– Может её Цыганков унёс? – предположил Коля.
Предположение нельзя было считать беспочвенным, однако, хозяйка запротестовала. По ее словам выходило, что Кучерявый никогда не брал чужого, а брал только государственное, да и то если это государственное стоило более ста тысяч долларов. А красная цена Стингеровой цепи – десять баксов.
– За кого ты нас принимаешь?! – возмутился Портсигаров. – Стали бы мы за десять долларов ноги бить. У нас по вашей милости грандиозный проект на миллион долларов срывается.
– Знаю я твои миллионы, Портсигаров, – пренебрежительно отмахнулась Примадонна. Ни один приличный человек не станет с тобой связываться.
– Вот как, – зловеще процедил сквозь зубы Портсигаров. – Вы, сударыня, ещё пожалеете, что оскорбили честного художника. Ибо за моей спиной силы, о которых вы понятия не имеете.
– Ах силы за твоей спиной, – вперила руки в боки Примадонна. – Уж не этого ли паршивого кобеля ты имеешь в виду?
– Остановись! – в ужасе всплеснул руками Портсигаров и понизил голос до шёпота. – Это не кобель, это сам Джульбарс, шаман Каймановых островов. Личность загадочная и противоречивая. Знаю одно: оскорбления он тебе не простит.
– Он меня ещё пугать будет в собственном доме, – взъярилась Примадонна и грозно надвинулась на Портсигарова. – Вали отсюда, чтобы духу твоего здесь не было.
– Мы уходим, – гордо сказал шоумен. – А что касается духов, то это не по моей части. Но думаю, главный шаман Каймановых островов не оставит тебя своим вниманием.
Джульбарс в подтверждение прозвучавших угроз очень вовремя гавкнул, после чего первым двинулся к выходу, всем своим видом выражая глубочайшую обиду. Следом за шаманом-оборотнем удалились и оскорблённые грубым приёмом гости. У порога Портсигаров остановился и обернувшись к хозяйке сказал голосом театрального Мефистофеля:
– Сатана здесь правит бал. Ха-ха.
Вслед гостям понеслись прощальные слова, самым ласковых из которых было слово «придурки». Но «придурки» брань проигнорировали и не пожелали опускаться до примитивного тусовочного скандала.
– Красиво ушли, – восхищённо прицокнул языком Коля. – Зато дело не сделали, – вздохнул Портсигаров, садясь за руль «Мерседеса». – Иес, – подтвердил Стингер. – Ноу Ти Ви без шаманова амулета.
– Далась тебе эта железяка, ей богу! – возмутился Коля. – Не скажи, – покачал головой Портсигаров, выруливая на столбовую дорогу. – Что-то в железяке есть, если за ней устроили охоту.
– Да какую охоту, – нерешительно махнул рукой Коля. – Аристарху скажи спасибо, – огрызнулся Портсигаров. – Теперь в чьих-то глазах мы участники заговора генералов во главе с Инструктором. – Вот влипли, заиньки мои, – ахнул Коля. – Надо немедленно к Сосновскому ехать с покаянным словом.
– Нет, брат, шалишь! Портсигарова не запугаешь! Зато мы под этот заговор много чего сможем выбить. Сдаётся мне, что это сам Сосновский мутит воду.
Более Портсигаров ничего к сказанному не добавил, да и Коля, расстроенный открывшейся сутью вещей, притих. Балабанов анализировал обстановку. Па всему выходило, что нудист был связан с кучерявым Цыганковым. И слежку они вели за Гонолупенко и Балабановым. Не исключено, что Цыганков капитана опознал и теперь пытается выйти на него через Инструктора.
Своими размышлениями Балабанов поделился только с Гонолупенко. Сержант почесал за ухом и кивнул головой:
– Прятаться не будем. Я постараюсь проследить Кучерявого, а ты тряси Марианну. Должен быть от неё ход на Лысую гору.
– Да какой там ход, – махнул рукой капитан. – Марианна самая обыкновенная баба. – Обыкновенных баб не бывает, – сказал Гонолупенко, пожимая на прощанье руку капитану. – Все они ведьмы. А твоя ведьма особенная. Её не раз к Папе приглашали. И на политическую кухню она вхожа. Налимов вокруг неё крутился и даже консультировался, по нашим сведениям.
