, Сергей указал пальцем вниз, улыбнулся и сказал:
— Вот где все происходит!
Все же он оставался для меня загадкой. Даже когда наш лайнер заканчивал полет и приближался к Лондону, мне еще не было ясно, чью сторону во внутренней борьбе в России он поддерживает.
В какой-то момент я закрыл глаза и притворился, что сплю, главным образом чтобы спокойно подумать. И через некоторое время решил: в этом мире существует очень мало определенного, кроме, как сказал один мудрец, смерти и налогов. И весьма вероятно, что Питеркин говорил правду. И также вполне вероятно, что Сергей — из аппарата Гусенко. И когда под крыльями самолета мелькнули зеленые поля старой Англии, я спросил:
— На какой же стороне Гусенко?
Сергей посмотрел на меня и усмехнулся:
— Гусенко на стороне Гусенко. Ничего нового, а?
Я подумал, что сделал ошибку и надо быть осторожнее.
— Я вас еще увижу?
— Зависит от того, куда вы направляетесь, — сказал Сергей. — Но на вашем месте я думал бы, что шанс есть.
— Ну, тогда пока. Скажите мне одну вещь: через какой коридор вы проходите паспортный контроль?
— Конечно, там, где проходят граждане Соединенного королевства и стран Общего рынка.
— А если я скажу им, что вы русский шпион?
— Они ухом не поведут. Могут попросить вас доказать. Вы сможете? — И он достал синий британский паспорт. — Это настоящий паспорт. Да, и еще одно.
— Что такое?
— Подозреваю, к вам проявляется очень большой интерес. И не только с моей стороны.
— А с чьей?
Он зевнул.
— Я сказал бы, что это, похоже, общий интерес.
Глава 8
