– Уже есть, раз её антигосударственная деятельность отмечена в приказе министра. А вот тут прямо написано – «взято под контроль главой государства». По нынешним временам это не шутка – десятки генералов останутся без погон, если мы с тобой оплошаем. Да что там генералы, политический кризис нам обеспечен. Ты нынешние новости смотрел?
– А что такое? – похолодел от дурных предчувствий Балабанов. – Молодёжные погромы на улицах Москвы. Как, по-твоему, должны реагировать на это руководители партии и государства?
– Найти зачинщиков и организаторов, – пожал плечами Балабанов. – Правильно, – обрадовался чужой понятливости Гонолупенко. – Вот генералитет их и нашёл. А наша с тобой задача, врагов отловить и представить обеспокоенному электорату.
– Скинхедов?
– Ну что это за опасность, прости господи, для уважающего себя государства – скинхеды, – поморщился Гонолупенко. – Бритые сопляки в наколках. Такими только торговок семечками пугать. Нет, брат, нам грозит серьёзная опасность. Настолько серьёзная, что своими силами мы с ней никак не справимся. Против призраков надо ополчать всё цивилизованное человечество. Задачу уяснили, майор Балабанов?
Балабанов уяснил. Задачу ему, разумеется, поставил не лейтенант Гонолупенко и даже не министр – задачу поставило само время. Можно было конечно сетовать на дурость простого народа в лице Хулио-Игнасио, с его глупыми суевериями, на безответственность отечественной интеллигенции в лице Портсигарова и Химкина, сотворивших, с невольной подачи самого Балабанова, очередную видимость, но пользы от такого сетования никакой. Портсигаров прав: видимость в очередной раз оказалась для власть предержащих нужнее реальности, а следовательно, кровь из носу, должна быть подтверждена фактами. Машина заскрежетала своими шестерёнками, с наглой претензией перемолоть не одну человеческую жизнь. Самое страшное, что остановить эту машину не сможет, пожалуй, уже никто, ни генералитет, ни министр, ни даже сам президент. А майору Балабанову не остаётся ничего другого, как либо стать одним из винтиков этой машины, либо разделить участь тех, кто станет жертвой Молоха, жуткого чудовища, живущего своей непонятной ни простым смертным, ни власть предержащим жизнью.
Лейтенант Гонолупенко упаднические настроения майора Балабанова не разделял. По его мнению, никакого Молоха не существует в природе, а есть просто данность, человеческая цивилизация, которой для нормального существования нужны не только реалии, но и мифы, не только вожди, но и фантомы. И роль последних если не всегда, то очень часто оказывается значительней и весомей, чем роль реальных, наделённых властью людей. А в данной конкретной ситуации ещё большой вопрос, кто является шестерёнками и винтиками, Гонолупенко с Балабановым или Вова с Жорой.
Балабанов претензию внука шамана на мировое величие расценил как психопатию, на что Гонолупенко даже не обиделся. И, в общем, был прав: а кого, собственно, в нынешнем сумасшедшем мире можно считать нормальными?
– Значит так, – сказал Гонолупенко, подвигая к себе лист бумаги и беря в руку авторучку. – Цель организации мы знаем – власть над цивилизованным человечеством. Имена вождей нам тоже известны. Остаётся внедрить к ним агентов. Подходящие люди у меня на примете есть.
– Подожди, – спохватился слегка ошалевший от дум Балабанов, – от кого ты узнал имена вождей? – От деда Игната. Значит так: некто Рамодановский, по кличке Князь-кесарь, некто Скуратов, по кличке Малюта, и некто Берия, по кличке Лаврентий. – Ты что, с ума сошёл! – возопил Балабанов. – Где мы их найдём в нынешней Москве. – Ну, не найдём, так ликвидируем, – утешил начальника лейтенант Гонолупенко. – Больше оптимизма, товарищ майор. Правоохранительным органам не в первой работать с фантомами.
То, что не впервой, Балабанов даже и не спорил, но тут ведь имена самые что ни на есть неподходящие. Это же исторические персонажи, о которых у нас знает каждый школьник.
