— Ее Иносенсия. Я служу ей.
— Жаль, ты не сказала этого раньше, — мириец соскочил с коня и снял Марию, — я не могу убить женщину, с которой спал, так что иди в свой Мунт и не попадайся мне на дороге.
НЭО РАМИЭРЛЬ
Первое, что они увидели, была луна. Огромная, низкая, более похожая на рыжее яйцо, чем на честное ночное светило. Звезд не было. Ни одной!
— Ррррррррррррррря, — неодобрительно вякнула лльяма — сине-черный силуэт в тяжелых, безнадежных сумерках. Сам не понимая, что и зачем он делает, Нэо снял защиту. Пахнуло жаром Бездны, тварешка с наслаждением открыла багровую пасть, к неприятной луне вспорхнула веселая стайка искр.
— Правильно, — голос Аддари звучал глухо и хрипло, — не надо ее сдерживать. Так спокойнее.
Норгэрель не ответил, пытаясь зажечь свет.
— Нэо, похоже, мы опять зависим от тебя.
Засветить голубоватый огонек Роману удалось, хоть и не сразу. Луциану пронизывала сила Света, Фэриэнн и Бездна дышали чем-то иным, что при желании можно было назвать Тьмой, но здесь магия преодолевала то же сопротивление, что и в Тарре, и даже большее. Круг света, в котором сгрудились трое эльфов и лльяма, отделил их от тревожного мрака. Волчонка, сообразив, что в таком виде лучше на друзей не прыгать, отползла на безопасное расстояние и прижалась к земле, на которой теперь останутся ожоги. Нэо невольно глянул под ноги. Растрескавшаяся глина, и все. Ни камешка, ни травинки.
— Какая странная луна, — подал голос Аддари, — хотя ее наверняка зовут иначе.
— Звали, — жестко сказал Рамиэрль, — а теперь звать некому. Нам повезло, что сначала мы угодили в ночь. Ангес говорит, что пришел сюда днем и чуть не лишился рассудка.
— Может быть, хватит намеков? — в голосе Норгэреля впервые за время их странствий зазвучало раздражение.
— Мы еще успеем все увидеть. Признаться, мне до сих пор не верится, что Ангес сказал правду. Пошли, к вечеру мы доберемся. Здесь неподалеку должен быть город, именно там стоит храм, в котором, будем надеяться, и был заточен «осчастлививший» Тарру колдун.
Ответа Нэо не дождался, говорить тут не хотелось, тут вообще ничего не хотелось, только бежать куда глаза глядят. Они еще могли вернуться в Фэрриэнн, живой, противоречивый, яркий, могли стать свитой Ангеса, узнать правду о Границе, о войне, которую ведет одинокий бог, встать с ним рядом. Этот бой, без сомнения, важнее того, куда они рвутся вопреки здравому смыслу и судьбе. Лльяма тявкнула на луну и требовательно уставилась на своих спутников. Ей здесь не нравилось, можно подумать, что кому-то здесь могло понравиться!
Зажженного света хватало, чтобы не провалиться в яму, но не для того, чтоб как следует оглядеться. Ждать рассвета было безумием. Рамиэрль сосредоточился, пытаясь уловить следы магии. Сначала эльфа окружило что-то серое, иссохшее, легкое, словно скопившаяся за тысячелетия пыль, серость душила, иссушала, вызывала животную ярость, но Нэо заставлял себя погружаться в нее все глубже и глубже. Наконец на самом краю восприятия что-то замерцало. В куче пыли отыскался осколок обглоданной кости. Острый, как игла, но тоже иссохший, готовый рассыпаться в прах, затем еще «кость», и еще, и еще… Защитные заклятия! Старые, изменившиеся, опасные даже для тех, кто их накладывал и… Вот оно! Тоненькая ниточка буйного безумия, словно выдернутая из чудовищного неба над Вархой.
— Нам в ту сторону, — твердо сказал Роман, ничего не объясняя. Его спутники не ответили, просто последовали за своим вожаком.
Трое быстро шагали по сухой, растрескавшейся глине, словно по чудовищному мозаичному полу. Лльяма рыскала впереди, и ее присутствие как-то успокаивало. Луна лениво взбиралась на небосклон, став круглой, но не утратив чудовищного оранжевого цвета. Все молчали, этот мир, названия которого никто не знал, и впрямь был страшней Светозарного со всеми его вулканами, а что чувствовал родившийся в благодатной Луциане Аддари, Нэо мог лишь гадать.
Пойманная Рамиэрлем ниточка не становилась осязаемее, но успела его измучить, эта Сила, в отличие от Тьмы и Бездны, была отвратительна самой его природе, но эльф цепко держал бесконечный, жгучий волос. Что было по сторонам и было ли, он не видел. Луна ушла, беззвездное небо стало светлеть, видимо, в той стороне был восток.
— Остановимся, — бросил Нэо.
— Мы еще не устали, — Аддари невесело улыбнулся.
— Ты нам хочешь что-то сказать? — Норгэрель явно не горел желанием узнать историю земли, по которой шел. Лльяма почуяла, что ее друзья остановились, и вернулась.
— Скоро рассвет, — грустно сказал Рамиэрль, глядя в огненные глаза, — мне до сих пор это кажется бредом, но это не бред. Я уже говорил, что этот мир пал под тяжестью собственного зла. Те, кто был достоин спасения, были спасены, вернее, были спасены и упокоены их души.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, Аддари, и Ангес не знает. Это за пределами понимания тех, кто живет в борьбе и движении. Но дело не в спасенных, а в других, признанных недостойными. Они до сих пор привязаны к этому миру. С каждым восходом начинается их последний день, в полдень приходит Судия и до заката вершит Последний Суд, отделяя грешников от искупивших свои грехи. Сначала судят живых, затем — умерших. На закате изливается огненный дождь и льет до полуночи, выжигая все живое; то, что творится с полуночи до рассвета, мы видели. Нам придется идти сквозь тени гибнущего мира, мы увидим все, но ничего не сможем сделать, потому что это — прошлое. Нашим телам ничего не грозит, но за наш разум Воин опасается.
— Прости, — Аддари быстрым, нервным жестом пригладил волосы, — но зачем все это? Праведных вывели, грешных сожгли, это был конец, после которого должно что-то начаться. Ты говорил про улитку на развалинах Светозарного, это я понял, но…
— Зачем? — перебил Роман. — Затем, что благие судьи даруют грешникам возможность покаяться и заслужить прощение, вот их и воскрешают каждый день, чтобы вновь осудить и вновь сжечь. И каждый новый приговор делает прощение все менее вероятным, но судьи не теряют надежды, и этой надежде не видно конца!
— А они помнят, что это уже было?
— Нет! И суд, и приговор, и казнь — все это, как в первый раз.
— И ты называешь судей благими? — Аддари странным образом стал похож на бунтовщика Альмика.
— Мы здесь не для того, чтобы судить судий, и мы не можем ничего изменить. Мы должны найти дорогу, по которой отсюда удрала та тварь, что губит Тарру, а потом и ее саму! Солнце вот-вот поднимется, нам придется идти сквозь прошлую смерть, может быть, вы закроете глаза, а я вас поведу?
— Мы пойдем с открытыми глазами, — мягко сказал Норгэрель, — мы видим, что ты сильнее нас, что ты меняешься, но это не значит, что вся боль должна падать на твои плечи.
ОРГОНДА. КЕР-ЖЕНЕВЬЕВ
