Глава 1. ТРОНКО НАДОР
1
На пороге стоял кабан, можно даже сказать, вепрь. В олларианской сутане и ботфортах со шпорами. Рыла с того места, где сидела Матильда, было не разглядеть, но широченные плечи, достойный их зад и стоящая дыбом щетина впечатляли. Ее высочество восхищенно охнула. Кабан развернулся, рыла у него не оказалось, вместо него торчал внушительный, впору хоть алату, нос, от которого двумя волчьими хвостами расходились черные с проседью брови. Щек, лба и подбородков, впрочем, тоже хватало.
- Это и есть овца заблудшая, но изловленная? - вопросил олларианец и почесал нос. - Хороша без меры!
- Не знаю, где здесь овца, - с достоинством произ несла принцесса, - но лично я вижу хряка.
- Сударыня, - пояснил откуда-то из-за кабаньей спины Дьегаррон, - разрешите вам представить его преос вященство Бонифация, епископа Варастийского и Са- граннского.
Принцесса хмуро оглядела ввалившееся чудище. Вблизи святой отец выглядел не лучше, чем издали. И это после Адриана и Левия…
- Я принадлежу к эсператистской церкви, - отрезала Матильда. - И не собираюсь на старости лет впадать в ересь.
- Не гневи Создателя! - потребовал незваный гость, нагло разглядывая сестру алатского герцога. - Тебе до старости, что из Тронко до моря Холтийского на своих двоих, ибо что для чахлой пажити - осень, для тучной - лето, и колоситься ей до снегов к радости пахаря.
Кто бы говорил о тучности, а это брюхо с бровями могло бы и помолчать!
- Генерал, - церемонно произнесла Матильда, - вы просили обращаться к вам, если у меня возникнут затруднения. Они возникли. Уберите этого еретика из моей столовой или дайте мне пистолет.
- Сожалею, сударыня. - Дьегаррон с трудом сдерживал усмешку, так что два пистолета было бы в самый раз. - Но я не могу поднять руку на духовную особу. К тому же после раны мне с ней не справиться.
- Не предавайся самообману, чадо, - пророкотала духовная особа, шаря взглядом по комнате, - ты не управился бы со мной и будучи здоровым.
- Не могу сказать наверняка, так как не пробовал, - блеснул глазами генерал, - но и вы в таком же положении.
- Нет равенства меж смотрящим с горы и блуждающим в низине. - Толстяк запустил лапу в карман и извлек оттуда монету. - Подняв руку на пастыря своего, ты был бы посрамлен и унижен, как унизится презренный металл в руках бескорыстных…
Епископ сжал пальцы, красная рожа стала вовсе багровой. Запахло пережаренным луком и касерой.
- Маркиз, - светским тоном осведомилась принцес са, - вам не кажется, что становится душно?
Дьегаррон пожал плечами. Искореженная монета шлепнулась на скатерть, Матильда не сразу узнала кобрий[10] его величества Дивина. Непристойно изогнутый павлин надменно тыкался носом в собственный хвост.
- Так и будет! - возвестил епископ. - А теперь отве чайте, дети мои, и ты, душа заблудшая, отвечай. Пили ли вы сегодня или же провели день в праздности и тоске мерзопакостной и неподобающей?
2
Вечер мало отличался от дня: та же воющая серая мешанина за стенами, те же пляшущие по стенам тени, горечь загоняемого ветром назад, в трубы, дыма, назойливые собачьи плачи, сквозняки и тоска. Вьюга не унималась шестой день, заваливая Надорские холмы сухим, колючим снегом. Во дворах еще можно было дышать, но выбравшийся из-за прикрытия стен рисковал задохнуться или, того хуже, быть заживо похороненным. Это понимала даже Айрис, впрочем, молодая герцогиня к здешним буранам привыкла. Сменившая гнев на милость в отношении южанок Хетер клялась, что в день рождения Айри мело еще хлеще, а старый Джек, вопреки песьим пророчествам вставший на ноги, вспоминал бурю, обрушившуюся на Надор в год смерти старой герцогини. Тогда мело без передышки больше месяца, но Луизе с лихвой хватило и недели.
- Мама, - одетая для ужина Селина отложила щипцы для нагара и вздохнула, - Джек говорит, вьюга не кон чится еще дня три.
- Да хоть восемь, - бодро улыбнулась Луиза. - Луч ше снег, чем мороз. Метель снаружи, а холод в любую щель пролезет, ну а дыр тут, сама видишь… Не замок, а решето!
Дочка погладила жемчуг на шее и промолчала. Скучает по Левфожу или просто не по себе? Лучше бы скучала…
- Мы с тобой никогда такой зимы не видели, - капи-танша деланно зевнула и поднялась, - вот и заскулили. У меня шнуровка разошлась, посмотри, пожалуйста.
- Сейчас.
Госпожа Арамона повернулась спиной к дочери и уткнулась взглядом в окно. Джоанна каждое утро честно открывала внутренние ставни, но сегодня это явно было лишним. Нет, Луиза ничего не имела против снега, когда тот лежал смирно или лениво кружил в свете фонарей, но кипящее серое варево пугало. И еще пугала моль, вернее, ее отсутствие.
Проклятые серые бабочки в один прекрасный день принялись дохнуть и сдохли все до единой. Замок словно запорошило серым пеплом, и ничего хорошего в этом не было, как и в проклятущих псах, которых по случаю ненастья пустили на кухню и в конюшни, а поганцы скреблись в двери и выли, тревожа лошадей.
- Это волки, - объясняли слуги, - подобрались близ ко к замку и справляют свои свадьбы.
Луиза выходила на двор и слушала - сквозь свист ветра и впрямь прорывались дальние голоса. Возможно, это были и волки, но четыре свечи в спальне госпожи Арамона и в комнатах Айри и Селины не гасли ни днем ни ночью. Надорцы терпели: то ли привыкли, то ли сами боялись.
- Мама, - объявила Селина, - тебе показалось. Все в порядке.
- Ты уверена? - Разумеется, в порядке, Эйвон всегда затягивает на совесть, но дочке нечего смотреть в угол и теребить ожерелье. - Айрис на конюшне?
- Да… Мама!