– Ну и что? – пожал плечами Гонолупенко. – В Европе поймали террориста по имени Ильич. Представь себе, никто даже не удивился. Посадили как миленького. А тут подумаешь князь-кесарь, да у нас и не такие сидели.
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Балабанов. – А агентов ты где найдёшь? – А зачем их искать? – удивился Гонолупенко. – Портсигаров, Коля, Химкин, ну и мы с тобой внедримся в случае острой нужды, чай вам не привыкать.
Балабанов взял исписанную четким и красивым Гонолупенковским почерком докладную, тихо ужаснулся её содержанию и побрёл к подполковнику Оловянному, которого расторопность подчинённого приятно удивила. Однако, прочитав опус, состряпанный подчиненными, он впал в задумчивость.
– А нельзя ли сократить количество агентов?
– Нельзя, – раздражённо отозвался Балабанов. – Мы их не к скинхедам засылаем.
– Субсидии дополнительные потребуются, – поморщился Оловянный. – А у нас с бюджетом напряжёнка.
– Так не те люди, чтобы работать даром, – согласился с начальником Балабанов. – Пусть подбросят из президентского фонда. Опасность-то не шуточная. – Подведёшь ты меня под монастырь, майор, – затрясся от нехороших предчувствий Оловянный. – Могли бы хоть имена этим «призракам» подобрать поскромнее. – Так не я их подбирал, – возмутился Балабанов. – История.
Подполковник Оловянный спорить со старушкой историей не решился, но у Балабанова всё-таки теплилась надежда, что где-то там наверху, быть может в президентской администрации, найдутся люди, которые распознают в докладной записке бред свинячий и дадут отмашку, которая пусть и обернётся для майора Балабанова записью в личном деле о неполном служебном соответствии, но всё же снимет камень с его души.
Эта надежда теплилась в майоре аж до полвторого ночи, а потом разлетелась на куски вместе с тишиною, потревоженной всё теми же звуками шагов на лестнице в районе второго этажа. Балабанов отмобилизовался мгновенно. То бишь соскочил с постели, натянул на всякий случай штаны и, прихватив пистолет, решительно направился к двери. Выскочить на лестничную площадку он собирался как раз в тот момент, когда шаги зазвучат подле его дверей. Как ему казалось, рассчитал и сделал он всё вроде бы правильно, но, увы, шаги уже звучали этажом выше, а спустя короткое время послышался знакомый уверенный стук в дверь.
Разочарованный Балабанов даже не стал подниматься на следующий этаж, в очередной раз признавая своё поражение.
После всего пережитого на лестнице Балабанову захотелось пить, и он отправился на кухню. Прежде чем залезть в холодильник, где стояла бутылка минеральной воды, Балабанов бросил рассеянный взгляд в окно и вздрогнул, поражённый открывшимся зрелищем. Подле дверей его подъезда стоял «Воронок», абсолютно такой же, как в немалом числе фильмов на тему тридцатых годов, виденных Балабановым в кинотеатрах и по телевизору. И в довершение ко всему на лестнице опять зазвучали шаги, на этот раз кто-то спускался, столь же уверенно, как и поднимался.
Потрясённый и донельзя заинтересованный Балабанов вновь метнулся к выходу. И в этот раз он опоздал, но опоздал самую малость и мог собственными расширенными от удивления глазами наблюдать, как двое людей в синих галифе и защитного цвета гимнастёрках без погон ведут, придерживая за локти полноватого человека среднего роста в коричневом костюме и с шляпой в руке. Заслышав шум за спиной, полноватый оглянулся и бросил на Балабанова затравленный взгляд.
– Вам чего, гражданин? – лениво спросил один из гэпэушников, щуря в сторону майора наглые глаза.
– Да вот покурить вышел, – растерянно произнёс Балабанов. – А что, нельзя? – Пока можно, – холодно отозвался второй гэпэушник и подтолкнул небрежно в спину свою жертву.