Кто такой Налимов, сержант Балабанову не сказал, а тот оглушенный сведениями, порочащими Марианну, забыл у него спросить. Но фамилия в голову капитану запала, и он даже испытал к этому неизвестному господину чувство очень похожее на ревность.
У Балабанова к Марианне накопилось много вопросов, но, к сожалению, задать их не пришлось – хозяйки не было дома. Отсутствовали и оба Хулио, так что капитану за весь вечер не с кем было словом перемолвиться. На лежащую на столе бумажку он не сразу обратил внимание, хотя предназначалась она ему. Записка прямо-таки потрясла сибиряка своей простой до жуткой таинственности сутью. Марианна писала: 'Я на шабашке, дорогой Коломбо. Котлеты в холодильнике, макароны на плите. К утру буду.
Весь вопрос был в том, чем считать «шабашку»: левой работой или малым шабашем ведьм? Ответить капитану могли бы жуткие личины, развешанные по стенам гостиной, но у него не хватило духу обратиться к ним за советом. Сидеть среди этих предметов таинственного культа Балабанову было жутковато, и он отправился на кухню, потрошить холодильник. Котлеты с макаронами Балабанов съел, но, к сожалению, сомнений его они не рассеяли.
Промаявшись в раздумье часа полтора капитан пришёл к неоспоримому выводу, что утро вечера мудренее, а потому и завалился спать, утомлённый тяжело прожитым днём. Снились Балабанову не то, чтобы кошмары, но довольно странные вещи. Вроде бы, безобидные двери вроде бы совершенно обычного шкафа открылись, и в комнату вошел сутулый господин небольшого роста. В лунном свете лицо господина смотрелось синеватым, однако живость движений указывала, что перед Балабановым не покойник, хотя не исключено, что вампир. Во всяком случае, капитан не очень удивился, если бы на лысом черепё пришельца обнаружились рожки.
– Вы кто такой? – нагло спросил вампир, пристально вглядываясь в Балабанова. – А вы кто такой? – не остался в долгу капитан.
– Я гость, – глупо хмыкнул сутулый. – А где Марианна? – Марианна на шабаше, – отозвался Балабанов. – А я поставлен, вход охранять.
Последнее было ложью, но капитан, обнаружив, что разговор происходит не во сне, а наяву, решил не слишком церемониться с гостем.
– Вы от Налимова? – спросил незнакомец. – А вам какое дело? – огрызнулся капитан.
– Я не вмешиваюсь, – хихикнул ночной посетитель. – Я и Марианне говорил, что не претендую на её любовь.
Смех незнакомца Балабанову не понравился, как не понравилась и хитренькая физиономия. Чувства свои капитан не стал скрывать от гостя.
– Вы совершенно напрасно беспокоитесь, – заюлил вампир, заметивший недовольство собеседника. – Я ведь допущен в круг Семьи. Знаком и с Налимовым. А вчера мне сам Волокушин руку жал. И в сеансах я тоже участвовал.
– В шабашах, что ли? – сообразил Балабанов. – Можно сказать и так. Астрология, знаете ли. Магия, женская интуиция. А вы кого охраняете?
– Я не только охраняю, но и перевожу. Меня приставили к одной знаменитости по фамилии Стингер.
– Стингер, – задумчиво протянул вампир. – Знакомая фамилия. – Его весь мир знает. А у нас он с секретной миссией и не один: Оборотень при нём. В виде чёрного пса. А на самом деле это главный шаман Каймановых островов.
– И зачем они к нам пожаловали? – Ищут контакт с нашей нечистой силой, в смысле с астрологами. – Зачем?
– Откуда же мне знать, – развёл руками Балабанов. – Амулет они ищут. Вроде бы в той цацке заключена огромная сила, и кто ею владеет, тот всем миром правит. Амулет этот у них спёрли. И эта штуковина сейчас в руках у Цыганкова. Шаман-оборотень прямо-таки рвёт и мечет.
– Ситуация, – задумчиво протянул пришелец. – А Налимов в курсе? – Не знаю. Мне сказали переводить, вот я и перевожу.
Незнакомец заволновался, засеменил по комнате, забубнил что-то себе под нос. Балабанов разобрал только слова «Налимов» и «надует, сукин сын». – Заговор у них против Сосновского, – решил подбросить дровишек в костёр Балабанов. – Собственными ушами слышал.
