странный звук, а за ним последовал металлический стук. Гусенко что-то крикнул Элин, и она нахмурилась.
— Он поднял засовы камеры, — пробормотал Сергей с недоумением, как только Элин отвернулась. — Какие еще засовы?
— Проходите, — приказала она.
Мы отодвинулись, давая ей возможность пройти в комнату. Она подошла к двери, наблюдая за тем, что Гусенко делает, потом что-то крикнула ему.
— Она сказала: «Осторожно, папа!» — тихо перевел Сергей.
Я переспросил:
— Так он возится с решеткой?
— Похоже, что да.
Элин бросала на нас короткие предостерегающие взгляды, но было достаточно ясно, что все ее внимание сосредоточено на Гусенко, а не на нас. Я прикидывал, увенчается ли короткий бросок успехом, сумею ли разоружить ее. Но Сергей словно угадал мои мысли.
— Не будь дураком, — предупредил он.
А затем раздался металлический лязг, громкий удар, похожий на тот, который мы слышали раньше, пронзительный вопль.
— Нет! Нет! — закричала Элин и, не обращая внимания на нас, ринулась в длинную узкую комнату, где находился ее отец.
— Держу пари, старый ублюдок что-то после себя оставил, — сказал Сергей. — Это был скверный шум.
— Пойдем, посмотрим, — предложил я.
— Что, без оружия?
— Но вы не безоружны, — раздался за нашими спинами женский голос. Голос Джейн!
— Вот. — Она протянула Сергею пистолет.
Я спросил:
— Где ты была все время?
Джейн ответила:
— Пока вы были наверху, я здесь все вокруг осмотрела.
— С тобой все в порядке?
Она улыбнулась:
— Абсолютно, спасибо.
Гусенко все еще вопил, его крики становились громче, и в них слышался ужас.
Сергей первым достиг двери и вошел в комнату. Я последовал за ним. Вопли сменились душераздирающим, отчаянным стоном.
Глава 24
Я преодолел оставшиеся ступени и заглянул в комнату.
За прутьями камеры находились уже двое: к давно умершему Власику присоединился Юрий Анастасович Гусенко, и это он издавал страшные стоны.
Схватившись за прутья, он пытался приподнять стальную решетку. Элин Гундерссон помогала ему снаружи. Оба напрягали все силы, но и совместными действиями не могли сдвинуть ее ни на миллиметр.
Элин повернула голову.
— Эй, вы! Попытайтесь приподнять решетку! — приказала она. — Мы должны освободить его.
— Как это случилось? — спросил я.
— Решетка ушла вверх, в потолок, — простонал Гусенко. — Я отодвинул икону в сторону. Решетка поднялась, я вошел сюда и приподнял одну из плит, ту, что в основании. — Гусенко замотал головой из стороны в сторону. — Там — золото, много золота. Когда я хотел взять его, решетка обрушилась вниз.
— Там, видимо, какой-то механизм, — сказал Сергей. Он повернулся ко мне: — Иди передвинь икону.
— Ну, нет, — возразил я. — Там еще одна решетка. Сделай это сам.
— И не я, — покачал головой Сергей.
— Вы — трусы! — с возмущением завопила Элин. — Он может умереть!
Она бросилась в соседнюю комнату. Чуть поколебавшись, протянула руку к золоченой раме иконы. Ничего не произошло.
Гусенко крикнул:
— Толкни вправо!
Элин толкнула икону вправо и тут же ринулась вон из комнаты, потому что послышался все тот же знакомый звук. Не веря своим глазам, мы наблюдали, как две плиты пола раздвинулись в стороны, почти там, где я стоял, я чуть было не свалился в эту яму. Хотя падать было некуда — все пространство под каменным настилом было заполнено. У меня отвалилась челюсть. Вся яма была забита сокровищами, предметами величайшей ценности, насколько я сразу мог определить. Я лихорадочно пытался осмыслить, что же происходит, но мой мозг отказывался воспринимать и осознавать эту находку. Тем не менее две вещи я узнал: царскую корону и еще одну, о которой прочел совсем недавно. Это был золотой головной убор из сокровищ Трои, тот самый, который Генрих Шлиман надел на голову своей жены и сфотографировал ее в нем.
А за нашими спинами раздавались крики:
— Оставьте все это, бросьте! Поднимите решетку!
— Я посмотрел на Сергея, тот на меня и сказал:
— Как и все они, он готов издеваться над кем угодно, а сам не хочет испытывать это на себе.
Элин приставила пистолет к голове Сергея и заорала, сперва на него, потом на меня. Затем, положив пистолет на пол, сама схватилась за решетку. Решетка оставалась неподвижной.
Гусенко командовал:
— Раз, два, три — поднимай!
Никакого результата.
Потеряв надежду открыть решетку, Элин направилась к двери, и снова раздался вопль ее отца. Наши глаза до этого были прикованы к Элин, теперь мы все повернулись к Гусенко. Он, вытянув руку, пристально разглядывал что-то на ладони. На ней лежало несколько золотистых крупинок. Потом, подняв голову, посмотрел на потолок и что-то испуганно крикнул.
— Песок? — удивился Сергей. — Откуда песок?
Песок тек с потолка маленькой струйкой, такой же, как в песочных часах. И она постепенно утолщалась: была сначала не толще нитки, потом заструился золотой дождь из песка, начавший покрывать пол. Внезапно Гусенко отскочил назад и посмотрел на свои следы. Они заполнялись песком прямо на глазах.
Элин опять бросилась к двери. Вдруг в другом месте камеры появился еще один поток из песка. Мягкий, шепчущий звук падающих песчинок казался очень громким, потому что все застыли в молчании. Поняли, что происходит. Для Гусенко это была смерть, и жестокая: в железной клетке он будет похоронен заживо. Такова месть Сталина из могилы, наказание за посягательство на его собственность даже через сорок лет после смерти.
Мы стояли неподвижно, не могли двинуться с места и смотрели на отверстие в потолке, откуда сыпался песок. Скоро он заструился уже из дюжины щелей. Я взглянул на Юрия Анастасовича и увидел, что песок лег на пол толстым слоем и уже достиг верха мягких кожаных ботинок заместителя председателя КГБ. Несомненно, песок скоро заполонит всю камеру.
Рядом со мной Сергей пробормотал что-то.
— Что ты сказал? — спросил я.