Балабанов пребывал в полной растерянности. Возможно, надо было вмешаться, но с другой стороны – а по какому праву? К тому же майор забыл пистолет на холодильнике. И вообще – не станешь же стрелять в своих, выполняющих государственной важности работу. Пока Балабанов размышлял, можно ли считать своими гэпэушников тридцатых годов, вздумавших ни с того, ни с сего возобновить карательные мероприятия в начале двадцать первого века, звуки шагов смолкли.
Балабанов метнулся на кухню к окну и успел зафиксировать зорким милицейским глазом, как от подъезда отъезжает «Воронок», внушающий почти мистический ужас нашим гражданам. Майор не стал пить минеральную воду, а хлопнул молодецки полстакана водки для успокоения расстроенных визитом призраков нервов. Неврастеником майор Балабанов никогда не был, более того никто в его роду не страдал психическими расстройствами. Даже алкаши среди его близких родственников не числились. Хотя пьющие, разумеется, были. Откуда же тогда взялись эти гэпэушники? Кошмар какой-то. Поверить до конца в привидения ему мешало атеистическое воспитание, полученное в советские годы. В конце концов, какую бы там лапшу он не вешал на уши подполковнику Оловянному, мы всё-таки Россия, а не Англия, чтобы у нас вот так запросто по столице расхаживали призраки, пусть и в форме солидной организации, каковой бесспорно можно считать ГПУ-НКВД.
Выходит, правы оказались генералы из Управления, которые поставили «призраков» впереди скинхедов, возможно опираясь на пока ещё недоступную Балабанову, но полученную из надёжных источников информацию. Очень может быть, что такая организация действительно существует, наводя ужас на обывателей. Менее всего виденные майором гэпэушники были похожи на привидения. Очень хорошо откормленные и по внешнему виду тренированные ребята.
Чуть ли не до утра, перейдя с водки на минералку, майор Балабанов анализировал ситуацию. Совсем уже под утро ему в голову пришла шальная мысль, что, очень может быть, таким вот странным образом над ним подшутили друзья-шоумены. С этих, пожалуй, станется. Слегка успокоенный удачной мыслью Балабанов отправился спать, утешая себя народной мудростью, что утро вечера мудренее.
Увы, никаких разумных ответов от наступившего утра он так и не получил. Скорее уж дело окончательно запуталось и стало принимать фантасмагорические формы. Портсигаров и Коля, срочно вызванные для дачи показаний на Балабановскую квартиру, были ошарашены ночным происшествием не меньше майора. Гонолупенко, выполняя профессиональный долг, уже опрашивал соседей, а шоумены всё никак не могли успокоиться, в десятый раз выпытывая у окончательно сбитого с толку Балабанова подробности.
– Не был я пьян, – стоял на своем Балабанов. – Разве что рюмку водки выпил во время обеденного перерыва в Думе.
– Может, водка была отравленной? – предположил Коля. – Ты соображай, что городишь, – возмутился Балабанов. – Это же можно сказать не просто забегаловка, а святая святых всей демократической системы. Не станут там палёную водку продавать.
– Ну, это положим, – поддержал Портсигаров Колю. – Если взять в расчет законы и постановления, которые они там принимают, то совсем уж сбрасывать со счетов подобное предположение никак нельзя. Очень может быть, что наши доблестные органы опять проморгали крупномасштабную диверсию. Сейчас, брат, такие порошочки выпускают в секретных и не очень лабораториях, что увидишь не только гэпэушников, но и опричников Ивана Грозного.
После этих слов знающего человека Балабанова прошиб холодный пот. Организация, которую он по простоте душевной считал несуществующей, стала принимать грозные прямо-таки пугающие очертания. Чтобы решиться на диверсию в Думе, надо, обладать поистине невероятной наглостью и огромными возможностями.
Вернувшийся с оперативного задания Гонолупенко доложил, что никто из соседей «Воронка» не видел, о гэпэушниках не слышал, и вообще – моя хата с краю, я ничего не знаю.
– По глазам вижу, что врут, а ухватить не за что, – вздохнул Гонолупенко. – Запугали, – констатировал Коля. – Что, в общем-то, и неудивительно.
