— Ничего, — кивнул Солнечный. — Нэо, если мы отсюда выйдем, дороги назад не будет. Вдруг нам нужно что-нибудь сделать?
Еще как нужно, потому он и злится… Роман с тоской посмотрел на угольный отпечаток. Один шаг — и они дома. Воду они найдут быстро, позовут Гиба, он придет за ними один или с Рене, и прощайте радужные тропы и здравствуй, Тарра. Орел и Дракон были правы, он — хороший разведчик и неплохой воин, но в обычной войне он, в лучшем случае, будет лучшим из многих; сейчас же ему выпал шанс сделать то, что не сделает никто, но как же не хочется!
Рамиэрль обошел остатки алтаря, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся еще отвратительнее. Вряд ли прорвавшееся в Тарру неведомое существо добиралось до Серого моря вплавь, и уж тем более невероятно, что оно проскочило в Варху под носом у Эмзара и не кажет оттуда носа по собственному желанию. Если отбросить то, что лежит за пределами вероятности, есть лишь один ответ, объясняющий все. Древние пути — те самые, которыми они с Кризой ушли с Седого поля. Из храма или его окрестностей должен быть ход в Серое море, а оттуда — в Варху. Он уже ходил этими тропами, и это не лучшее воспоминание в его жизни. Рамиэрль прикрыл глаза, вызывая полузабытое ощущение дороги, в кромешной тьме отражаемой во множестве зеркал. Там еще был странный, казавшийся живым слабый ветер, а далеко впереди летел огонек, за которым надо было бежать. Ветер… Он коснулся лица, как слепец, желающий узнать, с кем имеет дело. Можно открыть глаза и выйти вон, но тогда Хозяин Вархи останется недоступен, а эльфы будут связаны своей стражей. Отступать нельзя, он пройдет этим путем, потому что, кроме него, некому.
Вспышку Нэо увидел даже сквозь сомкнутые веки.
— Свете Всемилостивый, — почти простонал Аддари, — что это?!
— Этим путем отсюда ушел наш «приятель», — быстро проговорил Роман, — сначала в Серое море, потом в Варху. Все, эмикиэ. Прощаемся. Аддари, Норгэрель, ступайте дорогой Рене, он сделал это подземелье безопасным. Норгэрель, когда выберетесь, пошли весточку Гибу, тот всегда найдет Скитальца или, если он в море, придет сам. Скоро вы будете в Вархе.
— …к которой я, по словам того же Рене, не должен приближаться, — усмехнулся Норгэрель. — Я знаю, что ты задумал, Нэо. Ты решил схватить тварь в ее же логове, и не думай, что я отпущу тебя одного.
— А я не отпущу вас обоих, — не допускающим возражений тоном заявил Аддари.
— А, — махнул рукой Нэо, — бездна с вами!
— Ну, — засмеялся Солнечный, указывая на насторожившуюся лльяму, — бездна-то как раз с тобой.
АРЦИЯ. МУНТ
Предоставленный самому себе парк за особняком Бэрротов изрядно разросся. Сильные растения глушили слабые, необрезанные ветки торчали во все стороны, а сорвавшийся словно с цепи бесов вьюн превратил столь любимый покойным Антуаном лабиринт-каприз в непроходимую чащу. Пьер Тартю подарил оставшийся без хозяев дворец Его Высокопреосвященству, но Клавдий боялся этого места, как чумы. Его многие боялись. Кто-то слышал, как в заколоченном доме звучала мирийская гитара, кто-то видел две тени — женскую и мужскую, кому-то привиделся огромный черный конь, рывший копытом воду старого пруда, словно это был песок.
Кардинал, чья знаменитая трусость была подвергнута серьезнейшему испытанию не менее знаменитой жадностью, обращался за помощью и в Красную Палату, и к Предстоятелю антонианцев. Камилл Дюбар лично обошел дворец и парк с Кристаллом Поиска, но ничего не нашел. Илларион же посоветовал Клавдию молить Триединого о прощении, а не думать о мирском на краю пропасти. Кардинал, расценив это как совет держаться подальше от здания, предыдущие хозяева которого в одночасье погибли необъяснимой и страшной смертью, вывез из комнат все, что представляло хоть какую-то ценность, заколотил окна и двери и запер ворота. Так стремительно зарастающий парк оказался в полном распоряжении бродячих собак, кошек, птиц и насекомых.
Никто и не подумал обратить внимание на крупную бабочку, перелетевшую через высокую ограду и устремившуюся в центр запущенного лабиринта. Когда-то там бил фонтан, украшенный скульптурой мраморной лисицы, теперь бассейн был сух, а на его краю сидели двое. Стройный голубоглазый человек задумчиво поигрывал кинжалом, его собеседник, как две капли воды похожий на снящегося всем арцийским прознатчикам и стражникам маркиза Гаэтано, грыз травинку и смотрел в выгоревшее летнее небо.
— Рене, — окликнул он приятеля, нехорошо улыбнувшись, — а ведь уже полдень! Книга Книг опять соврала.
— Арде, — голубоглазый вбросил кинжал в ножны. — Итак, Антипод, коему после свершения Последнего Греха должна была достаться Тарра, так и не явился, и отпущенные ему семь месяцев, семь дней и семь ор прошли. Жаль, но, похоже, любимое пугало церковников сродни Звездному Старцу note 36. Зря я задержался.
— Ты успеешь, им еще плыть и плыть.
— Верно, — откликнулся Рене, — но пойти на поводу у этой писанины было глупо. О, кого я вижу!
— Меня, — сообщила бабочка, спускаясь на траву и принимая человеческий облик. — И что б вы без меня делали?
— Серпьент, — золотисто-зеленоватые глаза «маркиза Гаэтано» слегка сузились, — ты был в храме?
— Был, — самодовольная физиономия Крапивника сразу поскучнела, — отвратительное место. Дохлое. Елка, и та завянет.
— Ты сделал все, как надо?
— Если не доверяешь, сам бы и лез в эту осень, — огрызнулся Кулебрин. — Этот ваш лиловый ночи напролет стоит на коленках, пялится на стенку и себе под нос бормочет.
— А что со стенкой?
— Мокрая она.
— Мокрая?
— Ага, в потеках. Развалится эта дрянь скоро, точно говорю! Вот шуму-то будет… Хорошо б этого лилового придавило, ненавижу.
— Почему? — быстро переспросил Скиталец.
— А потому, проешь его гусеница, что важный очень. И тупой, как замшелый пень. Жизни нет давно, а торчит, да еще дрянь всякая в нем гнездится.
— Серпьент, — спокойно сказал Рене, — смотри на меня. Внимательно смотри. Что ты видишь?
— Бум-бум-бум, — Крапивник нахмурился. — Врешь! Быть не может!
— Может, — губы Скитальца дрогнули в улыбке, — ты сказал, в Илларионе нет жизни? Он похож на меня? Хоть чем-то?
— Нет, — Кулебрин был на удивление краток, — ничего похожего. Ты все равно наш, таррский, а этот чужой. Такой чужой, что чужее не бывает. Может, ты и умирал, но ты живой, а этот хоть и не сдыхал, а дохлый. А больше ничего сказать не могу. Разит там чем-то, внизу особенно.
— Не кровью?
— Кровь была, но высохла, только пятна на стенках остались… Много пятен. Ну, не знаю я, что там такое! Слушайте, может, вы все это спалите, а? А я потом сверху крапиву выращу, и всем хорошо будет. Или