– У кого? – насторожился пришелец. – У Хромого, Кучерявого и Киндера, – пояснил Балабанов. – Генералов там была целая куча. Сидят при свечах и бубнят: с Бамутом пора кончать, с Абрамовичем пора кончать, пора кончать с Березовским… – С Сосновским, – поправил пришелец. – А мне без разницы.
Незнакомца слова Балабанова взволновали не на шутку, ему, судя по всему, было не без разницы.
– Извините, что я вас побеспокоил, – спохватился вдруг вампир. – Никак не ожидал вас здесь встретить. Всего хорошего.
Балабанов раскрыл было рот для вопроса, но задавать его уже оказалось некому: сутулый незнакомец исчез словно растворился в воздухе. Потрясённый его прытью капитан довольно долго хлопал глазами, а когда пришёл в себя, думать о преследовании было уже поздно. Тем не менее, Балабанов включил свет и тщательно исследовал помещение. Собственно, ничего нового и интересного в комнате он не нашёл. Вся мебель, стол, стулья, кровать были на своих местах. Разумеется, на своём месте был и шкаф, тяжёлый, большой, старинный, таких сейчас точно не делают.
Балабанов довольно долго изучал шкаф снаружи, попробовал даже отодвинуть его от стены, но безуспешно. Шкаф был то ли слишком тяжел, то ли просто крепко вделан в стену, во всяком случае, он даже не шевельнулся в ответ на прилагаемые нехлипким сибиряком усилия.
Устав бороться с упрямым шкафом, Балабанов открыл дверцы и вошел внутрь. Шкаф был вместителен, но пуст. Крючок здесь был всего один. Не долго думая, Балабанов потянул за крючок, и случилось чудо.
Под ногами неосторожного исследователя что-то тихо загудело, и неподвижный доселе пол медленно пополз вниз. Балабанов стоял, ни жив, ни мёртв, тупо уставившись в то место, где по его расчётам должен быть выход. Лифт опускался, но куда и на какую глубину, этого капитан вычислить не мог, хотя в душе надеялся, что везут его всё-таки не в преисподнюю, то есть тот самый Низ, который, если верить сержанту Гонолупенко, находился аккурат под канализацией. Собственно, и в дерьмо Балабанова тоже не слишком тянуло, но, положа руку на сердце, он, безусловно, предпочёл бы оказаться в канализации, но никак не ниже.
Лифт остановился. От ударившего в лицо света Балабанов невольно прикрыл глаза. Если судить по запаху, то попал он не в канализацию. Серой здесь тоже не пахло, и обнадёженный сибиряк открыл глаза. Прямо под его ногами стелилась ковровая дорожка, а стены помещения, куда он ненароком угодил, были отделаны мрамором. Огромный тоннель был пуст, но ярко освещён. Балабанов вспомнил слова Гонолупенко о подземных эскалаторах, которые ведут туда, где Папа работает с документами, а его дочь гремит горшками, и приободрился.
Сибиряк шёл по ковровой дорожке вот уже минут двадцать, но ни одной живой души так и не встретил. Никто его не окликнул, не потребовал документы, не обозвал самозванцем, а возможно и диверсантом, и не отправил, куда следует. Впрочем, ничего таинственного и даже просто заслуживающего внимания Балабанов в этом тоннеле пока что не обнаружил. Воздух же здесь был посвежее, чем на столичных улицах.
Нельзя сказать, что Балабанов пришёл в ужас от царивших вокруг тишины и безлюдья, но первый же попавшейся на пути двери он обрадовался так, как радуется человеческому жилью путник много дней бродивший по пустыне. Помещение, в котором оказался Балабанов, скорее всего было подсобным. Об этом говорили пустые вёдра, щётки, и швабры, в которых он едва не запутался. Капитан собрался уже было поворачивать оглобли, но тут обнаружил ещё одну дверь, которая вывела его на лестницу. Лестницу, кстати говоря, весьма солидную, слегка потёртую за минувшие годы подошвами многочисленных посетителей, но, по прикидкам Балабанова, способную ещё тысячу лет простоять. Эта лестница вселила в сибиряка надежду, что загадочная номенклатурная тропа вывела его в места если не обетованные, то, во всяком случае, людные. На это указывали и приглушённые голоса, доносившиеся сверху. Голосам Балабанов обрадовался, но сломя голову на людской зов не бросился. В это роскошное здание провинциала никто не звал, а потому и не было уверенности, что ему обрадуются.
